Джон Норман - Моряки Гора

— Да, — подтвердила Альциноя, — быть объектом для её применения. Но при этом, конечно, я не хочу чувствовать на себе её жгучие поцелуи, и сделаю всё, чтобы она оставалась на своём крюке. Но понимание того, что она будет использована, если я вызову недовольство, возбуждает меня. Это напоминает мне, что я — рабыня, что должна повиноваться и стремиться, чтобы мною были довольны. Это извещает меня, что любая моя оплошность, любой недостаток в моей работе, любая неряшливость с моей стороны или любое недовольство со стороны моего владельца будут иметь печальные последствия. Разве она не символ доминирования? Разве она не говорит мне, что я — животное, что я принадлежу, что я собственность и рабыня? Возможно, мой господин будет часто протягивать мне плеть для поцелуя, чтобы тем самым напомнить мне о моей неволе.

— Кажется, — улыбнулся я, — тебе может понравиться быть рабыней для удовольствий.

— Это лучше, чем быть рабыней башни, прачкой, ткачихой или поварихой, — сказала она.

— То есть, Ты признаёшь себя похотливым маленьким животным? — осведомился я.

— Рабыня для удовольствий, руках своего господина, становится самой счастливой, самой радостной, самой верной из всех женщин.

— Или извивается в его узах, в его шнурах или цепях, — добавил я.

— Да, — согласилась Альциноя, — и это тоже.

Беспомощность, как известно, стимулируют женщину сексуально, иногда почти невыносимо.

— Я надеюсь, что мой господин будет добр ко мне, — вздохнула девушка.

— Он может, если пожелает своего развлечения ради, проявить терпение и довести тебя до самого края желанного облегчения, о котором Ты трогательно и отчаянно будешь его умолять, а затем отпихнуть тебя, оставляя неудовлетворённой, мечущейся в беспомощном расстройстве.

— Только не это! — воскликнула Альциноя.

— Ты — рабыня, — напомнил я.

— Господин! — попыталась протестовать она.

— Возможно, Ты смогла бы попросить красиво, — намекнул я.

— Да, да, да! — поспешила заверить меня она. — Жалобно, отчаянно!

— А он мог бы оказаться добряком, — предположил я. — Кто знает?

— Я постараюсь быть хорошей рабыней, — пообещала бывшая Леди Флавия.

— Только не думай, — предупредил я, — что раз уж Ты — рабыня удовольствия, то избежишь обязанностей обычных рабынь, уборки в доме, приготовления еды, хождения с поручениями, торга на рынке, шитья, стирки, полировки, возможно прядения и вязания, и много чего другого.

— Я была Леди Флавией из Ара, — возмутилась девушка.

— И что с того? — осведомился я.

— И что с того? — возмущённо повторила она.

— Забудь об этом, — посоветовал я.

— Я понимаю, — вздохнула рабыня.

— Кто понимает? — уточнил я.

— Альциноя понимает, — ответила она и добавила: — Господин.

— А в конце дня, — продолжил я, — Ты можешь ожидать, что тебя прикуют цепью к рабскому кольцу твоего хозяина.

— Уверена, он разрешил бы мне спать на его кровати, — заявила бывшая Леди Флавия.

— Такая честь, — хмыкнул я, — для рабыни?

— Господин?

— Уж не думаешь ли Ты, что будешь свободной спутницей? — поинтересовался я.

— Нет, Господин, — отпрянула рабыня.

— Вот и ожидай, что будешь прикована цепью к его рабскому кольцу, на полу, в ногах его кровати.

— Прикованной? — эхом повторила она.

— Как любое другое животное, — пожал я плечами.

— Господин? — вопросительно посмотрела на меня Альциноя.

— За шею или за левую лодыжку, — ответил я на её недосказанный вопрос.

— Понимаю, — кивнула девушка.

— Если тебе повезёт, — добавил я, — тебе могут разрешить матрас и одеяло.

