Жан-Филипп Жаворски - Неумерший [litres]

– Ого-го! Красивые козлятки! – прогремел огр, улыбаясь нам ужасающей улыбкой, ибо его нижняя губа свисала, обнажая засаженные коричневыми клыками дёсны.

Затем он выпрямился и повернулся в сторону входа на поляну, где в нерешительности замерла монументальная громадина, преследовавшая нас. И к нашему великому ужасу, владыка Гариссаля махнул ему рукой.

– Таруос! – позвал он. – Входи! Милости прошу!

Мы с Сегиллосом взвизгнули от возмущения и ужаса. Суобнос принялся его укорять. Но было уже слишком поздно: Таруос снова зашагал к нам навстречу. Он пересёк порог, раздувая носом разделявшие нас клубы тумана.

Сначала мы увидели его рога, изогнутые вокруг квадратной, как крыльцо, морды; они были толще кольев. Позади колыхалось огромное тело: всклокоченная холка, горб на спине, толстый, свисавший до колен подгрудок, и покрытые густой шерстью голени над сильными, как наковальни, копытами. Его рыжая шкура была покрыта сверкающим льдом, и от всей туши пыхало жаром, как от огромного угольного костра. Чудовище оказалось быком, но быком немыслимых размеров, вышиной с дом, в девять раз тяжелее, чем лучшие из наших породистых быков. На голове у него был признак божества: прямо надо лбом, окаймлённый пучком волос, торчал мощный третий рог. Налитые кровью чёрные глаза беспорядочно вращались, а из ноздрей разъярённого зверя валил пар. Он выглядел, как ходячая гора: от каждого его шага содрогалась земля. При его приближении до нас донеслось мускусное зловоние.

– Добро пожаловать в Гариссаль, Таруос, – буркнул великан. – Ты, кажется, устал от долгой погони: ты запыхался, и твоя шкура покрыта льдом. Располагайся! Отдохни! Погрейся у моего очага! Увы, мне нечем угостить тебя, но, если душа к тому лежит, выбери одну из моих тёлок и насладись ею вдоволь!

Голос Повелителя Сильных звучал с хрипотцой и выражал устрашающее радушие. Он пробирал нас до самых костей, словно позыв медного горна, и всё же его говор имел забавный недостаток: великан шепелявил. Таруос же, похоже, совершенно не хотел отдыхать или осеменять корову. Он шёл прямо на нас, сердито размахивая мордой.

– Ты выглядишь расстроенным, – заметил хозяин Гариссаля. – Как я понимаю, у тебя с этими оборванцами произошло какое-то разногласие? Не сомневаюсь, что твоё недовольство оправданно, Таруос; но ты здесь, в моем владении, по моему приглашению. Если в моей обители ты позволишь гневу выйти наружу, то оскорбишь меня. За её стенами поступай как вздумается. Но здесь, из уважения ко мне, умерь свой пыл. Этих коротышек ты и пальцем не тронешь!

Потчевать разъярённого быка такими сладкими речами мне показалось весьма неуместным. Чудище, вероятно, не вняв ни единому слову, уже почти добралось до нас. Нужно было удирать со всех ног, но сила, исходившая от Таруоса, погрузила нас в состояние гипноза.

– Довольно! – рявкнул великан. – Ты, что ли, не слышишь меня?! Так дело не пойдёт!

Повелитель Гариссаля поднялся, и его огромное пузо затряслось. Своей лысой башкой он доставал до крон деревьев. Его толстенная нога с ногтями, забитыми грязью и мхом, приземлилась как раз между нами и быком. Тогда Таруос отступил на шаг, но лишь для того, чтобы воинственно выставить вперёд рога.

– Ты осмеливаешься бросать мне вызов? – взревел хозяин. – В моём собственном владении?

Тарус ответил оглушительным мычанием, от которого зазвенело в голове. Из его ноздрей, словно из кузницы, валил пар, а по жёсткой щетине бороды длинными струйками стекала слюна.

