Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Записки Лора не оставила. Почему она сделала это? Какая степень отчаяния была для нее невыносимее, чем вот это: лежать голой и выпотрошенной на стальном блюде?

Словно в надежде разбудить ее и спросить, я дотрагиваюсь до холодной руки, касаюсь лба, провожу пальцами по волосам. Лантура, стоящий по ту сторону от тела, прочищает горло и переступает с ноги на ногу. Разволновался, должно быть, что именно так люди и поддаются обаянию бездны.

Лора не проснулась. Труп оставил свои тайны при себе. И все же мы пришли не зря.

Ниже яремной ямки на коже белеет пятно – крошечная брешь в бледном загаре, покрывающем грудь.

– Что это, след от кулона? Он был на ней, когда тело нашли? Можно посмотреть на ее вещи?

Призвав своего проводника, мы переходим в другое помещение, заставленное коробками. Запах не неприятный, но дышать становится трудно. Все, что здесь хранится, причастно к смерти.

Получив коробку с вещами Лоры, приподнимаю крышку и откладываю в сторону. Сразу же добавляется новый запах – ее духов. Приятный обволакивающий аромат – что-то кофейное, мускусное, с горчинкой. Не очень вяжется с образом молоденькой девушки. Одежда тоже необычная – похоже, ручной работы. Вышивка на платье складывается в знаки, напоминающие наши защитные руны, только начертание неправильное. Сделали просто ради эффекта. Перебираю содержимое коробки. Кожаная куртка. Колготки. Красивое и дорогое нижнее белье. Если верить описи, должен быть и кулон. Вываливаю тряпки на стол.

С другими вещами выпадает и главный экземпляр этой печальной коллекции. В пронумерованном пластиковом мешочке тускло поблескивает цепочка, продетая через кулон и спутанная в узел. Кулон странный: в металлическую оправу заточен кусок то ли окаменевшего дерева, то ли камня. Темная поверхность покрыта извивающимися бороздками. Трудно сказать – искусственный это орнамент или природное образование. Похоже на косточку от персика.

Я вскрываю мешочек и запускаю пальцы внутрь. От неожиданности роняю кулон под ноги.

– Леннокс? Что такое?

– Не знаю. Током ударило, что ли?

Наклоняюсь и с некоторым опасением подхватываю кулон за цепочку. Другой рукой дотрагиваюсь до самой подвески. И снова это чувствую. Нечто среднее между покалыванием и мелкой вибрацией.

– Что это, Лантура, как вы думаете? Не бойтесь. Это не больно.

– Я ничего не чувствую.

– Сожмите кулон в ладони.

– Все равно ничего.

– Хм.

Я подзываю служителя морга и вручаю подвеску ему. Тот перекладывает ее из руки в руку и отрицательно качает головой.

– То есть вы оба ничего не почувствовали? Совсем? – Я стискиваю вещицу в кулаке, спеша удостовериться, что ее биение и трепет не почудились мне и не прекратились.

Раскрываю ладонь, поднеся ее ближе к свету, чтобы все могли разглядеть слабое приплясывание амулета у меня в руке. Как будто на закипающей кастрюле барахтается крышка. Медицинский работник вскидывает брови.

– Похоже, он на что-то реагирует.

– Хотите сказать, что это детектор, датчик? – Лантура трогает кулон у меня в ладони.

– Почему бы и нет? Когда ваш коллега берет его в руки, мы видим это беспокойство. Значит, в этот момент какая-то величина достигает порогового значения.

– Какая, например?

– Да откуда ж мне знать. У нас таких приборов не делают. Наверное, это что-то вроде гальванометра, только очень маленького. По электрическому сопротивлению кожи можно определить эмоциональное состояние. Может, покойная так фиксировала свои неосознанные психологические реакции. А может, это за нею наблюдали. Знаете что? Сдается мне, это штучка – разработка военных или спецслужб. Слишком уж миниатюрная. Рентгена у нас здесь нет, посмотреть ее на просвет не получится. Могу попробовать вскрыть скальпелем. А вдруг она и вовсе – волшебная? Думаете, спецслужбы теперь стали нанимать колдунов?

Видя, что расследование готово выскользнуть из моих рук и пойти дальше независимым новым курсом, я прячу подвеску в кулаке.

– Мы сейчас не будем отметать никакие версии. Так что, если не возражаете, я это заберу. Для изучения. Можно?

– Только в журнале распишитесь.

Уже по пути на выход я решаюсь спросить еще кое-что. Сомнительно, чтоб я узнал что-то полезное. И все же, на всякий случай.

– Доктор, это вы проводили вскрытие Лоры Камеды?

– И ее, и той другой несчастной, что отравилась яблоком. Мария Тэлькаса, так ее звали.

– Я читал ваши отчеты. Поэтому знаю, что вы не обнаружили никаких патологий. Но может быть, в отчеты что-то не попало? Что-нибудь необычное, даже если вам это показалось несущественным… Или ненаучным. Понимаете?

Специалист по кадаврам глядит мне в глаза неудобно долгое время. Выражение лица у него при этом несколько отсутствующее. Привык не суетиться среди своих подопечных. Я уже, занервничав, открываю рот, чтобы объясниться, как-то вернуть его к общению, но тут он начинает говорить:

– Нет, ничего не упущено. В отчетах я упомянул обо всех находках. В обоих случаях никаких отклонений от нормы. Вот только… Видите ли, именно это и ненормально. Если мы считаем человека здоровым, мы всего лишь имеем в виду, что он относительно здоров. Все равно что-нибудь да найдется. У одного пролапс митрального клапана. У другого остеохондроз. У третьего щитовидка. Мир всех нас понемногу калечит. А у этих – ничего. Все органы в идеальном состоянии. Были, во всяком случае. Все работало как часы. Ну, эта последняя барышня, по крайней мере, была довольно юной – в ней это еще не так странно. Но Марии Тэлькасе было сорок шесть лет. Не может организм в таком возрасте быть совсем без отклонений. Притом у нее были пальцы злостной курильщицы, а легкие – что вы думаете? – чистенькие, как у младенца. В зубах ни единой пломбы. Я тридцать лет на этой работе, но такого никогда не видел. Да еще обе при жизни были такие красавицы. Ничего удивительного, что этими дамами интересовались спецслужбы. Вы как хотите, а я думаю, им готовили роль элитных матерей. Знаете, для усиления генетического фонда нации.

Поблагодарив эксперта за деятельную помощь расследованию, мы с Лантурой выходим из здания морга. На улице гуляет теплый ветер, особенно приятный после воздуха, который пришлось делить с покойниками. Идем к машине, припаркованной за углом.

– Лантура, узнайте, пожалуйста, по поводу анерленгских жертв. Что там показало вскрытие? Тоже никаких аномалий? Если это подтвердится, значит, связь между нашими девушками имеет еще и физиологическое основание. Это может быть важнее, чем их красота… Не знаю, как насчет элитных матерей, но мне стало страшнее.

– Да, и мне не по себе. Честно говоря, я все думал, что нас ждет разгадка в духе той сказки. Живет где-нибудь озлобленная колдунья, и есть у нее волшебное зеркальце. И она спрашивает у зеркальца: «Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?» А зеркальце ей выкатывает список из полусотни имен в одном только Анерленго. Ну она и давай изводить их всех, как может, в отместку за то, что в детстве над ней измывались и дразнили уродиной. Думал, это именно кампания против красоты. Или, вернее, культа красоты в нашем обществе.