Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

А когда поняла, насторожилась.

Бывало, стражники и раньше болтали от скуки, даже пытались заговаривать с пленницей, но не как сейчас: голоса звучали раздражительно, даже гневно. До утра было ещё далеко. Ялка заставила себя сосредоточиться и вслушаться, а потом, придерживая цепь, чтобы та не звякала, на четвереньках подползла к двери.

– …а я говорю, что я вас не впущу, – втолковывал кому-то маленький испанец (Мануэль Гонсалес его звали или как-то так; Ялка распознала его по голосу). – У меня приказ! Не понимаю, Алехандро, ты-то как с ними тут оказался? Что вы замыслили?

– Лоло, hombre, ты, должно быть, с ума сошёл, – принялся увещевать его какой-то незнакомый голос – развязный, пьяный, тоже с испанским выговором. – Ты неужели не помнишь меня? Неужели не узнал?

– Убери руки. Конечно, я узнал тебя, tio Тонио [70] Дядя Тонио ( исп. ). . Но даже то, что ты нажрался как свинья тебя не оправдывает. Есть приказ отца Себастьяна, и я его выполняю.

– Ба! – вскричал поименованный. – Приказ! Да клал я на его приказы! Fraile, padre, sacerdote [71] Монах, святой отец, священник ( исп. ). , знаем мы, об кого они чешут хрен! Приберёг, небось, телушку для себя. Пусть портит мальчиков. Она же ведьма, hombre, понимаешь? Una Bruja. К ней, наверное, и так приходит Искуситель, так разве я не лучше Искусителя? А? Вот что я скажу тебе, compadre: перестань махать руками, лучше открой нам эту дверь, хлебни винца и пошли с нами делать дело.

– Служба – вот моё дело… Да убери ты от меня свою бутылку!

– Ой, да ладно тебе, «служба»! Тоже мне, выискался… Не поверю, что тебе не хочется попарить бабу. Открывай, не дури – от неё не убудет, ещё довольна останется.

– Отойди от двери!

– Убери свои грабли, солдат!

– Отойди от двери, я сказ-зал!.. Dio mio! Санчес, что ты смотришь? Приструни его!

– Тонино, Тонино, дружище, погоди…

– Да пошёл ты!..

Послышались возня, шарканье ног, пыхтение и ругань пополам с угрозами. Спорщики перешли на испанский, Ялка понимала с пятого на десятое. Потом опять раздался голос на фламандском:

– Право слово, перестаньте… Господа солдаты, что вы делаете! Ведь мы стража, нас сюда поставил отец-инквизитор, неужели его слово для вас ничего не значит?

Тут Ялка, как ни была она измучена и напугана, нашла в себе силы удивиться, ибо это сказал Михелькин.

На пару мгновений в разговоре возникла пауза.

– Заткни своё хайло! – вдруг заорал пришлый испанец так, что Ялка отшатнулась от двери и упала на задницу. – Мануэлито, это что ещё за рожа?! А? Ну-ка, пошёл отсюда прочь к чёртовой матери!

– Сам поди прочь! – закричал Михелькин. – Кто ты такой, чтобы здесь командовать? Меня сюда поставил господин десятник, я его приказы выполняю! Господин Санчес, что же вы молчите? Скажите что-нибудь!

– Спрячь нож, ты, слизь канальная, отродье курвы, выкидыш, урод, скотина неотёсанная! Капуста брюссельская, кому грозить вздумал! Мануэль, а ты чего молчишь? Где твоя честь? Какой ты, к чёрту, после этого испанец! Белобрысая фламандская гнида плюёт мне в рожу, а ты…

– Он плюёт, потому что он прав, – тяжело дыша, отозвался маленький аркебузир.

– Что-о?!

– Я говорю: он прав! Убери нож. Мигель, стой на месте! Да что ж это творится… Санчо! Хосе! Что вы делаете! Какая муха вас укусила?

