Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Кругом бушевал песок. Эда закрыла рот паржей. Рассмотрев силуэт, она подняла кинжал, решив, что западный ветер принес с гор виверну, – но тут пришелец во всем своем величии вступил в круг света от догорающего костра.

Она улыбнулась.

Парспа была последней из известных людям хавизов. Эти белые, с бронзой на кончиках крыльев птицы вырастали не меньше виверн, в браке с которыми породили кокатрисов. Кассар, большой любитель птиц, нашел однажды яйцо и принес в обитель. Вылупившаяся из яйца Парспа только его и слушалась. Эда, собрав свое имущество, взобралась птице на спину, и скоро лагерь остался позади.

Восходящее солнце светило им в спину. Когда сквозь песок пробились солончаковые кедры, Эда поняла, что родина близко, а потом под ними разом открылась вся Лазия.

Ее страна была царством рыжих пустынь и скалистых пиков, тайных пещер и гремящих водопадов, золотых пляжей и пенного прибоя моря Халасса. Большая часть страны была засушливой, как в Эрсире, но протекали по Лазии и большие реки, вдоль которых земля зеленела. Глядя на каменистую равнину внизу, Эда чувствовала, как отступает наконец тоска по дому. Сколько бы стран она ни перевидала, эта всегда оставалась для нее самой прекрасной.

Парспа уже проносилась над руинами Юкалы. Сколько раз Эда с Йонду сбегали сюда в детстве в поисках старинных вещиц времен Матери.

Парспа свернула к Лазийской пуще. Этот огромный и древний лес питала река Минара. В лесу укрывалась обитель. К тому времени, как поднялось солнце, Парспа уже пролетала над деревьями, и по плотному балдахину крон скользила ее тень.

Наконец птица спустилась на одну из редких в лесу полян. Эда соскользнула с ее спины.

– Спасибо, друг мой, – сказала она на селини. – Отсюда я знаю дорогу.

Птица беззвучно взлетела.

Эда быстро шла по лесу, ощущая себя маленькой, как зеленый листок. Баньяны оплетали толстые стволы. Ее усталые ноги вспомнили бы дорогу, даже если бы разум ошибся. Устье пещеры было где-то здесь, защищенное скрытыми в гуще листвы мощными сторожками. Оно проведет в глубину горы, в лабиринт тайных ходов.

Шепот в крови. Эда обернулась. В озерце света стояла женщина с большим животом, вскоре ожидавшая ребенка.

– Найруй, – узнала Эда.

– Эдаз, – отозвалась женщина. – С возвращением!

Маслянистый свет лился в частые переплеты сводчатых окон, пробитых прямо в камне. Эда поняла, что лежит на низкой кровати, под головой шелковая подушка. Подошвы у нее горели после долгого пути.

Приглушенный рев заставил ее приподняться на постели. Тяжело дыша, она потянулась за мечом.

– Эдаз. – Мозолистые руки перехватили ее ладонь. – Тише, Эдаз.

Она уставилась в возникшее перед ней бородатое лицо. Темные глаза с приподнятыми, как у нее, уголками.

– Кассар, – зашептала она. – Кассар, это?..

– Да. – Он целовал ее руки. – Ты дома, милая.

Она уткнулась ему в грудь. Промочила ему рубаху влагой с ресниц.

– Ты прошла долгий путь. – Его ладонь погладила ее припорошенные песком волосы. – Если бы написала до отъезда из Аскалона, я бы раньше послал к тебе Парспу.

Эда ухватилась за его плечо.

– Не успела, Кассар, – сказала она. – Ты должен знать. Сабран в опасности, – думаю, герцоги Духа будут оспаривать у нее трон.

– Инисские дела нас больше не касаются. Скоро с тобой поговорит настоятельница.

Она снова уснула. Когда проснулась, небо светилось красным, как остывающие угли. В Лазии большую часть года было тепло, но вечерний ветер приносил прохладу. Поднявшись, Эда завернулась в парчовый халат и вышла на балкон. И увидела его.

Апельсиновое дерево.

Оно тянулось к небу из самого сердца Лазийской пущи – больше и прекраснее, чем ей помнилось. В ветвях и на траве белели цветы. Кругом раскинулась Долина Крови – здесь Мать поразила Безымянного. Эда перевела дух. Она дома.

Пещеры обители в эту долину не выходили. Только эти двенадцать солнечных комнат имели счастье смотреть на нее. Настоятельница оказала Эде честь, когда отвела ей одну из них для отдыха. Обычно эти комнаты оставляли для молитв и рожениц.

С высоты три тысячи локтей непрерывным потоком рушилась вода. Ее рев и слышала Эда. Саяти ак-Нара в насмешку над трусостью Обманщика назвала этот водопад «Слезы Галиана». Глубоко внизу воды Минары, пробившись через долину, питали корни дерева.

Взгляд Эды заблудился в лабиринте его ветвей. Здесь и там сияли среди листвы плоды. У Эды пересохло во рту. Никакой напиток не мог бы унять жажды, которая забилась в ней от их вида.

Вернувшись в комнату, она прижалась лбом к прохладному розоватому камню стены.

Дома!

От басовитого ворчания у нее приподнялись волоски на загривке. Обернувшись, Эда увидела в дверях взрослого ихневмона:

– Аралак?

– Эдаз. – Его густой голос скрежетал, будто камень о камень. – В последний раз я видел тебя щенком.

Ей не верилось, что он так вырос. А был когда-то крошечным, умещался у нее на коленях. Теперь, мощный и широкогрудый, он был на голову выше ее.

– И ты тоже. – Улыбка смягчила лицо Эды. – Ты весь день меня сторожил?

– Три дня.

Ее улыбка погасла.

– Три, – пробормотала она. – Я и не знала, как ослабела.

– Ты слишком долго прожила вдали от дерева.

Аралак, мягко ступая лапами, подошел к ней, ткнулся носом в ладонь. Эда хихикнула, когда шершавый язык облизал ей щеки. Вспомнился писклявый комочек меха – одни глаза да любопытный нос – и как он спотыкался о собственный длинный хвост.

Одна из сестер нашла осиротевшего детеныша в Эрсире и принесла в обитель, где поручила их с Йонду заботам. Они выкармливали его молоком и кусочками змеиного мяса.

– Тебе надо искупаться. – Аралак лизнул ей пальцы. – Пахнешь верблюдом.

Эда поцокала языком:

– Вот спасибо! Ты и сам, знаешь ли, основательно благоухаешь.

Прихватив стоявший у кровати светильник, Эда пошла за ним. Аралак провел ее по туннелям и вверх по ступеням. Они разминулись с двумя лазийцами – сыновьями Саяти, служившими сестрам. Оба почтительно кивнули Эде.

В купальне Аралак подтолкнул ее носом:

– Иди. А потом слуга отведет тебя к настоятельнице. – Золотистые глаза глянули на нее мрачно. – С ней ходи обережно, дочь Залы.

Он ушел, помахивая хвостом. Проводив его взглядом, Эда шагнула в освещенную свечами купальню.

Эта комната, как и солнечные, располагалась на открытой стороне обители. Ветерок сдувал с воды пар, и он тянулся нитями морского тумана. Поставив на пол светильник и сбросив одежду, Эда спустилась в бассейн. Каждый шаг в воду уносил песок, грязь и пот, возвращая телу гладкость и обновляя его.

Она оттерла кожу мылом из золы. Вымыла из волос весь песок и отдалась теплу, гнавшему из костей усталость.

«Ходи обережно…»