Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Они залезли почти на вершину. С такой высоты виден был Вересковый дворец. И королева Розариан в его окне – разъяренная даже с виду, со скомканным письмом в руке.

Рядом, заложив руки за спину, стояла Игрейн Венц. Розариан в ярости вылетела за дверь. Лоту это потому так ярко запомнилось, что минуту спустя Сабран свалилась с дерева.

Эда вернулась не скоро, с еще мокрыми от речной воды волосами. Стянув сапоги, она легла на второй тюфяк.

– Эда, – спросил ее Лот, – ты жалеешь, что покинула обитель?

Она уставилась в потолок:

– Я не покинула. Все, что я делаю, я делаю ради Матери. Во славу ее имени. – Эда закрыла глаза. – Но я надеюсь – и молюсь, – чтобы однажды мой путь снова свернул на юг.

Лот, мучаясь от боли в ее голосе, протянул руку. Большим пальцем осторожно погладил ей щеку.

– Я рад, – сказал он, – что пока он ведет на запад.

Она ответила на его улыбку:

– Лот, как же я по тебе соскучилась!

Назавтра они еще до восхода были в седлах. Метель замедляла ход коней, а в сумерках их окружили разбойники.

В одиночку Лот бы не отбился, но яростный отпор Эды заставил их отступить.

Думать о ночлеге не приходилось. Не успели бегущие разбойники скрыться из виду, Эда вновь вскочила в седло, а Лоту оставалось только гнать следом. У Вороньей Рощи они свернули к северо-востоку, вскачь добрались до Южной дороги и, пряча лица, влились в текущий к Аскалону поток фургонов, вьючного скота и повозок. Наконец, к совиной заре, они добрались до места.

Лот придержал коня. В вечернем небе чернели шпили Аскалона. Даже залитый дождем, этот город был светочем его сердца.

Они проехали по Пути Беретнета. Свежий снег, выстеливший улицу, еще не успели истоптать ногами. Лот и в тумане видел, как выщерблена Невидимая башня. С трудом верилось, что на ней побывал сам Фиридел.

Лот чувствовал запах реки Лимбер. Слышал колокола святилища Девы.

– Хочу проехать мимо дворца, – сказала ему Эда. – Посмотрим, насколько усилили охрану.

Лот кивнул.

Каждый городской квартал начинался своими воротами. Ближайший ко дворцу, Королевский, отличался самыми богатыми – высокими, с позолотой, украшенный ликами прежних королев. Пока они подъезжали, улицы, обычно к сумеркам наполнявшиеся спешащими на молебен горожанами, словно вымерли.

Лот остановил коня. На снегу у ворот темнели пятна. Он поднял голову и остолбенел, разглядев две насаженные на пики отрубленные головы.

Одну было не узнать. Почти голый череп. Другую обмазали смолой, но и она не спасла лицо от тления. Уши и нос отгнили. Мухи на бледной коже.

Он узнал только по волосам. Длинные рыжие волосы стекали струями крови.

– Трюд, – выдохнула Эда.

Лот не мог оторвать взгляда. Зимний ветер раскачивал рыжие волосы.

Давным-давно, сидя у огня с Сабран и Розлайн, они слушали рассказы Арбеллы Гленн о Сабран Пятой – единственной в роду Беретнет тиранше, украсившей все дворцовые ворота головами тех, кто не сумел ей угодить. Ни одна королева не смела будить ее призрак, подражая тем деяниям.

– Едем! – Эда развернула лошадь. – За мной.

Они проехали к воротам Южного Стана, заселенного ткачами и торговцами шелком. Быстро добравшись до «Свечи и розы» – лучшей из городских гостиниц, – поручили лошадей конюху. Сойдя с коня, Лот скрючился вдвое. К горлу подступила рвота.

– Лот… – Эда подтолкнула его к двери. – Скорее же! Я знакома с хозяйкой. Здесь безопасно.