– В самом деле, Тони, Фабио, хватит, хватит. Пойдём лучше выпьем, я прикажу принести ещё вина…

– Убери руки! – зашёлся криком Антонио. – К дьяволу вино! Я ему сейчас кишки выпущу! Caramba, где моя наваха… Cobarde traidor! [72] Подлый предатель! ( исп. ) Я так и знал, что вы в Толедо все еретики и каббалисты, прихвостни жидов и мудехаров. Вот оно, твоё лицо! Теперь ты выгораживаешь ведьму. Щенок! Я тебя научу цитировать Писание! Сальватор!

– Йе?

– Прикрой мне спину! Caramba, сейчас ты узнаешь, что значит морская пехота…

– Убери тесак! Rayo de Dios… Михелькин! Возьми фитиль, зажги от фонаря… Отойдите от двери на пять шагов, или я за себя не ручаюсь!

– Смотри, как ты заговорил! Ещё и пукалку свою наводит. Да я тебя…

– Отойдите или… Я считаю до трёх! Раз, два…

– Прекратите! Прекратите! – раздался новый голос, по которому девушка признала ещё одного стражника, усача по имени Родригес. – Клинки в ножны! Клинки в ножны! Пресвятая Дева, Антонио, остынь! Мануэль, сынок, что ж ты делаешь… на чьей ты стороне?

– Пусть перестанет угрожать мне.

– Чёрта с два!

– Valgame Dios, Мануэль, опусти свою аркебузу! Неужели ты не видишь: это ж хмель в них говорит. Антонио, Сальватор, Алехандро! Вы же просто хватанули лишнего, завтра сами будете жалеть! Ступайте проспитесь, выпейте воды…

– Ребята! – перебил его Антонио. – Чего мы смотрим? У парня два заряда, но пока он подожжёт свой долбаный фитиль, мы триста раз его порежем на куски! Andamos!

В коридоре вновь раздался шум и топот схватки, раздались удары. Закричали. В темноте закрытой кельи невозможно было догадаться, что происходит снаружи. Залязгало железо, кто-то вскрикнул, на пол повалилось тело. Дверь пару раз содрогнулась от ударов, но удары были вскользь, случайные, всем телом. Девушка, пятясь, торопливо отползла назад к стене и замерла, с минуты на минуту ожидая выстрела. Мысли её путались. Она не знала, радоваться или ужасаться этой стычке, ибо непонятно было, что она сулит. Одни её мучители дрались с другими, это, вероятно, было хорошо. Но кто б из них ни одержал победу, они всё равно оставались её мучителями. Это было плохо.

И тут случилось странное. Вдруг накатило старое, давно забытое ощущение: чувство бесконечного провала за спиной. Какая-то дыра опять открылась в сердце, в душу потянуло холодом и мраком, захотелось закричать; она вся сжалась, почувствовав, что ребёнок у неё в животе начал шевелиться. Плечи, шея, выбритый затылок – всё заледенело и пошло мурашками от подступившей Силы, будто на голову высыпали чашку колотого льда. От страха и внезапности припадка Ялка обмочилась прямо где сидела и даже этого не заметила, только ощутила липкое тепло на бёдрах и коленях. Она зажмурилась, заткнула уши пальцами, затрясла головой и потому не сразу поняла, что это не в ушах, а в коридоре воцарилась тишина, такая гулкая и звенящая, что было слышно, как потрескивает пламя факелов.

А когда она отняла ладони, то услышала, как в коридоре прозвучало одно только слово.

– Назад, – громко и отчётливо потребовал кто-то.

Ялка вздрогнула, широко распахнула глаза и выпрямилась, не веря своим ушам. Этот голос…

«…ты будешь радоваться и смеяться без причин, томиться в ожидании меня и трепетать от мысли, что можешь меня потерять, и не чуять под собою ног, когда бежишь ко мне. А я уже не смогу быть один, потому что я поверю. Я буду всегда думать о тебе. Мой заброшенный лес будет всегда открыт для тебя. Твои шаги я буду различать среди тысяч других. Твоя походка позовёт меня, как музыка, и я выйду из своего убежища…»