Рейчел Хартман - Серафина [litres]

Он отвел голову фигурки назад, и скрипучая шипящая речь остановилась.

– Какие ужасные шутки может кто-то сыграть с таким устройством, – размышлял принц. – Можете представить, что будет, если ее завести в Голубом салоне?

– Половина народу запрыгнет на мебель, крича, а другая вытащит клинки, – сказала я, засмеявшись. – Для дополнительного развлечения можно сделать ставки, кто что сделает.

– Как бы вы поступили? – спросил Киггз, и внезапно в его тоне появилась резкость. – Я думаю, ни то ни другое. Вы бы поняли, что он сказал, и стояли бы, застыв, прислушиваясь. Вы бы не захотели, чтобы кто-то навредил квигу, если могли бы остановить это.

Он ступил ко мне. Каждый сантиметр моего тела дрожал от его близости.

– Как бы натренированы вы ни были в обмане, вы не можете предугадать все возможности, – тихо произнес он. – Рано или поздно что-то застанет вас врасплох, вы среагируете искренне, и вас поймают.

Я отшатнулась. Как он так быстро превратился в дознавателя?

– Вы имеете в виду что-то конкретное? – спросила я.

– Я просто пытаюсь понять, что вы там делали с Ардмагаром Комонотом и почему вас ударили кинжалом. Это не объясняет произошедшее. – Он помахал фигуркой, крепко зажатой между его большим и указательным пальцами. – Это преступление не было импульсивным, мужчина переоделся в священника. Кто рассказал ему, что здесь будет Комонот? Он ожидал, что Комонот с кем-то встретится – с кем-то, кого он также собирался убить – или вы просто оказались в неправильном месте в неправильное время?

Я уставилась на него, открыв рот.

– Ладно, – сказал Киггз. По выражению его лица нельзя было ничего понять. – Лучше молчание, чем ложь.

– Я никогда не хотела врать вам! – воскликнула я.

– Хм. Должно быть, это жалкое существование, когда приходится лгать, не желая того.

– Да! – Я больше не могла сдерживаться. Я заплакала, пряча лицо в ладонях.

Киггз стоял далеко от меня и смотрел на мои слезы.

– Получилось грубее, чем я хотел, Фина, – сказал он, и его голос прозвучал несчастно. – Мне жаль, но уже два дня подряд кто-то нападает на вас с кинжалом. – Я резко взглянула на него. Он ответил на вопрос, который я не задала. – Тетя Дион созналась или скорее пожаловалась на неправильную информацию леди Коронги тому, кто готов был слушать. Сельде было тошно, когда она узнала, что ее собственная мать навредила вам.

Он ступил ближе. Я смотрела на золотые пуговицы его камзола.

– Серафина, если вы попали в неприятности, если вам нужна защита от кого-то, я хочу помочь. А я не могу помочь, если вы не скажете мне, что происходит.

– Я не могу вам рассказать. – Мой подбородок дрожал. – Я не хочу вам лгать. – Но если я не лгу, то не могу ничего рассказать. Мои руки связаны.

Люсиан отдал мне свой платок. Я украдкой взглянула на его лицо: он казался таким обеспокоенным, что я не могла этого вынести. Я хотела обнять его, словно это его нужно было успокоить.

Слова моего отца, сказанные прошлой ночью, вернулись ко мне. Что, если он был прав? Что, если был шанс, какой-то шанс, что Киггз не станет презирать меня, узнав правду? Один шанс на миллион лучше, чем ноль. Я почувствовала головокружение при мысли об этом. Это было слишком похоже на то, что висишь над парапетом колокольни и смотришь, как туфля кружится в воздухе, падая вниз на площадь.

Нас разделяла не только моя чешуя. У него были обязательства, и долг, и подавляющая все необходимость совершить правильный поступок. Киггз, которого я любила, не мог бы любить меня при таком раскладе. Если бы мог, он не был бы моим Киггзом. Однажды я потянулась к нему, и он так испугался, что не запротестовал, но я не могла представить, что он снова такое потерпит.

Киггз прочистил горло.

– Этим утром Сельда места себе не находила от волнения. Я сказал ей, что ты вернешься. Без сомнений, что тетя Дион не испугала тебя настолько, будто ты решила уйти навсегда. Я искренне надеюсь, что это правда.

Вздрогнув, я кивнула. Он открыл мне дверь и придержал ее, но схватил меня за руку, когда я проходила мимо.

– Тетя Дион не выше закона, первая наследница она или нет. Если хочешь добиться правосудия насчет раны, мы с Сельдой поддержим тебя.

Я сделала глубокий вдох:

– Я подумаю об этом. Спасибо.

Казалось, его что-то мучает. Что-то важное все еще не было сказано.

– Я злился на тебя, Фина, но и волновался.

– Простите меня, принц…

– Киггз, пожалуйста, – сказал он. – Я так же злился на себя. Я вел себя достаточно глупо после нашей встречи с Имланном, словно я мог беспечно забыть о своих обязанностях и…

– Нет, – сказала я, слишком яростно качая головой. – Совсем нет. Люди совершают странные поступки, когда испуганы. Я об этом и не думала.

– Ах. Большое облегчение услышать это от тебя. – Не казалось, что он испытал облегчение. – Пожалуйста, знай, что я считаю себя твоим другом, какие бы ухабы ни встретились нам по дороге. У тебя доброе сердце. Ты умная и бесстрашная исследовательница, а также хороший учитель, насколько я слышал. Глиссельда клянется, что не справилась бы без тебя. Мы хотим, чтобы ты осталась.

Он все еще держал меня за руку. Я нежно высвободилась и позволила ему отвести меня домой.

Небо только начинало темнеть, когда наша карета въехала на Каменный двор. Принцесса Глиссельда ждала нас там. Она все суетилась вокруг меня и надоедала Киггзу из-за того, что он снова позволил мне попасть в беду, словно защита меня должна быть его приоритетом в то время, как весь город схватился за оружие. Киггз улыбнулся ее хлопотам. Глиссельда уверенно встала между нами, взяв каждого под руку, болтая, что было в ее характере. Я пожаловалась на полное изнеможение и покинула наше маленькое трио при первой возможности.

Я чувствовала себя измотанной, хотя еще не было пяти часов. Я добралась до своей комнаты и упала на стул, позволив сумке рухнуть на пол между моими ногами.

Я не могла продолжать жить в такой близости от Киггза, если всегда будет так больно. Я останусь на годовщину Мирного Договора, завтра вечером, а потом передам Виридиусу заявление об увольнении. Может, и нет. Я просто исчезну, сбегу в Бластейн, или Порфири, или Сегош, один из крупных городов, где смогу смешаться с толпой, и меня больше никогда не увидят.

Мое левое запястье чесалось под повязкой. Я просто хочу посмотреть на заросшую рану под чешуей, сказала я себе. Посмотреть, как она заживает. Я начала разматывать повязку, потянула за нее зубами, когда стало трудно развязывать.

На месте чешуи показалась засохшая корочка. Она злобно сидела среди гладких серебряных чешуек с каждой стороны от нее. Я пробежала по ней пальцем: она казалась твердой и болезненной. По сравнению с этой жирной черной корочкой чешуя не была такой уродливой. Именно я сумела превратить мое врожденное уродство во что-то еще худшее. Я ненавидела эту корочку. Я подняла край, а потом мне пришлось отвернуться и сжать зубы, содрогаясь от отвращения.