Лот забыл, что значит слово «безопасно». В горле стояла вонь падали.

Слуга провел их во двор и постучал. Открыла румяная женщина в пухлом дублете. При виде Эды брови у нее полезли на лоб.

– Ну, – проговорила она, опомнившись, – заходите же.

Хозяйка провела их к себе. И, едва закрыв дверь, обняла Эду.

– Милая, как давно тебя не было, – сказала она. – Девицей клянусь, тебе нечего делать на улицах.

– Иначе нельзя было. – Эда выбралась из ее объятий. – Наш общий друг сказал, что в нужде я найду у тебя убежище.

– Верно сказал. – Женщина поклонилась Лоту. – Благородный Артелот, добро пожаловать в «Свечу и розу».

Лот вытер губы.

– Благодарим за приют, добрая женщина.

– Нам нужна комната, – сказала Эда. – Устроишь?

– Устрою. Но вы, верно, только въехали в Аскалон? – Когда оба кивнули, она взяла со стола пергаментный свиток. – Гляньте вот.

Эда развернула документ. Лот читал, заглядывая ей через плечо.

Именем королевы Сабран, ее милость герцогиня Справедливости объявляет награду восемнадцать тысяч корон за поимку Эды Дариан, низкорожденной южанки под личиной дамы. Обвиняется в колдовстве, ереси и измене ее величеству. Взять живой. Курчавые черные волосы, очень темные глаза. Видевший ее обязан немедленно известить городскую стражу.

– Глашатаи каждый день повторяют твое имя и описание, – сказала хозяйка. – Тем, кто видел вас во дворе, я доверяю, но больше ни с кем не заговаривайте. И постарайтесь как можно скорее выбраться из города. – Она вздрогнула. – Во дворце что-то неладно. Девочку объявили изменницей, но я не верю, что королева Сабран могла казнить такую молоденькую.

Эда вернула ей объявление.

– Там две головы, – сказала она. – Кто была вторая?

– Бесс Дика. Ее прозвали Злая Бесс.

Лоту это имя ничего не говорило, но Эда кивнула.

– Из города нам уходить нельзя, – сказала она. – У нас важное дело.

Хозяйка шумно выдохнула:

– Ну, раз вы готовы рискнуть… Я клялась посланнику помогать тебе, чем только смогу. – Она взяла свечу. – Идемте.

Женщина провела их по черной лестнице. Из общего зала внизу доносились музыка и смех. Отперев дверь, хозяйка отдала Эде ключ:

– Велю принести ваши вещи.

– Спасибо. Я этого не забуду, и его превосходительство тоже. – Эда пожала ей руку. – Еще нам понадобится одежда. И оружие, если сумеешь достать.

– Конечно.

Лот, забрав у хозяйки свечу, вошел в комнату. Эда заперла дверь на засов. Тесная каморка с одной кроватью, но в очаге гудел огонь, а над водой в медной ванне курился пар.

– Бесс Дика – та торговка, что застрелила Льевелина. – Эда сглотнула слюну. – Это Венц.

– Зачем ей было убивать Трюд?

– Чтобы молчала. Никто, кроме Трюд, Сабран и меня, не знал, что Бесс работала на человека по имени Чашник. И еще Комб, – вспомнила она. – Венц заметает следы. Моя голова, не сбеги я из дворца, тоже рано или поздно оказалась бы на пике. – Эда расхаживала по комнате. – Венц не могла бы казнить Трюд без ведома Сабран. Смертные приговоры подписывает королева.

– Не обязательно. Действительна и подпись герцогов Справедливости, – поправил Лот. – Но только в том случае, когда королева не в состоянии подписать собственноручно.

Осознав, что это значит, оба тяжко понурились.

– Надо попасть во дворец. Сегодня же ночью, – второпях запинаясь, проговорила Эда. – Придется мне кое с кем переговорить. Это в другом квартале.