Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Этот голос она узнала бы из тысячи.

Мысли путались, соображение отказывало. Первым порывом было вскочить и кинуться к двери, но она сдержалась. Неужели… Нет. Нет, нет и нет, оставь надежду, дура, дура…

Она схватила голову руками и стиснула что было сил. Это невозможно, немыслимо, это сон, это бред, мороки и видения.

«Наверное, я сошла с ума», – решила она.

– Назад, – уже с угрозой повторил всё тот же голос в коридоре. Ялка снова вздрогнула, зажмурилась и принялась грызть кулаки.

– Santa Maria de Compostella… – ошеломлённо выдохнул кто-то (Ялке показалось, Родригес) и забормотал молитву.

– Он мокрый, – зачем-то сказал кто-то из пришлых испанцев.

– Сам вижу, – ответил ему другой.

– Это он? – вполголоса спросил Хосе.

– Определённо.

– Да не может быть! Это, наверное, какой-нибудь монах. Похож просто.

– Говорю тебе: это он, лопни мои глаза! Эй, Хосе, ты куда? Хосе, ты что, боишься привидений?

– Ничего я не боюсь! Я пойду принесу алебарду…

Тут тишину нарушил преувеличенно бодрый голос Антонио.

– Что тут происходит? Эт-то что за фигура? Ещё одна фламандская гадюка? Ты откуда тут взялся?

– Тонито, погоди… – попытался образумить приятеля Санчес.

– Сколько их тут у вас подвизалось на службе? – бесновался испанец, продолжая себя накручивать. – Сами справиться не можете? Сальватор, Фабио, вы видели, откуда он сюда пролез?

– Нет. Не иначе там ещё один проход… или окно.

– Нет там прохода, а окно не открывается. Тонито, послушай…

– Эй! – не дослушав, снова закричал Виньегас. – Ты кто? Монах? Конверс? Ещё один послушник? По какому праву носишь бороду? [73] Бороду в средневековых Нидерландах дозволялось носить только дворянам, простолюдины обязаны были брить лицо. А? Брось оружие и отвечай, когда с тобой разговаривает дворянин из Кадиса!

Однако обладатель знакомого голоса (девушка сейчас даже в мыслях боялась назвать его по имени) даже не подумал выполнить его требование.

– Иди сюда, – спокойно сказал он. – Ты хотел, чтобы тебе открыли эту дверь? Так подойди и открой, если сможешь… «дворянин из Кадиса».

Он разразился потоком слов на щёлкающем наваррском наречии, и слова эти, наверно, были столь обидны, что испанец взревел и очертя голову бросился в атаку. Воспоследовала стычка, столь ужасная, что прежняя с ней по сравнению показалась Ялке дружеской потасовкой. Рёв, топот, звон клинков, удары, хрипы, вопли и проклятья слились в одно. Через минуту шум стих и отдалился, словно бой переместился в караулку или дальше. Но этот голос…

– Что же это? – бормотала девушка. – Что это такое?..

Она сидела и дрожала, костяшки пальцев кровоточили, и когда кто-то окликнул её да вдобавок дёрнул за рубище, не смогла сдержать испуганного визга.

– Кукушка, тихо! Умоляю: тихо!

Ялка развернулась и завизжала опять, увидев подле себя, на полу, чью-то голову.

– Да тихо же! – взмолилась голова. – Это я! Я. Ох ты… Что у тебя с волосами?

Голова была большая, грушевидная, лохматая и, что самое страшное, вполне себе живая: моргала, двигалась и даже говорила. В окно заглядывала молодая луна, в её призрачном свете не сразу удалось распознать, что голова не лежит на земле, но торчит из земли , точней, из тёмной земляной дыры на месте старого крысиного хода.

То был Карел-с-крыши.

– Т-ты? – девушка едва сумела взять себя в руки. – Откуда ты в-взялся?

