Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

– Конечно, но ведь…

– Поэтому, – оборвала ее настоятельница, – я не отправлю ни одной сестры в горнило гражданской войны среди стран Добродетели ради спасения королевы, уже потерявшей корону. Я не подвергну их опасности быть казненными за ересь. Их, чье дело – охотиться за высшими западниками. И поддерживать наших старых друзей – правителей Юга.

– Настоятельница, – с досадой возразила Эда, – разве цель обители – не защита всего человечества?

– Через победу над злом, которое несут миру драконы.

– Чтобы победить это зло, мир должен сохранить устойчивость. Обитель – передний край борьбы со змеями, но в одиночку нам не победить, – настойчиво напомнила Эда. – У Добродетелей большая военная и морская сила. Чтобы те страны не рассыпались, не уничтожили себя изнутри, есть один путь – сохранить Сабран Беретнет жизнь и трон…

– Довольно!

Эда умолкла. Повисшая в комнате тишина продолжалась, казалось, не один час.

– У тебя сильная воля, Эдаз. Как у Залы, – уже мягче заговорила настоятельница. – Я уважаю решение покойной настоятельницы поместить тебя в Инис. Она верила, что это угодно Матери… но я думаю иначе. Сейчас пришло время готовиться. Время заботиться о своем и собирать силы для войны. – Она покачала головой. – Не желаю видеть, как ты снова твердишь мерзкие аскалонские молитвы.

– Значит, все было зря. Я годами перестилала простыни, – жестко проговорила Эда, – и все зря.

От взгляда настоятельницы у нее похолодело сердце. Кассар откашлялся:

– Еще вина, настоятельница?

Та в ответ коротко кивнула, и он налил вина.

– Это было не зря. – Настоятельница остановила Кассара, когда чаша наполнилась почти до краев. – Моя предшественница допускала, что претензии Беретнетов не лживы и что их королев стоит оберегать, – но независимо от того, верно ли это, ты сама сказала, что Сабран – последняя в их роду. Добродетели падут, сейчас или в скором будущем, как только станет известно, что она бесплодна.

– А обитель даже не попытается смягчить падение? – Эда все еще не могла этого проглотить. – По-твоему, мы должны сидеть сложа руки, когда полмира скатывается в хаос?

– Не нам менять естественный ход истории. – Настоятельница подняла чашу. – Сейчас мы должны обратиться на Юг, Эдаз. К нашей цели.

Эда окаменела.

Она думала о Лоте и Маргрет, о невинных детях, таких как Таллис, о Сабран – одинокой, покинутой в своей башне. Все пропало.

Прежняя настоятельница не допустила бы такого равнодушия. Та верила, что Мать задумывала обитель для защиты и поддержки людей во всех краях света.

– Фиридел уже восстал, – обратилась настоятельница к сцепившей зубы Эде. – Видели и его родичей, Гелвезу и Камота: первую – на Востоке, второго – здесь, на Юге. Ты поведала нам о белом змее, – надо полагать, это новая сила, но в союзе с теми. Мы, чтобы затушить огонь драконьего воинства, должны управиться со всеми четырьмя.

Кассар покивал.

– Где на Юге видели Камота? – спросила Эда, переждав первые рвавшиеся с языка слова.

– Последний раз – у Врат Унгулуса.

Настоятельница промокнула салфеткой уголки губ. Сын Саяти забрал у нее тарелку.

– Эдаз, – сказала она, – ты выполнила важное для обители задание. Пора тебе, дочь, принять плащ красной девы. Не сомневаюсь, ты будешь одной из лучших воительниц.

Мита Йеданья во всем была резка и прямолинейна. Исполнение заветной мечты она подала Эде как яблоко на тарелочке. Все годы в Инисе только и вели ее к этому плащу. Но уж слишком нарочито было выбрано время – и это царапнуло Эду. Настоятельница нашла, чем ее утихомирить. Будто сунула ребенку погремушку.

– Спасибо, – сказала Эда. – Это честь для меня.

Они с Кассаром молча занялись едой. Эда отхлебнула темного вина.

– Настоятельница, – наконец заговорила она, – не могу не спросить, что с Йонду? Она так и не вернулась в Лазию?

Настоятельница отвела взгляд, мрачно поджала губы, а Кассар покачал головой:

– Нет, милая. – Он накрыл ладонью ее руку. – Йонду теперь с Матерью.

Что-то умерло в душе у Эды. Она была уверена, уверена, что Йонду сумеет вернуться в обитель. Твердая, неукротимая, бесстрашная Йонду. Наставница, сестра, верная подруга.

– Ты точно знаешь? – тихо спросила она.

– Да.

Под ложечкой расцвела резкая боль. Эда закрыла глаза, вообразила эту боль огнем свечи и задула его.

Потом. Она позволит горю разгореться, когда окажется в своей комнате, – а здесь ему нечем дышать.

– Она погибла недаром, – продолжал Кассар. – Она искала меч Галиана Обманщика. В Инисе она не нашла Аскалона, зато нашла другое.

Сарсун стукнул когтем по жердочке насеста. Эда, оглушенная известием, тупо уставилась на стоявший рядом с ним предмет.

На шкатулку.

– Мы не знаем, как она открывается, – сказал, вставая, Кассар. – Загадка не допускает нас к ее секретам.

Эда медленно подошла и провела пальцем по значкам на крышке. Простой глаз видел в них обычное украшение, она же узнала селини – древний язык Юга. Вычурные буквы переплетались, затрудняя чтение.

– Вы, конечно, все ножи в обители перепробовали? – спросила Эда.

– Конечно.

– Тогда, может, речь идет об Аскалоне.

– Клинок Аскалона, согласно легенде, был серебряным. – Кассар беспомощно развел руками. – Сыновья Саяти ищут разгадку в архивах.

– Будем молиться, чтобы ее нашли, – добавила настоятельница. – Йонду пошла на смерть, чтобы доставить нам эту шкатулку, значит верила, что мы сумеем ее открыть. Она была до конца верна делу.

Мита снова взглянула на Эду:

– А теперь, Эдаз, ступай, вкуси от дерева. За восемь лет твой огонь наверняка иссяк. – Она помолчала. – Хочешь, я пошлю с тобой кого-нибудь из сестер?

– Нет, – сказала Эда, – я пойду одна.

Вечер сменился ночью. Эда начала спуск под звездами, горевшими над Долиной Крови.

Тысяча ступеней привела ее на дно лощины. Босые ноги утопали в траве и глинистой почве. Она чуть помедлила, вдыхая в себя ночь, и уронила наземь одежду.

Белые лепестки устилали долину, как редкий в Лазии снег. Высокое апельсиновое дерево раскинуло ветви, как ладони. С каждым шагом к нему у Эды все сильнее теснило горло. Чтобы вернуться сюда, к истоку своей силы, она прошла полмира.

Ночь словно обняла опустившуюся на колени женщину. Она погрузила пальцы в дерн. Слезы облегчения хлынули из глаз, а воздух при вдохе рвал горло, как нож. Она забыла все, что знала. Сабран Беретнет словно не бывало на свете. Осталось одно лишь дерево. Даритель огня. Единственная цель, смысл жизни. И дерево взывало к ней, чтобы восемь лет спустя снова наполнить все ее тело солнечным светом.