— Так мало? — удивилась девушка.

— Безусловно, — сказал я, — даже это тебе, скорее всего, придется заработать.

— Заработать? — не поняла она. — А как?

— А как Ты думаешь? — усмехнулся я.

— Понимаю, — пробормотала Альциноя.

— Это теперь твоя судьба, — развёл я руками, — служить и ублажать своего хозяина.

— Я хочу надеяться, что смогу это, — сказала она.

— Ты думаешь, что сможешь стоять на коленях, ползать на животе, облизывать и целовать, просить и умолять, извиваться и подмахивать? — осведомился я.

— Рабыня должна повиноваться, — ответила бывшая Леди Флавия.

— Рабыня, такая как Ты, — пожал я плечами, — просто не сможет ничего с собой поделать.

— Господин? — не поняла девушка.

— Она сама будет просить позволить её делать это, — пояснил я.

— Мне остаётся только надеяться, что мой господин не будет мною недоволен, — вздохнула Альциноя.

— Ты будешь потеть, краснеть и гореть как огонь, течь как фонтан.

— Я уже ощущаю в себе такие эмоции, — призналась она.

— Ты будешь полностью завоёвана и раздавлена ими, — пообещал я.

— И я хочу этого! — прошептала рабыня.

— Это, в любом случае, не имеет значения, — сказал я.

— Я понимаю.

— Готова ли Ты быть самой ничтожной, самой ненавистной и презираемой свободными женщинами, самой низкой и наиболее деградировавшей из рабынь, рабыней для удовольствий?

— Да, — ответила девушка, — больше чем когда-либо. Это, то рабство, которое является правильным для меня!

— Для прежней Леди Флавии из Ара? — уточнил я.

— Да, — кивнула она. — Это, то рабство, которого она жаждет, рабство, подходящее ей, рабство, о котором просит её ошейник!

Я окинул оценивающим взглядом её фигуру и лицо.

— Не волнуйся, — успокоил её я, — на тебя будет наложена именно эта форма рабства.

— Да, Господин.

Интересно, что почти каждая девушка из варварских земель, отобранная для рынков Гора, была доставлена в качестве рабыни для удовольствий.

Я предполагал, конечно, и, ранее я об этом уже упоминал, что их отбирали с заботой и вниманием, причём отбирали из самого восхитительного рабского сада. Готов поспорить, что далеко не каждая девка из варварских земель будет достойна того, чтобы получить рабский ошейник в рабских загонах Гора. Далеко не каждую девку, рождённую в варварских землях, посчитали бы годной украсить гореанский невольничий рынок.

Интересно, стоя голыми на сцене торгов, демонстрируемыми и расхваливаемыми покупателям, слыша их предложения цены за себя, понимали ли они свою особенность.

— Рабыня для удовольствий, — продолжил я, — является самой полной и самой беспомощной из рабынь. И как рабыня для удовольствий Ты будешь бессмысленной собственностью, игрушкой, куклой, удобством для твоего хозяина. Твоей жизнью будет повиновение и страсть. И в этом есть цельность жизни. Даже самая простая из рабских работ будет нести на себе ауру чувственности, поскольку они будут выполняться для господина той, кто является его рабыней для удовольствий. Она будет жить в сиянии, в атмосфере эротики, в ожидании нежности своего хозяина. Ты испытаешь сексуальность, тысячекратно выходящую за пределы понимания свободной женщины. Скажу больше, у тебя будет такая интимная зависимость от своего господина, что принадлежать Ты ему будешь глубже любой из других рабынь. Ты будешь беспомощным животным, которым он сможет развлечь себя и которое он сможет использовать для уменьшения своей жажды. Ты познаешь его цепи и верёвки, его шнуры и наручники, его кляпы и капюшоны. Ты будешь полностью его. Ты будешь совершенно беспомощной. Ты будешь полностью в его власти.