– А ну-ка повтори!

Новый рёв, еще более яростный, заставил нас съёжиться от испуга и зажать руками уши. Положив руки на жирные бёдра, Повелитель Сильных ответил ему громким смехом, от которого его пузо и ягодицы заходили ходуном.

– Ты бросаешь мне вызов, Таруос! Ты бросаешь мне вызов! – прогремел он. – Ах! Спасибо за этот миг славы!! Только попробуй снова запугивать меня, и ты дождёшься! Я схвачу тебя за рога и сверну тебе хребет! Я все ноги тебе переломаю! А когда пробью твой одеревенелый затылок, оторву голову и насажу её на частокол среди других трофеев! А ну-ка, давай ещё разок! Я только этого и жду!

Таруос тряхнул головой, стал рыть копытом землю, но рёв его стал уже не таким сильным. Властелин Гариссаля принялся потешаться над ним.

– Вот-вот! То-то же! Как я погляжу, ты идёшь на попятную. Ты прекрасно знаешь, кто здесь хозяин!

И то была чистая правда. Со вздохом презрения трехрогий бык развернулся. Медленной поступью он двинулся к ограде. На пороге он на миг остановился, повернул к нам свою упрямую морду, бросив на нас злобный взгляд. Затем с притворным безразличием растворился в тумане. Под густыми ветвями деревьев он в последний раз громко и вызывающе взревел, но топот его копыт в застывшей роще раздавался всё дальше и дальше.

Повелитель Гариссаля, грубо усмехнувшись, хлопнул в ладоши:

– Ах! Ну что за трусливая тварь! Даже биться не стал!

Суобнос, в порыве чувств, принялся благодарить великана. Повернувшись к нам, он потряс толстым, словно дубина, пальцем.

– Нюни-то не распускай, Рогоносец. Тебе ещё повезло, что я узнал тебя, несмотря на твою убогую свиту… В противном случае я бы расплющил вас и бросил останки на растерзание быку.

Он почесал бороду, в которой застряли объедки и обломки костей.

– К слову, если ты побеспокоил меня из-за какого-нибудь пустяка, я, пожалуй, ещё мог бы так поступить. Вы послужили бы вполне сносным украшением перед входом в мой дом. Но вначале поговорим.

Пузо его было таким огромным, что он с большим трудом смог присесть, подвернув ноги, от этого его туника непристойно задралась, оголяя мясистые бёдра. Он небрежно опёрся о большой пень, находившийся под рукой, и тот едва не рассыпался. Жестом он предложил нам сесть на землю. Под собой мы почувствовали влажную и тёплую почву, разогретую пламенем костра.

– Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, Рогоносец, – снова начал великан. – Чтобы оказать тебе услугу, я бросил вызов Таруосу. О! Конечно же, сам хвастун меня не пугает! Но ссора с его тремя спутницами, согласись, может привести к ненужным последствиям. Ты прекрасно знаешь, что в них кроется нечто большее, чем птичье чириканье и журавлиное тщеславие. До сегодняшнего дня я не переставал надеяться приручить одну из них, снять с неё перьевой наряд и насладиться прекрасным, теплым телом девушки, скрывающейся под маской цапли. К сожалению, после всего происшедшего заполучить ее будет трудновато. Поэтому теперь я хочу услышать от тебя, из-за чего я оказался в столь незавидном положении.

Суобнос, взвешивая каждое слово, стремился придать своей речи осторожный и угодливый характер. Людоед косо смотрел на него, почёсывая брюхо. Трудно было представить, что эта «куча жира» рассчитывала завоевать женские сердца, даже если они и были тремя сварливыми пташками. И всё же этот обольститель обладал глубоким приятным голосом, который из-за своей шепелявости, следует признать, немного раздражал. Так, несмотря на сильнейшую усталость и все переживания, на меня нашло озарение. Я понял, с кем мы имеем дело. Поскольку Суобнос уже собирался вежливо заговорить с этим извергом, я опередил его и закричал, тыча в великана пальцем: