Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

«Что ты знаешь о безумии и смерти! – рассмеялась чёрная фигура. – Я проходил этой дорогой и пройду ещё, и не тебе меня останавливать. Ты даже не прошёл магического посвящения, не сотворил положенного ритуала, не сподобился отдать стихиям требуемые жертвы! Необученная девочка с потугами на магию, твоя нелепая Мария Магдалена, и два мальчишки, из которых один – Запал, другой – Громоотвод, – вот всё, что у тебя есть. Все вы – ничто против меня, прошедшего все испытания, воспарившего на крыльях огня и вернувшегося назад! С дороги, глупая девчонка! С дороги, или я…»

«Ложь», – спокойно парировал Жуга, и Ян Проклятый осёкся и умолк, поскольку рядом с травником возникли трое: высокий плечистый северянин с секирой, привязанной к руке, худая дева с птичьими чертами и долговязая фигура в чёрном.

«Я вода», – сказал Яльмар Эльдьяурссон, делая шаг вперёд.

«Я воздух», – произнесла Альбина, Зерги, Белая Стрела, и усмехнулась.

«Я земля», – глухо выдавил Золтан Хагг.

«Я огонь», – закончил Жуга.

«Жертвы приняты», – сказал кто-то. Ялке показалось, этот голос ей знаком, она почти успела вспомнить, где и когда она его слышала, но тут вдруг Андерсон закричал, схватился за горло и стал стремительно съёживаться, как пузырь, из которого выпустили воздух. Четверо остались стоять, а из тьмы, как из гончарной глины, вылепилось новое лицо: беловолосый человек со взглядом бешеной собаки. Он посмотрел на девушку, на травника, чуть дольше задержался на фигуре арбалетчицы, прорычал: «Спешите! Не могу его долго держать!» – и исчез. А Ялка, словно наяву, увидела картину, как на земле, где-то в окрестностях Лейдена, господина Андерсона разыскал и взял за горло белый волк. Но эта маленькая схватка так стремительно ушла из поля зрения, что растворилась в тысячах других.

А травник улыбнулся ей в последний раз, махнул рукою, и все четверо исчезли.

Ялка осталась одна.

И тотчас, словно рухнули невидимые шлюзы, в девушку ворвалась Сила – дикий, потрясающий естество и разум пламенеющий поток, поющая струна, кудель мироздания. Ялка попыталась преградить ей дорогу, ухватить и поглотить как можно больше этих струй, но сияющий поток сакральной бешеной энергии бил, ослеплял, расплёскивался, обтекал её со всех сторон. Девушка хватала, сколько могла удержать, представляя и желая, чтобы он обрёл желаемую форму, и чувствовала, как ветхая ткань бытия стала расползаться у неё в руках, стираясь, исчезая, сматываясь в серые клубки тумана, первозданного ничто – а это было ей знакомо, ох как это было ей знакомо! И постепенно, по чуть-чуть, она почувствовала, что у неё стало получаться.

«Господь всеблагий, – думала она, – раз так, пусть это будет просто пряжа, та божественная пряжа, из которой норны вьют свои нити, из которой было соткано всё сущее Тобой, Великий Ткач… Но Ты же знаешь – люди злы, завистливы, трусливы, и они порвали эту дивную божественную ткань, проели в ней прорехи, словно моль, и в этих тёмных пятнах расплодилось Зло. Позволь, я буду у Тебя в помощницах, позволь заделать эти дыры в меру слабых женских сил. Я сделаю не так, как Ты, я сделаю, быть может, хуже для одних и лучше для других, но я вмешаюсь, потому что нельзя не вмешаться, нельзя оставлять всё как есть, ибо мы растим в себе такую разъедающую нечисть, что наш мир вот-вот скользнёт обратно в никуда, и будут Страшный суд и кони Апокалипсиса, и последнее сражение, в котором будут только проигравшие… А я всего лишь женщина, слабая женщина, поэтому я исправляю только то, что я могу, я сделаю свою маленькую вселенную внутри Твоей большой, а остальное сделает другой или другая. Пусть же будет так! Пусть будет так!»

Так думала она, свивая петли бытия на спицах времени усталыми пальцами, а пальцев у неё сейчас, наверно, было миллион, если не больше. Она была горном и печью, прялкой и станком, мельницей и верфью мироздания. Она плела другую, новую историю, исхода которой не знала, видела осколки прошлого и тени будущего, отражения реальности, которых нет, но в них уже не было места инквизиции и страху, там её страна надолго останется свободной и независимой. Пусть это случится не сразу и будет не всегда, но у человека есть свои пределы. Время не имело значения. Она старалась ничего не упустить, хотя и знала, что непременно что-нибудь упустит. Но пока поток не иссяк, нужно было переделать всё, что можно переделать. Она была уверена только в одном – она творила, а не разрушала, и какое бы она ни создавала бытие, в нём не было ни зла, ни страха, а за остальное Ялка не могла держать ответа. А магия текла и претворялась в жизнь, в реальность, в бытие, взамен того, ушедшего, и в тот неуловимый миг, когда поток её начал ослабевать, Ялка вдруг почувствовала взгляд из-за спины, будто кто-то наблюдал за её работой, смотрел, справляется ли она, и каким-то шестым чувством она ощутила одобрение .

Ей было страшно и восторженно.

Она не видела, как рядом с нею возникали сущности и тени, жадно перехватывающие ручейки, потоки, даже капли той энергии, которую она не успевала поглотить, не успевала взять, но где-то на краю её сознания мелькали образы. Вот девочка Октавия вслепую, неосознанно вплетает нить её отца обратно в гобелены бытия, вот Рутгер, белый Рутгер расплетает старое заклятие, чтобы увести обратно в жизнь свою любовь, вот Иоганнес Шольц, поймав крупицу Силы, тратит её без сожаления на то, чтобы вернуть хозяина и друга… А Томас, чьи желания до последнего оставались тайной за семью печатями, взял лишь маленькую струйку, и тоже не для себя.

Но были и другие, вроде Вольдемара с Йозефом – те Андерсоновы прихвостни, в которых не угас магический талант. И были их бредовые идеи. Эти тоже сумели урвать струю магической энергии и выстроить свою судьбу, которая – и Ялка это чувствовала – ещё проявит себя в будущем, в другой стране, где сотворится ещё более кровавый кошмар… но с этим она уже ничего не могла поделать.

И были сотни, тысячи других, кого девушка не знала и знать не могла, и все они, вольно или невольно, спешили ухватить свою долю. Она предчувствовала, что страна будет расколота, что скоро, очень скоро от руки продажного убийцы падёт принц Оранский – отравленные пули пронзят его, но с этим она тоже ничего не могла поделать. Она видела ужасные вещи – резню, которую устроят в Маастрихте и Антверпене меньше чем через полгода озверевшие от поражений испанцы. Она предчувствовала дикие века – прекрасное и страшное будущее, распадающееся веером на сотни, тысячи различных вероятностей, но тут она вообще была бессильна.

Белоснежный Единорог обернулся на звёздной дороге и бросил на девушку прощальный долгий взгляд перед тем, как уйти навсегда. «Прощай, Кукушка. Спасибо тебе. Не забудь о травнике», – сказал он, и Ялка вдруг вспомнила, где она слышала тот голос…