Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева [litres]

Никлайс подчеркнул одну часть загадки, задумавшись над ее смыслом.

Огонь восходит из земли.

Возможно, змеи. Рассказывали, что Безымянный и его последователи вышли из Огненного Чрева в ядре мира.

Он подчеркнул вторую фразу.

Свет нисходит с неба.

Метеоритный дождь. Тот, что покончил с Горем Веков, ослабил змеев и дал силу восточным драконам.

Угроза исходит от нарушения равновесия. Эта теория уподобляла вселенную коромыслу весов, на которых уравновешены огонь и свет звезд. Избыток любого из двух заставит весы склониться.

Угасание вселенной .

Ближе всего мир подошел к нему с появлением Безымянного и прочих. Возможно ли, что некое склонение мировых весов создало этих огненных зверей?

Солнце безжалостно било его в макушку. Никлайс понял, что задремывает. Когда Эйзару разбудил его, алхимик лежал щекой на своем пергаменте, а голова была тяжела, как мешок проса.

– Добрый вечер, друг мой, – усмехнулся Эйзару. – Ты работал?

– Эйзару! – Никлайс прочистил горло и сел прямо. – Нет-нет. Так, пустяки.

– Оно и видно. Ну, – продолжал Эйзару, – если ты закончил, не выйдешь ли со мной в город? Рыбаки вернулись с уловом серебряного краба из Бескрайнего моря, а он быстро расходится на рынке. Ты непременно должен его попробовать до возвращения на Орисиму.

– Я надеюсь никогда не возвращаться на Орисиму.

Друг замялся.

– Эйзару, – насторожился Никлайс, – что такое?

Эйзару достал из-за пазухи и, поджав губы, передал Никлайсу свиток. Печать была сломана, но Никлайс узнал герб орисимской наместницы.

– Сегодня получил, – объяснил Эйзару. – После аудиенции у вседостойного государя ты возвращаешься на Орисиму. За тобой пришлют паланкин.

Свиток стал вдруг тяжелее камня. Все равно что смертный приговор.

– Не отчаивайся, Никлайс. – Эйзару тронул его за плечо. – Достойная королева Сабран смягчится. А пока мы с Пуруме будем навещать тебя на Орисиме.

Никлайсу нелегко было проглотить разочарование. В горле словно шипастый ком застрял.

– Восхитительно. – Он выдавил улыбку. – Идем же тогда. Надо любоваться городом, пока можно.

Пуруме не могла оторваться от пациента со сложным переломом, так что Эйзару, одевшись, увел на рыбный рынок одного Никлайса. Море в тот день хлестало город колючим ветром, туманившим очки, а взгляды прохожих представлялись обозленному Никлайсу подозрительнее обычного. Хозяйка платяной лавки вызверилась на него, буркнув: «Разносчик болезни!»

Никлайс от расстройства даже не ответил. Эйзару строго взглянул на женщину сквозь очки, и та отвернулась.

Отвлекшийся на мгновение Никлайс наступил на ногу в сапоге.

Он услышал резкий вздох. Эйзару подхватил друга, а вот молоденькой сейкинке с отдавленной ногой посчастливилось меньше. Она сбила локтем вазу с прилавка, и та разбилась о камни мостовой.

– Прости меня, достойная госпожа, – низко поклонился ей Никлайс. – Я был невнимателен.

Торговец угрюмо разглядывал осколки своей вазы. Женщина медленно обернулась к Никлайсу.

Ее черные волосы были собраны в узел на макушке. Одета она была в складчатые штаны, шелковую блузу цвета темного моря и бархатную накидку. На боку висел меч. Рассмотрев оттенок блузы, Никлайс помимо воли разинул рот. Водяной шелк, если он не ошибся. Название вводило в заблуждение – ткань делалась не из шелка, а из волос. Из гривы драконов, если быть точнее. Такая ткань отталкивала воду не хуже масла.

Женщина шагнула к Никлайсу. Ее угловатое лицо носило следы солнечных поцелуев, губы обветрились. Горло украшал солнечный жемчуг.

Но в краткие мгновения встречи их взглядов в память Никлайсу врезался шрам. Он рассекал ей левую скулу, изгибаясь к уголку глаза. Точь-в-точь рыболовный крючок.

– Чужестранец, – пробормотала женщина.

Никлайс заметил, как притихла окружавшая их толпа. У него закололо в затылке. Чувствовалось, что его неуклюжесть граничит с преступлением.

– Достойный горожанин, что делает этот человек в Гинуре? – обратилась женщина к Эйзару. – Его место на Орсиме с прочими ментцами.

– Достойная Мидучи, – поклонился Эйзару. – Мы смиренно извиняемся, что прервали твой день. Это – ученый доктор Рооз, анатом из Вольного Ментендона. Он прибыл, чтобы предстать перед вседостойным государем.

Женщина хлестнула обоих взглядом. Ее воспаленные глаза говорили о тревожных ночах.

– Как тебя зовут? – спросила она Эйзару.

– Мояка Эйзару, достойная Мидучи.

– Не выпускай этого человека из виду, достойный Мояка. Он не должен расхаживать без присмотра.

– Понимаю.

Она швырнула Никлайсу последний взгляд и резко отвернулась. На спине у нее Никлайс увидел золотого дракона.

Сульярд рассказывал, что у встреченной на берегу женщины была такая же эмблема, только голубая.

Святой, это она!

Эйзару заплатил торговцу за ущерб и потянул Никлайса в мощеный переулок.

– Кто это была, Эйзару? – на ментском спросил его Никлайс.

– Достойная Тани. Она из Мидучи. Всадник великой Наиматун из Глубоких Снегов. – Эйзару промокал шею платком. – Надо было мне ниже поклониться.

– Я верну тебе деньги за вазу. Э-э… когда-нибудь.

– Какие-то несколько монет, Никлайс. Знания, полученные от тебя на Орисиме, стоят много больше.

Никлайс решил, что Эйзару, насколько то доступно человеку, близок к совершенству.

Они поспели на рыбный рынок в самое время. Серебряные крабы лились из соломенных ловушек, сверкая, словно рыцари в стальной броне. В давке Никлайс чуть не потерял Эйзару, но его друг победно растолкал народ и выбрался на свободу с очками набекрень.

Домой они вернулись перед закатом. Никлайс сослался на головную боль и удалился к себе в комнату, где сел у светильника и потер наморщенный лоб.

Он всегда гордился своим мозгом, но в последнее время не задавал ему работы. Пора было это исправить.

Тани Мидучи, без сомнения, та женщина, которую Сульярд встретил на берегу. Ее выдал шрам. Это она в ту роковую ночь провела чужестранца на мыс Хайсан и подкинула его музыкантше, которая теперь томится в тюрьме. Или уже лишилась головы.

Куцехвостый кот вспрыгнул ему на колени и замурлыкал. Никлайс рассеянно почесал зверька между ушами.

Великий эдикт требовал без промедления сдавать нарушителей границы властям. Так должна была поступить и Мидучи. Почему она вместо этого подбила подругу спрятать его на торговом посту?

Найдя ответ, Никлайс испустил такое громкое «Ха!», что испуганный кот свалился с его коленей.

Колокола!

На следующий день звонили колокола – возвещали церемонию, открывавшую Мидучи путь в драконьи всадники. Если бы накануне на мысе Хайсан обнаружили чужестранца, порт бы, конечно, закрыли, чтобы проверить на красную болезнь. Мидучи спрятала Сульярда на Орисиме – на отрезанном от города островке, – чтобы не нарушить церемонию. Честолюбие для нее выше закона.