– Некогда рассказывать, время дорого! – прошипел Карел, наконец обратил внимание на отдалённый шум и грохот, выставил ухо и прислушался. – Это там что такое?

– Д-д… д-драка, – еле вымолвила Ялка. Её всю трясло.

– Драка?! – изумился Карел, и его широкая физиономия расплылась в улыбке. – Ну и ну! Вот повезло так повезло! Давай скорее лезь за мной, пока они не видят.

– Но т-т… там… – возразила она и попыталась показать рукой. – Там…

– Не время спорить! Хочешь здесь остаться? Лезь, а то застукают! Чёрт, что там у тебя гремит? Ты что, прикована?!

При этих словах Ялка снова осознала весь ужас своего теперешнего положения, ощутила холод браслетов, колючую власяницу на теле, выбритую голову и содрогнулась. Как ни странно, это помогло ей вернуться к реальной жизни и хоть немного, но успокоиться. Карел подоспел как нельзя вовремя.

– Н-нет… только цепь на ногах…

– Ползти можешь?

– Могу.

– Так ползи! Или крысы зря старались? Скорее, некогда болтать!

С этими словами Карел развернулся, как пловец в воде, и исчез, только мелькнули ноги в полосатых носках. Ялка обернулась на дверь. Сквозь щели в досках багровели взблески факелов, из-под двери тянуло дымом. Движения в коридоре не ощущалось и не слышалось. Драка, если продолжалась, продолжалась где-то на дворе.

Она взглянула на провал под ногами. Крысиный ход…

«Хотим/помогаем, человек/девочка. Подданные трудятся…»

– Поздно, – пробормотала она, обращаясь к голосу, который всё ещё звучал у неё в ушах. – Слишком поздно, Лис… Прости меня, пожалуйста.

По щекам её бежали слёзы.

Промедление грозило смертью. Ни слова более не говоря, она спустилась в тёмную сырую глубину, сжалась там и загремела кандалами, разворачиваясь головой вперёд. Совсем недавно, часа не прошло, её пугала пустота огромной комнаты и собственная в ней ничтожность. Теперь ей предстояла пытка, полностью обратная. Свет померк, холодная земля объяла девушку со всех сторон. Некоторое время перед взором её плавали круги, какие-то фигуры, знаки, иероглифы, затем глаза сделались бесполезны. Земля ещё не до конца оттаяла, в ноздри били запахи воды и разложения. Где-то впереди, как крот, пыхтел и копошился Карел. Остановился, обернулся: «Ну? Чего ты?» Ялка сглотнула, нащупала перед собой проход и, превозмогая дурноту, стала протискиваться вперёд в вонючей тесноте, изо всех сил работая локтями и коленями и думая только о том, как уберечь живот.

О голове она уже не думала.

Повозка гистрионов выехала из Брюгге ранним утром. С серого неба сыпался снежок – колючие холодные шарики, похожие на сахарную крупку. Последние дня два стояли холода, кукольник даже подумывал отложить поездку, дабы понапрасну не морозиться, но Йост его отговорил. Во-первых, их искали. В трактире при гостинице, где итальянца угораздило остановиться, теперь всегда торчали сыщики, вещи оттуда удалось вынести с большими предосторожностями, да и то сундуки пришлось отдать хозяйке за молчание и доставленное беспокойство. Во-вторых, на холоде стражники ленились и производили не досмотр, а недосмотр, налегали на вино и вообще становились сговорчивее. Наконец, в-третьих, у музыкантов был свой резон ехать в такую рань, и их меньше всего интересовало мнение господина Карла и его малолетних помощников. Поэтому ещё затемно они подогнали к дому оружейника крытый возок, запряжённый мулицей, куда сгрузили пожитки и до восхода покинули город, отдав в воротах поросячий окорок и две бутылки аквавита. Досмотр занял бы ещё меньше времени, когда бы стражники не прицепились к восседающей на задке повозки маленькой фигурке, с ног до головы закутанной в суконный плащ и тёмную вуаль.