Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

– Если представится случай, – сказала она, – я возьму его.

– Вот и хорошо, – чуть улыбнулась Эда. – Доброй ночи, всадница.

– Доброй ночи, убийца.

Дверь впустила в каюту порыв ледяного ветра и закрылась.

Над кораблем, над Бездной ярко горели звезды. Глаза павших и нерожденных драконов. Теперь Тани просила их об одном. «Позвольте мне исполнить, что должно, – молила она, – и я больше ни о чем не попрошу».

Фрегат «Примирение» был огромен. После затерявшейся где-то на Востоке «Розы вечности» он был самым большим и мощным в инисском флоте.

Эда в королевской каюте укрылась под слоями меховых покрывал. Рядом дремала Сабран. Впервые за эти дни она выглядела умиротворенно.

Эда устраивала себе гнездышко в постели. Жестокая сестра оставила в ее теле след, через который утекало тепло.

Завтра ночью они увидят другие корабли. Надежда на встречу с Лотом не до конца вытесняла боль при мысли о его сестре. Маргрет, должно быть, уже в Нзене.

Еще в Аскалоне правители Юга обратились к Сабран с просьбой прислать на Веретенный хребет знающих лекарское дело добровольцев. Маргрет, хоть и была дамой опочивальни, просила у Сабран разрешения ответить на этот призыв. «На корабле я буду только мешать, – сказала она. – Обращаться с мечом не умею, зато умею лечить оставленные мечами раны».

Эда ждала, что Сабран откажет, но та, поколебавшись, прижала Маргрет к себе и приказала той беречь себя и непременно вернуться. Еще раз нарушив протокол, она повелела рыцарю Тариану Куделю сопровождать нареченную во главе отряда инисских солдат. Даже капитан рыцарей-телохранителей не сумел бы заслонить ее от Безымянного. Своей охотой Кудель не покинул бы королеву, но не покориться ее приказу не мог.

Шевельнулась Сабран. Взглянула через плечо на припавшую к нему губами Эду.

– Ты однажды обещала, что заберешь меня, – тихо сказала она. – Куда-нибудь.

Эда проследила пальцем крутой подъем ее скулы. Сабран повернулась к ней лицом.

– Я хочу, чтобы ты сдержала слово, – продолжала Сабран. – Когда-нибудь.

Она забросила ногу на ее бедро. Эда ощутила ее желание и отозвалась на него.

– Ты говорила, что не можешь бежать от своего долга, – тихо напомнила она.

– Мой долг – сдержать Безымянного. Прежде я думала, что для этого должна выносить дитя, – сказала Сабран. – Но быть может, завтра мой долг будет исполнен. Как и твой.

Эда ткнулась лбом ей в лоб:

– И кто теперь говорит красивые слова?

Надежда была зыбкой, но грела душу и тело. Мысль, что они могли бы быть вместе. Когда свеча совсем прогорела, Эда протиснула пальцы между их телами, а Сабран принялась целовать ее – то самозабвенно, то нежно.

Скоро им предстояло встать против Безымянного. В кружащем голову тепле сомкнувшихся тел, обнимая горящую желанием Сабран и сама сгорая от желания, Эда позволила себе забыть о нем. Она прогибалась, смыкая тела еще теснее. Ближе к этому неуловимому «куда-нибудь». Она вся вздрагивала от нежных прикосновений, не в силах предвидеть их в темноте, и упивалась дрожью, пронизывающей Сабран от каждого касания ее пальцев.

А потом они замерли, не разрывая объятий.

– Можешь зажечь новую свечу, – сказала Эда Сабран. – Я могу спать и при свете.

– Мне не нужен свет, – ответила она. – С тобой – не нужен.

Эда пристроила голову Сабран под подбородок и лежала, слушая ее сердцебиение. Она молилась, чтобы этот стук звучал вечно.

Все в той же чернильной тьме, в той же позе она проснулась от стука в дверь каюты.

– Ваше величество.

Сабран потянулась за ночной сорочкой. Подойдя к двери, тихо переговорила с кем-то из своих рыцарей.

– Моряки подобрали кого-то в море, – сказала она, вернувшись к Эде.

– Кто и как мог заплыть так далеко в Бездну?

– На лодке. – Она зажгла свечу. – Выйдешь со мной?

Эда кивнула и стала одеваться.

Шесть рыцарей-телохранителей провели их через весь корабль к капитанской каюте. Сейчас ее занимал один человек.

Кто-то укутал его в одеяло. Человек был бледен как смерть, пропитался влагой, одет в поношенную лакустринскую блузу, его седые волосы свалялись в соленой воде. У него недоставало одной руки ниже локтя. Судя по запаху, он лишился ее недавно.

Он поднял красные, воспаленные глаза. Эда узнала сразу, но первой назвала имя Сабран.

– Никлайс Рооз, – сказала она, и голос у нее был как лед.

Сабран Девятая. Тридцать шестая королева дома Беретнет. Почти десятилетие он презирал ее издалека, а теперь вот она.

И рядом с ней та, которую ему приказали убить.

Он помнил ее при дворе как Эду Дариан. Эрсирка на какой-то мелкой придворной должности. Теперь, как видно, поднялась повыше. Он помнил ее глаза, темные и пронзительные, и с какой гордостью она держалась.

– Доктор Рооз, – сказала Сабран.

Так говорят о крысе.

– Ваше величество. – Голос Никлайса тоже сочился надменностью. Он наклонил голову в поклоне. – Великое удовольствие – видеть вас снова.

Королева Иниса села по другую сторону стола.

– Ты, конечно, помнишь госпожу Эду Дариан, – сказала она. – Теперь она известна как дама Эдаз ак-Нара, виконтесса Нурты.

– Дама Нурты. – Никлайс склонил голову. Он не представлял, каким образом молодая камеристка достигла таких высот.

Она осталась стоять, скрестив руки на груди:

– Доктор Рооз.

Никакие чувства к Никлайсу не отразились на ее лице, но, судя по тому, как она чуть ли не заслоняла собой Сабран, чувства эти были не слишком теплыми.

Никлайс старался не встречаться с ней взглядом. Он неплохо умел скрывать свои намерения, но что-то в ее глазах подсказывало, что эта женщина может видеть людей насквозь.

Клинок холодил ладонь. Калайба предупреждала, что Эда быстротой движений превосходит любую обычную женщину, но ведь она не подозревает, что при нем что-то опасное. Бить придется сильно и быстро. И не с той руки.

Сабран положила ладони на стол, сведя кончики пальцев:

– Как ты заплыл так далеко в Бездну?

Пришло время лгать.

– Я, моя госпожа, – ответил он, – пытался бежать из изгнания, которое вы на меня наложили.

– И вообразил, что можно пересечь Бездну на веслах?

– Отчаяние толкает мужчин на безумие.

– Как и женщин. Наверное, потому я и взяла тебя на службу в те давние годы.

Он скривил уголок рта:

– Ваше величество, я впечатлен. Не думал, что столько злобы может уместиться в одном сердце.

– У меня хорошая память, – сказала Сабран.

Его затошнило от ненависти. Для нее ничего не значили семь лет его плена на Орисиме. Она и сейчас не даст ему вернуться в Ментендон, и все потому, что ей стыдно. Потому что он унизил ее в собственных глазах. Он это видел по ее беспощадному взгляду.

Калайба выжмет из этих глаз слезы. Ведьма обещала, что смерть Эды Дариан сломит Сабран Беретнет, а сломив королеву, Калайба отдаст ее Безымянному. Глядя на нее, Никлайс желал этого. Хотел, чтобы она страдала. Чтобы пожалела. А надо всего лишь убить ее прислужницу и забрать у нее белый камешек, что она носит на себе.