Мари Бреннан - Обращая сумрак в свет [litres]

Подобно им четверым, мы в слепоте своей не замечали ядовитой гадюки у самого сердца. Но теперь, когда все сделалось ясно, зная то, чего не знали прежде, мы еще можем отыскать путь к силе и мудрости.

Согласно кивнув Кудшайну, я встряхнулась, взяла себя в руки и снова уселась за стол. Кора, неуверенно переступив с ноги на ногу, хрустнула пальцами и повернулась к двери.

Однако сомнений у меня более не оставалось. Ей вовсе незачем было составлять и приносить нам свой каталог. Ей вовсе незачем было рассказывать об узнанных ею табличках. Должно быть, Гленли ошибся, собирая свой «клад», а может, решив прибавить находке грандиозности, дополнил ее чем не следовало и не подумал о том, что собственная же племянница заметит лишнее. Так или иначе, не стоило ему соглашаться на отправку табличек Картерам… однако такие оплошности – вполне в духе ему подобных. Он ведь не языковед и не археолог, он – просто охотник за древностями, не понимающий их истинной ценности. Неудивительно, что миссис Кеффорд так злилась на него там, в Чизтоне.

А вот Кора… Кора – совсем другое дело.

– Куда ты? – окликнула я ее, пока не ушла. – Вместе мы все это начали, вместе и до конца доведем.

Снова созвали сестры людей вместе – к походу готовиться. Ималькит обучила других искусству плавить металл, лить крепкие наконечники для стрел и копий, ковать тяжелые топоры, точить острые мечи. Ее топорами рубили люди деревья, чтоб не угас огонь созидания, и пылали кузнечные горны день и ночь напролет, так что дымы их едва не затмили свет Озаряющего Мир.

Но Ималькит на этом не успокоилась. Пустила она в дело свой острый ум, дала волю воображению, во снах новые мысли искать принялась. Сделала она чешую из металла, куда крепче, прочнее природной, а чешую ту нашила на одежды из кож, чтоб уберечь людей от вражеского оружия. Сделала она луки, да такие, что только четверо воинов могли натянуть, а стрелы те луки метали дальше, чем видит глаз. Сделала она хитрые ловушки, что сдержат и сокрушат любого, кто против людей пойдет. Вооруженные всем этим, стали люди к походу готовы.

Нахри обучила других искусству пахать, сеять зерно, орошать поля, дабы земля приносила плоды по их повелению. Выжгли люди леса, расчищая земли под пашни, трудились в полях день и ночь.

Но Нахри на этом не успокоилась. Пустила она в дело свой изрядный ум, дала волю воображению, во снах новые мысли искать принялась. Смолола она рожденное из земли зерно в порошок, а из порошка того наделала, напекла лепешек, чтоб воинам с собою нести. Поместила она плоды земли в горшки с гилхой, чтоб не брала их гниль. Закоптила она в дыму мясо скота, чтоб стало оно сухим и не протухло в пути. Получив все это, стали люди к походу готовы.

Самшин же искала среди людей тех, кого взять ей с собой. Искала среди людей на севере, искала среди людей на западе, искала среди людей на востоке и так […] тех, кто пойдет за ней даже на гибель.

Но на этом она не успокоилась. Пустила Самшин в дело свой сильный ум, дала волю воображению, во снах новые мысли искать принялась. Нашла она трех, готовых за нею последовать, а звали их Тахбат, Парцель и Сайбах [62] Вот это – явно корни трех военных орденов, известных по классическому периоду, называвшихся «Тахаба», «Парц» и «Зайба». Правда, считать основательниц, как и четверых из одной скорлупы, реальными историческими личностями никаких оснований, скорее всего, нет – тем более, что имена их в переводе означают «золото», «ртуть» и «железо», – но, тем не менее, описание происхождения этих орденов, налицо. По меньшей мере, мифическое. – К. Морнетт однажды излагал мне гипотезу, будто названия орденов происходят именно от этих слов. То-то, должно быть, радовался, обнаружив, что прав оказался. – О. К. . С ними отправилась Самшин в безлюдную глушь. Там они выследили и истребили много газелей, а мясо их разложили на открытом месте, чтоб приманить иссуров. Покончив с этим, Самшин и три ее верные спутницы спрятались среди камней.

Вскоре к приманке слетелось столько иссуров, что небо потемнело, как среди ночи. Спустились они на землю, мясо есть принялись. Была у Самшин с собою трава. Ималькит ту траву отыскала, а Нахри для Самшин вырастила. Положила Самшин в мясо этой травы, и иссуры, поевши мяса, сделались усталыми, неповоротливыми.

Тогда вышла из-за камней Самшин со своими тремя, а в руках держали они крепкие, свитые в кольца веревки. Накинули они те веревки иссурам на головы и туго их затянули. Взъярились иссуры, как буря, рванулись прочь из петель. Но съеденная трава сделала их усталыми, неповоротливыми, и склонили иссуры головы перед Самшин с тремя верными спутницами.

Однако Самшин и на этом не успокоилась. Тахбат смастерила для морд иссуров узду, чтоб направлять их полет. Парцель смастерила для спин иссуров седла, чтоб ехать на них верхом. Сайбах смастерила для шкуры иссуров бичи, чтобы внушить им покорство. Оседлала Самшин самого большого и сильного, в одну руку узду взяла, в другую же – бич, и взвились они с земли в небо, точно язык пламени. Начал иссур противиться всаднице. Четырежды изогнулся он, пять раз извернулся, шесть раз пробовал всадницу сбросить, но всякий раз Самшин стегала его бичом, и смирился иссур, покорился. После примеру Самшин последовали три ее верные спутницы. Так сделались они первыми, познавшими настоящий полет, первыми, подчинившими иссуров собственной воле [63] Нет, подтверждением тому, что царицы аневраи ехали в битву верхом на драконах, это служит не более, чем настенные изображения подобных сцен в храмах (на тех же изображениях царицы вчетверо превосходят ростом повергаемых ими врагов). Однако текст свидетельствует, что подобное деяние представляет собой некий идеал, далеко выходящий за рамки обычного изобразительного мотива. – К. Мотив превосходства. Твой народ умеет дрессировать мьяу и, в меньшей степени, драконов других пород, но достигается это куда более мягкими средствами. Здесь же изображается укрощение при помощи грубой силы. – О. К. .

Собрались люди десятитысячной силой [64] Определенно, численность преувеличена, так как речь здесь идет о доимперском периоде. – К. . Когда выступали они в поход, земля тряслась, дрожала от грохота их шагов. Когда останавливались они на ночлег, пламя костров их превращало ночь в день. Когда потрясали они оружием, казалось, будто в сторону юга повернула лик сама смерть. А в небе, над войском, летела вперед Самшин с тремя верными спутницами.

Так шли они к югу, в земли червей. Шли […] пышной травой, через реки, через пески, к подножью горы, поглотившей То, Что Весь Мир Озаряет.