Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

После войны священный предмет мебели вернули в городской собор, да древесине это не пошло на пользу – материал начал портиться и портился до тех пор, пока стул не отвезли обратно в Вальмонсо. Так реликвия и осталась в часовне при замке, а сам замок сделался целью для паломников.

– А, господин Леннокс! Пожалуйте ваш чемодан, Гальфрид доставит его в ваши покои. Здравствуйте, здравствуйте, голубчик! – отверзает передо мной объятия патриарх винного дома Вальмонсо господин Эдвин Тиглер. Я покорно делаю шаг навстречу и на своих ребрах испытываю всю силу гостеприимства сородича. – Как возмужали! С Антоном, стало быть, вы уже знакомы. А это мои красавицы: Эмма, Лора, Жанна, Мэри-Кэт и Кора.

Запуганный Антоном, я улыбаюсь несколько принужденно. Симпатичные девушки, не так уж и похожи между собой, но приведены к нарочитому сходству благодаря одинаково подстриженным челкам, платьям, шитым из одного сукна, – точь-в-точь маленькая армия со своей формой и уставом. Даже в именах усматривается какая-то регулярность: Эмма и Жанна, Лора и Кора; только Мэри-Кэт выбивается из этого двусложного строя – она и ростом повыше сестер. Боюсь, что задержался на ней взглядом дольше, чем нужно. Будь осторожна, дева!

– Их мать уехала по делам в город. Но завтра должна вернуться. Чувствуйте себя как дома, Джуд! То есть… конечно… вы и есть у себя дома, – поправляется Тиглер к нашей обоюдной неловкости.

Я принимаю ванну, переодеваюсь в отведенной мне комнате, выглядываю в окно. Над лесом, покрывающим горы, сгущаются лиловые сумерки. С вершин сползает туман. А может, закончив дело, бросить его совсем, рыцарское поприще? Перееду к Тиглерам. Буду чистить лошадей, ухаживать за виноградом, а в остальное время – мочиться с крепостной стены, блюсти горизонты со смотровой башни: не идет ли с севера непогода? – и выходить на споры с соседями, подпоясавшись мечом. А там посмотрим – женюсь, может, на Мэри-Кэт, заделаем ребятишек. И не вспомню, что когда-то шел по кровавому следу, выложенному женскими трупами. Хотя кого я обманываю? Такое не забывается. Надо выпить. Высушив волосы, спускаюсь к ужину.

Когда все в сборе, Тиглер-старший, возвышаясь над пышным столом, произносит тост:

– В нашем деле принято говорить: «Чтобы стать прекрасной, лоза должна страдать». Почвы у нас тут никудышные. Днем стоит жара, а ночью ягоды изнывают от холода. Но именно эти условия подарили нам благородный напиток под маркой «Вальмонсо». Так и человек обретает благородство в испытаниях. Будем же признательны за тяготы, что выпадают нам на жизненном пути. Я хочу выпить за ваши испытания, Джуд, – те, что вы уже прошли, снискав себе славу, и те, что вам еще только предстоят. Главное, помните, что у вас есть родные люди, на которых вы всегда можете положиться.

Со звоном ударяются бокалы, в камине трещат поленья, Антон и девочки Тиглер требуют историй про драконов, и только старшая, Мэри-Кэт, опекает мой аппетит: «Дайте человеку нормально поесть!»

На вино я налегаю чуть сильнее, чем это одобряется в изысканном обществе. Но я хочу застраховать себя от очередной бессонницы. Несколько часов забвения – вот что мне нужно. Чтобы ни испытаний, ни тягот. Ни мыслей. Даже снов я предпочел бы не видеть.

После ужина возвращаюсь в свою комнату не без помощи Гальфрида. Медленно засыпаю на хрустящих простынях, не полностью раздевшись. Желанное забытье запаздывает. В ноздрях запах свежего белья. Это запах моих ночей с Джудит. Она всегда перестилала кровать до моего прихода и, очевидно, делала это снова, когда я уходил. Скобка открывается, скобка закрывается. Меня это даже задевало. То, как легко и механически достигалось мое выключение из ее основной жизни. Сколько раз я пробовал порвать с ней, уверенный, что достоин большего, чем отрезок времени между двумя сменами белья. И сколько раз я умолял ее впустить меня обратно в эти скобки, где, по крайней мере, я мог засыпать, прижав к себе любимое существо, уткнувшись носом в ее макушку… Может, это и к лучшему, что все позади.

Открываю глаза. В комнате темно. В газовых шторах запутался лунный свет. Катарсис. В голове пульсирует это странное слово: «Катарсис». Откуда я его знаю? Видел единственный раз в кабинете Эктора Целлоса в Лаврелионе. Вот откуда. Видно, мозг так и не смог отключиться, продолжал работать вопреки моим стараниям.

Взволнованный и неспособный к дальнейшему сну, я иду умываться, долго пью из-под крана. Пять утра. Кажется, именно в этот глухой час я появился на свет. Хорошо хоть немного поспал. Плохо, что ноет в висках. Все же я вчера перебрал вина.

Заправляю кровать. Спускаюсь в библиотеку. Отыскиваю словарь латыни, листаю его в поисках «катарсиса». Не понимаю: если это мертвый язык, почему он до сих пор доставляет столько неприятностей живым людям? Наверное, для языков есть свои погребальные обряды, и когда хоронили латынь, то допустили преступные нарушения – вот классический призрак и не успокоится, вот и мстит бедолагам вроде меня. Нет, «катарсиса» здесь нет. Значит, это не латынь. Зря я на нее пенял. Захлопываю фолиант, ставлю его на место. Следующий подозреваемый – древнегреческий. Беру с полки словарь, открываю на букву «K», пробегаю глазами страницу… Вот оно. Katharsis. Очищение. Очищение? А, ну да, помощник ректора много толковал об очищении человеческой души. Узнать бы, что из этого вышло. Или, может быть, я уже знаю? Пусть бичующие дьявола выжгли из моей памяти десять дней в Лаврелионе, но и выжженная земля не может пустовать вечно. Вдруг сегодняшний katharsis – это первый росток, пробившийся наверх из глубин подсознания? Рано или поздно я вспомню.

– Доброе утро, сэр. Обычно завтрак подают после утрени. Но, как я понимаю, вам скоро ехать?

Вздрагиваю при звуке голоса Гальфрида. Дворецкий Тиглеров, судя по всему, встал раньше меня: уже при галстуке и фраке, на руках белые перчатки. По спокойному взгляду ясно, что так рано его разбудили не внутренние демоны, а хлопоты по хозяйству: надо засветло расшевелить домашнюю челядь.

– Да, я бы съел что-нибудь легкое, если можно. И от головы какую-нибудь таблетку, пожалуйста.

В ожидании завтрака смотрю на карте, где находится офис РКС. Даник Чиола предупредил меня, что в местном отделе расследований супернатуральной активности работают только четверо: руководитель Ноткер, два оперативника – Альпин и Лантура – и специальный консультант по фамилии Кент. Говоря «специальный консультант», сэр Даник посмотрел на меня со значением. Видимо, это был иносказательный оборот, продиктованный деликатностью, а кем, по сути, был этот Кент, мне предстояло узнать на месте. «И еще, – добавил сэр Даник. – Не рассчитывайте там на большое усердие со стороны коллег. Назначение в наш отдел большинство воспринимает как ссылку».