Жан-Филипп Жаворски - Неумерший [litres]

– Как ты смеешь задавать такие глупые вопросы, Белловез, сын Даниссы?

– Кто же на землях Нериомагоса не знает о двух бездельниках из Аттегии?

– Кому на лесных окраинах не досаждает застарелая злоба твоей матери?

– Наша сущность – всё знать.

– Ибо знать – значит быть.

– Ибо быть – наша сущность.

– Три раза вы спрашивали нас.

– Три раза вы докучали нам.

– Три раза вы напрашивались на грубость.

– Так вот вам и ответ.

– Так вот вам и загадка.

– Так вот вам и суть!

Суобнос обхватил голову руками и тихо подвывал, но повелительные голоса продолжали:

– Я Матир.

– Я Дугтер.

– А я Туто.

– Я Матрона.

– Я Дукстир.

– А я Тутинатия.

– Я Ана.

– Я Моригана.

– А я Неметона.

– Я Ханна.

– Я Марьям.

– А я Магдалена.

– Я Моргауза.

– Я Клариссан.

– А я Гвиневера.

– Я Мелюзина.

– Я Пэдок.

– А я Нимуэй.

– Я та, кто дарует.

– Я та, кто принимает дары.

– А я Наимудрейшая.

– Я есть происхождение.

– Я есть безумие.

– А я есть господство.

– Я есть отречение.

– Я есть начало.

– А я есть вечность.

– Я мать.

– Я дочь.

– А я душа мира.

Мы были ошеломлены. Опомнившись, Сегиллос, прикрыв от удивления рот, наивно подметил:

– Ничего себе! Целая куча имён! Мне их и вовек не запомнить.

– Это уж точно: твоя память слишком коротка.

– Ты слишком твердолобый, чтобы их понять.

– А суть в том, что мы полионимны.

– Это ещё одно имя? – воскликнул я.

– Нет, это состояние.

– Нет, это достоинство.

– Нет, это сущность.

– Это означает, что мы зрим в трёх направлениях.

– Это означает, что мы существуем во всех трёх возрастах.

– Это означает, что мы связаны с тремя мирами.

– Нам ведомы все людские горести.

– Нам ведомы все людские желания.

– Нам ведомы все людские тайны.

– Смотрите: старик не тот, кем кажется.

– Смотрите: у старшего брата в боку копьё.

– Смотрите: младший брат ищет своего двойника.

– Смотрите: младший брат возвращается в лес.

– Смотрите: старший брат содрогается от звучания флейты.

– Смотрите: у старика новые рога.

Непонятные речи снова обескуражили нас. Суобнос умоляюще воздел ладони к теням в тумане.

– Помилуйте, голубушки! – простонал он. – От ваших слов у меня аж перепонки лопаются! Мы пришли сюда не тайны выведывать. Ваши пророчества жестоки; они воскрешают былые сожаления, раскаяния, призраков… Нет, нет, я больше ничего не хочу знать! Ваша прозорливость – проклятие!

С высоты послышалось насмешливое гоготанье. Ни брат, ни я ничегошеньки не понимали из этого странного разговора, но Сегиллос был настолько болтливым, что не смог сдержаться.

– Разве всё это пророчества? – вскричал он. – Эй, вы там, наверху! Так если вы предсказательницы, вы можете нам помочь?!

– Нет! Нет! – яростно возразил Суобнос. – Ты не можешь ничего у них просить, не даруя подношения взамен, не то эти трое заберут у тебя самое дорогое!

Но упрямый Сегиллос пропустил предупреждение бродяги мимо ушей и, приподнявшись на цыпочках, стал излагать:

– Вот уже много лун мы ищем в лесу наездницу неслыханной красоты. Она восседает на самой большой в мире кобылице, и около неё всегда скачет жеребёнок. Если вы, три сороки, настолько всесильны, могли бы и сказать нам, где её найти!

Его просьба вызвала бурю негодования. На весь лес разнеслись обиженные восклицания и оханья:

– Что? Напыщенный воробьишка!

