Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Где-то рядом наверняка затаилась, наблюдая, настоятельница или кто-то из красных дев. Они должны убедиться, что Эда по-прежнему достойна быть среди них. А решить это могло только дерево.

Эда раскрыла ладонь и стала ждать, как колос ждет дождя.

«Наполни меня снова своим огнем! – Она удержала мольбу в сердце. – Позволь служить тебе!»

Ночь стала небывало тихой. И тогда, медленно, словно тонул в воде, с высоты упал золотой плод.

Эда поймала его на ладони. Захлебнувшись рыданием, впилась зубами в его мякоть.

Так чувствует себя умирающий, когда возвращается жизнь. Кровь дерева растекалась по языку, ласкала саднящее горло. Жилы обращались в золото. Потушив прежнее пламя, плод тотчас зажег в ней другой огонь, сделав всю ее одним пылающим факелом. От жара она раскололась, как глиняная фигурка, и всем телом воззвала к миру.

И мир вокруг нее отозвался.

Дождь занавесил от глаз море Солнечных Бликов. До вечера было еще далеко, но флот Тигрового Глаза уже зажег фонари.

Лая Йидаге широко шагала по палубе «Погони». Дрожащий в мокром плаще Никлайс, спеша за ней, невольно поглядывал в набухшее синяком небо – не первую неделю поглядывал.

Пробудилась Гелвеза Мучительница. У него не шло из головы, как она адским видением пронеслась над кораблями.

Никлайс повидал довольно ее изображений, чтобы узнать с первого взгляда. Горящие огнем чешуи, золотые шипы: она казалась раскаленным углем, пылающим, словно ее только что изрыгнула гора Ужаса.

Итак, она вернулась и в любую минуту могла показаться снова, дотла сжечь «Погоню». Одно хорошо: это была бы быстрая смерть – не то что мучительная гибель, какой грозили пираты, если пленник им не угодит. Никлайс прожил на галеоне не одну неделю и, хотя язык его уцелел и руки ему не отрубили, пребывал в постоянном страхе.

Взгляд Рооза метнулся к горизонту. Восемь дней их преследовали бронированные корабли сейкинцев, но, как и предсказывала Золотая императрица, в бой не ввязывались. Теперь «Погоня» вернулась на восточный курс, направляясь к Кавонтаю, где пираты собирались продать лакустринского дракона. Никлайс то и дело задумывался, как они обойдутся с ним.

Дождь залил ему очки. Он попытался протереть стекла, не преуспел и заторопился вдогонку за Лаей.

Золотая императрица вызвала обоих к себе в каюту, где холод разгонялся печуркой. Она стояла у торца стола, в теплом кафтане и шапке из выдры.

– Морская Луна, – произнесла она, – садись-ка.

Никлайс, с тех пор как чуть ума не лишился от страха перед Гелвезой, едва ли хоть раз раскрывал рот, но теперь у него вырвалось:

– Ты говоришь по-сейкински, достойная госпожа?

– Говорю я на твоем поганом сейкинском. – Она смотрела в стол, на котором была начерчена подробная карта восточных стран. – Я что, дура, по-твоему?

– Ну, гм… нет. Но, видя при тебе переводчицу, я решил…

– Я держу переводчицу, чтобы заложники считали меня дурой. Скажешь, Йидаге плохо справляется?

– Нет-нет, – струсил Никлайс. – Нет, вседостойная Золотая императрица. Прекрасно справляется.

– Стало быть, ты принял меня за дуру.

Он, не найдя слов, умолк. И наконец удостоился взгляда капитана.

– Сядь.

Никлайс сел. Золотая императрица, не сводя с него взгляда, вытащила из-за пояса нож для еды и принялась чистить им дюймовые ногти с черной каймой под каждым.

– Я тридцать лет провела в открытом море, – заговорила она. – Повидала всяких заложников, от рыбаков до вице-королей. И умею различить, кого надо пытать, кого убить, а кто и без кровопролития выдаст все секреты и отдаст все, что имеет. – Она перевернула нож острием к нему. – До того как попасться в руки пиратам, я держала бордель в Ксоту. Я знаю людей лучше, чем они сами себя знают. Разбираюсь в женщинах. И мужчин знаю с головы до корня. Умею их оценить чуть не с первого взгляда.

Никлайс проглотил слюну.

– Нельзя ли корень оставить в покое… – Он натянуто улыбнулся. – Мой, хоть и сохлый, мне еще дорог.

Золотая императрица ответила ему лающим смешком.

– Весельчак ты, Морская Луна, – сказала она. – Твои соотечественники из-за Бездны вечно смеются. Не диво, что при дворе у них столько шутов. – Она сверлила его черными глазами. – Я тебя вижу. Знаю, чего ты хочешь, и хрен твой тут ни при чем. А при чем дракон, захваченный нами в Гинуре.

Никлайс счел за лучшее отмолчаться. Не стоит шутить с сумасшедшей, когда она при оружии.

– Тебе что от него нужно? – спросила императрица. – Слюна на духи для любовницы? Мозг для остановки кровотечений?

– Хоть что-то. – Никлайс прокашлялся. – Я, видишь ли, алхимик, вседостойная Золотая императрица.

– Алхимик…

Сказано это было так, что Никлайс вспыхнул.

– Да, – с чувством заявил он. – Мастер своего дела. Я изучал его в университете.

– А мне показалось, ты учился анатомии. Потому я и дала тебе работу. Оставила в живых.

– О да, – поспешно подтвердил Никлайс. – Я анатом – и превосходный. Уверяю, гигант в своем деле, но алхимия – моя страсть. Я много лет искал тайну вечной жизни. И хотя приготовить эликсир мне пока не удалось, полагаю, что восточные драконы будут мне полезны. Их тела не стареют тысячелетиями, и если бы я сумел воспроизвести…

Он оборвал себя, ожидая ее отклика. Императрица не сводила с него глаз.

– Так-так, – сказала она. – Ты хочешь меня уверить, что мозги у тебя не так раскисли, как хребет. Конечно, проще всего было бы вскрыть тебе череп и проверить.

Никлайс не смел подать голос.

– Думаю, мы сговоримся, Морская Луна. Пожалуй, ты из тех, с кем можно иметь дело. – Золотая императрица запустила руку себе под плащ. – Ты говорил, что получил это от друга. Расскажи подробней.

Она достала знакомый ему старинный лист. Ее рука в перчатке держала последнее, что осталось от Яннарта.

– Я хочу знать, – сказала она, – кто тебе его отдал. – Не услышав ответа, она поднесла лоскут к огню печи. – Отвечай!

– Любовь моей жизни, – выговорил, сдерживая заходящееся сердце, Никлайс. – Яннарт, герцог Зидюрский.

– Ты знаешь, что это?

– Нет. Знаю только, что он завещал это мне.

– Почему?

– Хотел бы я знать.

Золотая императрица прищурилась.

– Прошу тебя, – хрипло прошептал Никлайс. – Этот обрывок – все, что мне от него осталось. Больше ничего.

Она вздернула уголок губ. Опустила листок на стол. Опустила так бережно, что Никлайс понял: пиратка ни за что не сожгла бы рукопись.

«Дурак, – сказал он себе. – Выдал свое слабое место».

– Это, – заговорила Золотая императрица, – отрывок текста, давным-давно записанного на Востоке. В нем говорится об источнике вечной жизни – шелковичном дереве. – Она постучала по листку пальцем. – Я много лет искала недостающую часть. Думала узнать, как до него добраться, но здесь не сказано, где находится дерево. Это просто дополнение к известному мне рассказу.