Питер Маклин - Костяной капеллан [litres]

– Так, значит, Скотобойный закоулок, – и с этими словами лицо Йохана исказила такая свирепая ухмылка, что стал он ну точно как дикий зверь. – Вот мы им грёбаную скотобойню и устроим, Томас. Думают, мудилы, что могут нас обкрадывать? А вот хрен там!

– Хорошо сказано, братец, – похвалил я. – Хорошо сказано.

Йохану я поручил собрать людей для дела, а Луке – вселить в их сердца боевой задор. Анну же, после того как мужики вышли, задержал.

– Надо полюбопытствовать у тебя кое о чём, надеюсь, ты не обидишься.

– Давай к делу.

– Той ночью, когда вы ходили на Свечной закоулок, ты много разговаривала с Роузи? Может, после всего остального?

Анна пожала плечами.

– Да так, – смущённо ответила она.

– Рассказывала ли ты ей про Билли Байстрюка?

– Может, и рассказывала… Я ведь пьяная была, счастливая и напуганная, Томас. Не припомню всего, что наговорила. А чего это ты спрашиваешь?

– Не важно, – бросил я как бы между делом, но кое-что всё же прояснилось. Роузи не просто посредница – она и впрямь работает на Эйльсу и Слуг королевы. Важно это или нет, но хорошо, что я об этом знаю. Ну разумеется, Эйльса не станет действовать в одиночку, уж точно не в таком гадюшнике, как тут у нас. О, уверен, за себя-то саму она постоит, не то слово, но надо же ей как-то передавать сведения обратно в Даннсбург. Ни один шпион не работает полностью в одиночку, в армии я это твёрдо усвоил. Естественно, среди моих есть её человек, и теперь, зная, кто это, я почувствовал себя гораздо в большей безопасности. Как только становится понятно, кто шпионит, можно хотя бы частично направлять поток сведений в нужное русло. С этого дня буду в оба следить за Роузи из Свечного закоулка.

Выдвинулись мы той же ночью. Десять человек направились к постоялому двору в Свечном закоулке, скользили во мраке улиц по двое – по трое, пока не собрались вместе. На каждом были кожаная куртка и кольчуга, под плащами скрывалось оружие.

Сэр Эланд был уже готов и ждал нас в гостиной постоялого двора. Нацепил всё тот же краденый доспех, у пояса висел длинный меч. Здесь мы с Йоханом разошлись во мнениях, но это ведь ему я поручил набрать людей для дела, вот он и выбрал одним из них сэра Эланда, так что пришлось смириться. Лжерыцарю я всё ещё не доверял, и не буду, пока он не заслужит моё доверие, но Йохан-то не знал его так же хорошо, как я, не знал он и о нашей вчерашней беседе в харчевне. Для него сэр Эланд – ещё один боец в прочных латах и с добрым клинком, которому нечем заняться сегодня ночью. Сказать по правде – думаю, сэру Эланду скучно сидеть на постоялом дворе. Женщины его не интересуют, к тому же, по его словам, за всё время случилось только три попытки нападения, каждую из которых он прерывал в несколько мгновений – в обычной своей надменно-непринуждённой манере. По словам Билла, всё обстояло несколько иначе, но не настолько, чтобы из этого делать какие-то выводы. Со слов же сэра Эланда всё казалось проще простого, и это ещё одна причина, по которой я ему по-прежнему не доверял, но, при всём при том, то, что требовалось, лжерыцарь выполнил, и это хорошо.

Сам постоялый двор, надо признать, был как новенький. Заведение в Свечном закоулке выглядело в самом деле безупречно – там провели починку, отполировали до блеска мебель, а женщин вымыли и принарядили. Билл признался, что спустил на это все деньги, которые я вложил в его дело, но, когда я предложил покрыть расходы, замотал головой:

– Хотелось бы думать, что мы теперь совладельцы. Я сделал вложение и думаю, что четвёртой части доходов мне вполне хватит.

Я окинул его взглядом. А Билл Баба, оказывается, ухватистее, чем я полагал. Он сказал, что до войны держал притон, я поверил, но теперь говорил он, что хочет от работы на меня перейти к работе со мной, а это разные вещи. Это признак честолюбия, а честолюбие всегда достойно восхищения. В разумных пределах.

– Поглядим, – сказал я. – Если к следующему Божьему дню сможешь показать, что выручил пять марок с чистой прибылью хотя бы в одну марку, сохранишь четверть дохода. Меньше – покрою тебе расходы, но отберу весь доход. Справедливо, Билл Баба?

Он кивнул:

– Справедливо. Кстати, сделай-ка одолжение, начальник.

– Что такое?

– Не называй меня Бабой. Твой брат Йохан выдумал эту кличку, и было мне, в общем, всё равно. Ну плакал я, положим, когда приходилось делать что-нибудь жестокое, ну а кто не плакал-то? Не только ведь бабы плачут.

Я кивнул. Тут он прав. Как бы то ни было, имена даются, а не выбираются, и иногда даются имена весьма обидные. Так уж повелось в армии, и он знал об этом не хуже меня.

– Что ж, будешь тогда Билл Бабник. Лучше подходит?

Он фыркнул:

– Ну я-то своего не упускаю. Думаю – подходит.

На том и порешили.

Грига Йохан на дело брать не стал, и я подумал, что это мудрое решение. Сомнительно, что сейчас его будут ждать в Свечном закоулке с распростёртыми объятиями. Побеседовал я с Биллом и об этом, и он согласился разобраться с девушкой, которой Григ сделал больно. В отряде с Григом уже разобрались по-своему – судя по звуку, при помощи сапог, и, думаю, больше он так делать не будет.

После этого я собрал отряд в гостиной. Здесь были Йохан, Анна Кровавая, сэр Эланд и Лука Жирный, Ник Нож и все остальные.

– Вы все знаете, что мы делаем и почему, – начал я. – Скотобойный закоулок принадлежит Благочестивым, вот мы и вернём его обратно. Сама скотобойня находится в конце проезда. Двинемся в обход, а потом вверх по лестнице к постоялому двору. Во дворе бойни будет темно, так что смотрите под ноги.

– А ещё там, едрёна монахиня, дикий смердёж, – добавил Йохан с ухмылкой. – Надеюсь, барышни, среди вас нет особ с излишне утончённым нюхом.

В ответ последовало два-три неискренних смешка, но и только.

Ребята проверяли оружие на остроту и доспехи на прочность, готовились драться и убивать ради меня, так что им было не до шуток.

Я переглянулся с Лукой, указал на Йохана. Лука кивнул. Прослежу за твоим братцем – говорил этот кивок.

Потом вышли – мы с Йоханом впереди, Анна Кровавая замыкала колонну, а рядом шагал сэр Эланд. Путь наш пролегал вдоль по Свечному закоулку до главной улицы, затем нырял в какой-то тёмный закоулок и терялся во мраке за скотобойней. Йохан не соврал, по правде сказать: смердело преотвратно даже по меркам Вонища. Слышно было, как кто-то давится тошнотой, потом донёсся приглушённый стук – будто кто-то его ударил, чтобы тот заткнулся.

Сам Скотобойный закоулок вёл на вершину холма между двух доходных домов, ступени были крутыми, а темнота вокруг – хоть глаз выколи. Над нами нависали глухие стены, не давая пробиться лунному свету. Я двигался ощупью вдоль сырой стены, равняясь на тусклый огонёк одного-единственного фонаря, который висел у входа на постоялый двор на небольшой площадке. Лез я и вдруг заметил под фонарём тень, там, где тени быть не должно. Остановился, придержал Йохана за плечо.