Дилан Фэрроу - Безмолвные [litres]

– Я… – мой голос затихает. У меня ограниченная энергия для самовыражения, – спасибо, что помогли мне.

Катал уходит из поля зрения, и на мгновение кажется, что он что-то пишет. Но он быстро возвращается.

– Я сделал только то, что должен был, – говорит он наконец, – отдохни немного. Я навещу тебя снова, как только смогу.

Я медленно киваю, моя усталость берет верх. Я засыпаю под звуки удаляющихся шагов Катала. Когда звук затихает, я понимаю, что так и не спросила его, где нахожусь.

Меня будят приглушенные голоса в темноте. Я не могу разобрать слов, но это похоже на спор.

Мои глаза распахиваются, квадрат света становится менее расплывчатым. В двери комнаты прорезано маленькое окошко, и в потоке света я вижу профиль мужчины, разговаривающего с кем-то вне поля моего зрения.

– Равод?

Его тонкие черты искажены яростью, когда он говорит с другим человеком, подчеркивая каждое неразборчивое предложение жестами. Закончив, он смотрит в окно, и его глаза встречаются с моими.

– Шай! Ты меня слышишь?

– Я тебя слышу… – я пытаюсь дотянуться до него, но моя рука слишком тяжела, чтобы поднять ее, и я обнаруживаю, что веки также слишком тяжелы, чтобы держать их открытыми.

Должно быть, это сон, потому что, когда я снова открываю глаза, его там нет – только тоска и горе, такие сильные, что я боюсь, как бы они не поглотили меня. Мне снился Равод, и я отчаянно хочу верить, что он скучает по мне. Что он хочет быть рядом со мной так же сильно, как я хочу быть рядом с ним.

Должно быть, так оно и есть.

Туман некоторое время не спадает. Время от времени он расчищается, но моя голова все еще кажется забитой камнями и щебнем, и когда я пытаюсь собрать силы, чтобы отодвинуть их в сторону, я вспоминаю о вине, которая лежит под ними. Я бы предпочла быть похороненной заживо, чем испытывать то, что чувствую сейчас. Что я сделала.

Не знаю, сколько времени прошло, когда я слышу, как открывается дверь. Тихие шаги приближаются ко мне. Я слышу звон столового серебра о фарфор. Мой желудок громко сжимается. Не могу вспомнить последний раз, когда я что-нибудь ела.

– Ты голодна? – Имоджен сидит на краю моей кровати с миской дымящегося супа.

– Умираю с голоду, – отвечаю я, пытаясь выдавить улыбку.

– Это хороший знак! Моя мама всегда говорила, что хорошая еда – лучшее лекарство, – Имоджин помешивает суп, прежде чем дать мне ложку, и я хочу спросить о ее матери. Интересно, похожа ли она на нее?

Но мой голос слишком слаб.

И все же я с надеждой замечаю, что сегодня она не такая расплывчатая. Но в комнате по-прежнему темно, слишком темно, чтобы разглядеть что-то еще, кроме лица Имоджен и тарелки супа. Единственный свет исходит из окна в двери, и он очень слабый.

– Что это за место? – наконец шепчу я.

Имоджин колеблется, покусывая нижнюю губу.

– Замок, – наконец отвечает она.

– Я так и поняла, – отвечаю я, пристально глядя на молодую служанку. Ее обычно бодрое поведение сменяется тревогой. Я тщательно формулирую свой следующий вопрос. – Имоджен, а где именно в замке?

Миска, которую она держит в руках, дрожит, отчего бульон покрывается рябью. Я боюсь, что она может уронить ее.

– Я не должна говорить, – тихо отвечает она, – пожалуйста, не проси меня об этом.

Я оставляю этот вопрос и позволяю Имоджен закончить кормить меня. Когда она встает, чтобы уйти, сон снова овладевает мной.

Когда я открываю глаза, то с удивлением ясно вижу Катала. Он сидит в кресле рядом с моей кроватью, освещенный лучами рассветного солнца, пробивающимися сквозь открытое окно, рама которого украшена полевыми цветами. Я не вижу того, что находится за ярким окном.

Комната небольшая, но уютная. Как будто ее вытащили из загородного коттеджа. Стены побелены штукатуркой с нарисованными синим трафаретными тюльпанами, обвивающими стены, как гирлянды. Это напоминает мне кое-что, что я могла бы вышить еще в Астре. Деревянная дверь с маленьким окошком выкрашена в веселый, контрастный красный цвет, как в сарае. Несколько картин в простых деревянных рамах, изображающих приятные пасторальные сцены, украшают стены. Моя кровать вырезана из сосны, как это было дома. Здесь гораздо лучше, чем в Астре.

– Кажется, ты сегодня чувствуешь себя лучше, – замечает Катал.

Я изо всех сил стараюсь кивнуть.

– Хорошо. Потому что мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – вот оно. Наказание. Признание того, что я сделала.

– Конечно, – нервно отвечаю я.

Он слегка наклоняется вперед, его глаза становятся серьезными.

– Почему ты убежала после падения башни?

– Я… – нет смысла лгать. Он все видит насквозь, – мне приснилось, что там был оползень, как дома, – я сглатываю комок в горле, – и я проснулась от звуков обвала и его последствий… – Я замолкаю, позволяя Каталу сделать из этого такой вывод, какой он пожелает.

Он хмурится.

– Ты подумала, что несешь за это ответственность?

– Да, – мой голос дрожит и срывается, моя грудь – клубок горя и вины; я не знаю, как распутать все это.

– Успокойся, Шай. Ты ничего такого не делала, – отвечает Катал, – я уже знаю личность преступника, и справедливость восторжествует.

Меня захлестывает волна облегчения.

– О.

– Но я хочу, чтобы ты пообещала мне не быть такой безрассудной в будущем. Ты должна более тщательно обдумывать свои действия. Представь себе, что подумали бы люди, увидев барда, бегающего по улицам, выглядящего, как сумасшедший.

– Обещаю, – отвечаю я, чувствуя всю тяжесть его слов. Да, меня пощадили, но и предупредили, – я все прекрасно понимаю. Спасибо, Катал. За все.

– Тебе не нужно благодарить меня, я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, – голос у него тихий и серьезный, – мне нравится думать, что если бы у меня была дочь, она была бы похожа на тебя, – я ловлю себя на том, что улыбаюсь, когда он кладет теплую руку мне на голову и поднимается с кресла, – поспи немного, – он стоит, нависая надо мной, – ты восстановила большую часть своих сил, но не все. Должно пройти немного времени, прежде чем твое официальное обучение возобновится. А у тебя еще много дел.

– Я не забыла о Книге дней, честное слово. Я найду ее и правду о смерти моей мамы, – говорю я.

Катал кивает.

– Всему свое время. Я тебе кое-что принес. Подарок, – он наклоняется вперед и кладет мне на колени маленькую прямоугольную коробочку. Она завернута в красивую зеленую бумагу. – Давай, открой ее, – подсказывает он мне с усмешкой. Что бы это ни было, он, кажется, очень хочет, чтобы я это увидела. Я улыбаюсь в ответ, осторожно разворачивая бумагу, не желая повредить ее.

– Я действительно ценю, но вам не нужно было ничего мне дарить… – я резко останавливаюсь, когда книга падает мне на колени и знакомый скручивающий ужас сжимает сердце.