Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

У Марины был наготове еще аргумент, но тут что-то изменилось в воздухе. Как будто резко поднялась температура. Дышать стало труднее. Другие ведьмы тоже почувствовали это. Все лица отвернулись от Софии, а в следующий миг рядом с нею осталась одна только Саския. Остальные бежали прочь, мимо нее – в мелькании голеней, пяток, разбивающих песок и гальку, в общем крике было не разобрать, куда все сорвались.

Но они были в Шалавнике. Ей не нужно было полагаться на зрение. Ей нужно было просто заново отпустить себя, чтобы быть всюду, быть причастной всему. И София отпустила.

На вершине горы, откуда Марина произносила свою речь, держа за руку Соломона, снова был Соломон – и его снова держали, но уже не за руку, а за горло, при этом его ноги не касались земли. Медиатор не прекращал наносить удары в голову тому, кто нес его к краю обрыва. Эти удары не могли замедлить безжалостного чужака, как не смогли остановить его и те несколько ведьм, что оказались рядом. Их тела лежали поодаль, раскиданные яростной схваткой. Только одна из лежавших слабо шевелилась, скуля и трогая сломанную челюсть.

Создание, пришедшее убить Соломона Лу, не было человеком, хотя и выглядело почти как человек – как высокий мужчина лет тридцати, атлет и блондин. Все его тело ниже горла покрывали доспехи: не громоздкие средневековые латы, похожие на производное от кастрюли и дуршлага, а современная рыцарская броня, черная, облегающая и хищная в своем блеске. Шлема не было. Лицо его образцовой лепки – высокий лоб, ровный нос, крупный подбородок с ямочкой – напоминало лица античных статуй, в том числе своей неподвижностью. Окровавленный кулак Соломона Лу раз за разом врезался в скулу и переносицу незнакомца – вот уже лопнуло набухшее мясо, но черты его оставались бесстрастными, а взгляд – одновременно отрешенным и сосредоточенным. Он даже не моргал.

– На него не действует магия! – крикнул кто-то.

София явственно расслышала эти слова, но их смысл дошел до нее позже – когда она сама попыталась сдержать продвижение рыцаря. Начав пробираться ему в голову, чтобы завладеть его мышцами, она почувствовала, как проваливается в никуда. На броне чужака вспыхнули рунические знаки, и ее колдовство не отразилось, а просто бесследно кануло под поверхность его кожи, словно внутри внешней оболочки таилось абсолютное засасывающее ничто, из которого магия уже не могла вырваться. Девушка отпрянула в ужасе, оборвала контакт, ведь магия была ею – это ее часть навсегда исчезла внутри рыцаря.

Соломон – перекошенный в оскале рот, вспухшие вены на лбу – из последних сил утопил пальцы в глазницах своего палача. Брызнула кровь, и хватка разжалась. Но к этому моменту под ногами медиатора уже не было земли – вернее, она была далеко внизу. Тело полетело ей навстречу, и единственное, что ведьмы успели сделать, – это сцепить руки между собой и сгрудиться у подножия скалы в том месте, куда через секунду упал Соломон.

София зажала рот. Женщины кричали и тут же теряли сознание от боли в переломанных руках. Девушка подняла взгляд на вершину горы – там было пусто. Нападавший исчез.

– Уходите немедленно. – Бледная большеглазая Валерия впихнула в дрожащие пальцы Софии музыкальную шкатулку, провернула несколько раз ключик завода. – Они сейчас не станут разбирать, кто виноват. Могут решить, что это вы его привели.

– Куда бежать? – почти прокричала Саския. – Лифта больше нет!

– Вдоль гряды, к воде. Там будет портал, пожарный выход. Его не видно, но он перенесет вас обратно в город. Или за город. Не знаю. Подальше отсюда. Бегите. И выбросьте шкатулку на той стороне, пока не рванула!

Подстегиваемые спинным мышечным страхом и стремительным крещендо из шкатулки, девушки бросились к воде. Там, где галька была влажной от недавно откатившейся волны, они стали замедляться, потому что ничего не происходило, а бежать уже было некуда – только в закипающий прибой, но в этот момент мир вокруг них полыхнул белым, и вот под ногами был асфальт, над ними – холодная октябрьская ночь, а мимо с воем проносились бьющие дальним светом машины.