– Тьфу-ты, простофиля!

– Что за дуралей!

– Мы с ним по-доброму.

– Мы с ним по-хорошему.

– Мы одаряем его своим бесценным присутствием.

– Мы – три странствующие ворожеи!

– Мы – изысканнейшие птички во всей округе!

– Мы – самые прекрасные журавлицы во всём мире!

– И что же он просит?

– Чего же он хочет?

– Чего же он требует?

– Какую-то глупую кобылку!

– Огромную кобылицу!

– Беспутную девицу!

– Какой невежа!

– Какая мерзкая душонка!

– Какие скверные манеры!

– Болван!

– Чурбан!

– Хам!

– Он думает, что лучше нас.

– Он недооценивает нас!

– Он в грош нас не ставит!

– Хватит уж с нас!

– Это уж слишком

– Получай же, что заслужил!

Ветви над нами зашелестели каким-то мягким шорохом. Три тени вспорхнули, в мгновение ока поднялись ввысь, к макушкам деревьев, раскинув большие крылья. Их силуэты плавным изяществом напоминали больших цапель. Когда они взлетели, на нас посыпалась ледяная пыль и медленно опустилось одно пепельное перо. Сквозь вату облаков доносились быстро отдалявшиеся крики. Они гнусаво, звонко и истошно вновь и вновь выкрикивали одно слово, что звучало словно призыв:

– Таруос! Таруос! Таруос!

Суобноса стала бить крупная дрожь.

– О, горе мне! – воскликнул он. – Сеговез, ты накликал беду на наши головы!

Мы с братом были ужасно рады, что поболтали с птицами. К тому же мы настолько привыкли к приступам тревоги нашего старого товарища, что не придали особого значения его причитаниям. Сегиллос скакал вприпрыжку, будто бешеный пёс, и кричал:

– Вернитесь! Вернитесь!

Из глубины зимнего леса донёсся гортанный рёв.

– Да замолчи же! – прикрикнул Суобнос на брата. – Ты накличешь его на нас!

Будто в подтверждение его опасений, из тумана вновь вырвался дикий рёв. Он пронесся по ложбинам и рощам с такой невероятной силой, будто трубил охотничий рог. Где-то в глубине чащи глухие тяжёлые шаги сотрясли подлесок.

– Какой дурак! Какой же я был дурак! – сетовал наш старый товарищ.

– Что это ещё такое? – спросил я, чуть забеспокоившись.

– Конечно же, это он! Таруос!

– Но кто такой Таруос?

– Это паредр [83]трёх сестёр, которых вы оскорбили.

– Чего? Мы же их даже не обзывали! – возмутился брат.

– А что такое паредр? – переспросил я.

– Что-то слишком сложное для ваших умов, коноплянки!

Подбородком Суобнос указал на промёрзшую насквозь землю под ногами, которая была сильно разворочена.

– Просто знайте, что это сделал он, – пробормотал Суобнос.

С ужасом, выпуская из рук пучок шерсти, который до сих пор держал в руках, он добавил:

– А это клок его волос. Его шкура такая твердая, что даже копьё правителя Нериомагоса не оставило бы на ней и царапины. Что уж говорить о ваших дротиках… Эти зазубрины лишь разозлят его пуще прежнего. Так что нам остаётся одно: убираться отсюда, и как можно скорее!

Мы забеспокоились. В тумане раздавался громкий треск ломавшихся веток. Тяжёлый топот по мёрзлой земле и хруст сухостоя гулко разнеслись на всю округу. На этот раз, когда Суобнос сорвался с места, мы перестали валять дурака и вслед за ним задали стрекача.

Без Суобноса мы удирали бы наобум. Но старый скиталец знал, куда бежать, и мы доверились ему, чтобы кратчайшим путём выбежать к окраине леса. Я совсем не понимал, где мы находились. Неведомая сила, подгонявшая нас с недавних пор, начала потихоньку угасать.