София швырнула шкатулку подальше в придорожные кусты. Призрачный оркестр дрогнул, музыка захлебнулась и смолкла.

– Ноги успела промочить. – Саския тяжело дышала, согнувшись, уперев руки в колени. – На хрена делать аварийный выход так близко к воде?

Холодный воздух обжигал горло и легкие, каждый выдох вылетал облачком пара и тут же рассеивался в ночи. София поняла, что оставила на пляже куртку, – и сейчас это было важнее, чем то, что заодно с курткой она, кажется, лишилась и какой-то части себя. И да, в кроссовках хлюпала вода.

– Надо поймать попутку. Хотя мы с тобой смахиваем на двух шлюшек, которых выкинул на трасе дальнобойщик.

Саския распрямилась и вытянула руку с поднятым вверх большим пальцем. Ее лицо стало белым в свете приближающихся фар. В кустах раздался взрыв.

Контакты с магией не проходят бесследно. Вспоминаю, как оказался нанизанным на рог единорога. Чуть не истек кровью посреди леса. Вот и сейчас не могу отделаться от ощущения, что новое столкновение со сверхъестественным окончится для меня болезненно. И чем меньше времени остается до прибытия в Лэ, тем ближе эта встреча.

Несмотря на волнение, я несколько раз задремывал, прислонившись к окну. Стук чугунных колес и покачивание вагона убаюкивают. Не спал нормально несколько суток.

В ночь после разговора с Даником Чиолой меня разбудил кошмар. Видимо, сказывается нервное напряжение. Снилось, что я иду по следу малефика, виновного в смерти красавиц из Анерленго. И что я загнал его на вершину скалы. Но, дойдя до самого края, понимаю, что стою там один. А тропой, которой поднялся я сам, уже идут эти мертвые женщины и тянут ко мне руки. Почему-то они решили, что это я их убил. Отступаю к обрыву, оборачиваюсь, и тут человек с перекошенным лицом выдавливает мне глаза.

Снова уснуть мне в ту ночь так и не удалось. Было страшно закрыть глаза, остаться незрячим.

Следующие два дня я только и делал, что вникал в материалы по делу. Кто из жертв кем работал. Кто кем кому приходился. Сначала рисовал линии в блокноте. Потом понял, что нужна полноценная схема, которая бы вместила связи между всеми фигурантками, и перенес этот труд на стену, исчертил ее до потолка, вооружившись фломастером и стремянкой. Кофе я выхлебал столько, что нечего было и думать о здоровом сне.

А вчера допоздна просидели у Байярда. Он позвонил в одиннадцатом часу, говорит: «Вернулся Марив из крестового похода, привез семь унций гашиша и такую сарацинскую штуку, Джуд, чтоб его курить». Штукой оказался прибор под названием кальян. Наливаешь в него воду, закладываешь гашиш и тянешь дым через кожаный шланг, потом передаешь другому. Я приехал, когда мои соратники успели напередаваться друг другу этого шланга и были в неясности, пришел я уже или нет. Байярд предлагал начать, хотя уже и так начали, а Марив говорил: «Дождемся Джуда», – и спрашивал меня, согласен ли я подождать. Помимо прочего, он рассказал, что неверные… И прежде, чем смог договорить, Марив прямо-таки обессилел от смеха: «…называют себя… – Байярд тоже радостно смеялся, хотя и не знал еще, чем кончится дело, – называют себя ПРАВОВЕРНЫМИ!» После этого мои друзья начали рыдать и бить кулаками вокруг себя, а когда Байярд кое-как, с прыгающим лицом, пролепетал: «Как же тогда они называют нас?» – оказалось, что нас-то как раз они называют неверными. Теперь ни тот, ни другой больше не могли издавать других звуков, кроме всхлипываний и сипения. Просто корчились на полу, а я боялся, не приведет ли краснота их лиц и вздутие вен на лбу к какой-нибудь апоплексии. Сам я пробовать зелье не стал. Дождался, пока мои друзья немного пришли в себя, поспал пару часов на диване и отбыл на вокзал.