Джон Норман - Кюр Гора

В любом случае, независимо от того, сколько могло пройти времени на самом деле, было всё ещё темно, когда Кэбот, привязанный к бревну, очнулся, почувствовав песчаное дно под своими ногами. Едва осознав этот факт, он, что было сил, навалился на бревно, толкая его вперёд, выигрывая у озера фут за футом, с облегчением чувствуя, что вода становится всё мельче.

Наконец, Тэрл оказался совсем рядом с пологим берегом и, высвободив руку из верёвки, освободил давно потерявшую сознание брюнетку, вынес её на пляж, подальше от воды, осторожно уложил на песок, после чего сам потерял сознание, упав рядом с ней.

Позднее Кэбот пришёл в себя в небольшой пещере от ощущения приятного тепла, согревавшего его бок. Рабыня лежала рядом, всё ещё оставаясь без сознания. Грендель помешивал палкой костёр. Снаружи пещеры по-прежнему шумел дождь, но теперь гораздо тише.

— Проснулся, — констатировал Грендель.

Кэбот кивнул и, принюхавшись, сказал:

— Жареное мясо.

— Озёрная птица, — пояснил Грендель. — Я сбил её палкой.

— Крупная, как чайка Воска, — заметил Кэбот. — Это не она случайно?

— Понятия не имею, — пожал плечами Грендель. — Вообще-то, фауна здесь имеет самое разное происхождение.

— Из перьев чайки Воска, — сообщил Кэбот, — Получается самое лучшее оперение для стрел.

Рабыня немного пошевелилась и застонала.

— Стало теплее, — сказал Кэбот, — не так холодно, как прежде.

— Подозреваю, что Агамемнон предполагал, что холод не потребуется держать дольше, чем необходимо, — объяснил Грендель.

— Управление погодой? — уточнил Кэбот.

— Конечно, — кивнул Грендель.

Тэрл приподнял девушку, всё ещё остававшуюся без сознания, и сдёрнул с неё тунику, грубо и не церемонясь, поскольку она была рабыней.

— Давай-ка просушим её, — сказал он. — После этого песок можно будет легко стряхнуть.

Грендель кивнул и пристроил палку рядом с костром, оперев её на два валуна. Кэбот перекинул через палку влажный лоскут ткани.

«Какая прекрасная всё-таки вещь, эта рабская туника, — подумал Тэрл. — Какая короткая, облегающая, ничего не скрывающая и легко снимаемая! И насколько очевидно, как её носительнице, так и всем остальным, что она не может быть чем-то большим, чем рабыней. И насколько изумительно выглядят женщины в таких предметах одежды, как те, кем они должны быть, как рабыни!»

Девушка снова пошевелилась.

— Кажется, просыпается, — прокомментировал Грендель.

— В моём кошельке, подаренном Пейсистратом, — сказал Кэбот, — У меня есть кое-какие предметы, и среди них шнурки, подходящие для рабынь.

— А также монеты, — добавил Грендель, — и даже рубины, не так ли?

— Да, — кивнул Кэбот, — не представляющие для нас здесь и сейчас никакой ценности, не больше, чем кусочки металла и красивые камешки.

— Придержи их, — посоветовал Грендель. — Они могут оказаться ценными.

— А вот и шнур для рабыни, — улыбнулся Кэбот.

— Твоя рабыня жалко выглядит, — заметил Грендель.

— Помыть, накормить, причесать, — хмыкнул Кэбот, — и любому мужчине станет ясно, почему на ней надет ошейник.

— Не думаю, что это столь уж необходимо, — проворчал Грендель. — Достаточно просто присмотреться к ней повнимательнее.

— Верно, — согласился Кэбот, — даже в таком виде понятно, что она принадлежит ошейнику.

Мужчина скрестил запястья девушки перед её телом, связал их, а затем остатком того же самого шнура стянул её скрещенные щиколотки. Теперь руки и ноги Литы были связаны попарно и между собой, и она не могла поднять запястья ко рту, чтобы попытаться развязать узлы зубами. Закончив с этим, Тэрл усадил её, прислонив спиной к стене пещеры.

— Она скоро проснётся, — сказал Грендель.

— Работорговцы, — решил пояснить Кэбот, — часто взяв женщину спящей, связывают её. Она, ложась спать как обычно, в лучшем случае ожидая с рассветом следующего дня только прозаичную рутину своего ежедневного существования. Она засыпает, не ожидая ничего и ничего не подозревая. А когда просыпается, то к своему испугу и ужасу, находит себя беспомощно связанной.

— Несомненно, она попытается закричать, — предположил Грендель.

— Только если похититель сочтёт это приемлемым, — пожал плечами Кэбот. — В конце концов, ей можно заткнуть рот.

— Несомненно, такое вот пробуждение, беспомощно связанной, станет для женщины интересным опытом.

— Так и предполагается, — согласился Кэбот. — С другой стороны, насколько я знаю, в большинстве случаев женщину усыпляют каким-либо препаратом, и проснуться она может гораздо позже, порой несколькими днями спустя, причём уже рабском загоне или клетке, голой и в цепях.

— Несомненно, подходящее введение в её новую жизнь, — усмехнулся Грендель.

— Многие тоже так считают, — поддержал Кэбот.

В этот момент девушка открыла глаза и немного подёргала руками.

— Я связана, — сказала она, совсем не показавшись удивленной.

Рабыни приучены к таким вещам.

Они часто засыпают и просыпаются связанным, и ничего не могут поделать с этим. В такие моменты их могут перевернуть на спину или на живот и использовать, как рабынь, коими они и являются.

— Шнуром, — намекнул Кэбот.

— О да, мне знакомы такие шнуры, — улыбнулась Лита.

— Конечно, — кивнул Кэбот, — потому, что Ты — рабыня.

Она ещё немного подёргалась, само собой, бесполезно.

— Я не могу ни подняться, ни поднести руки ко рту, — сказала рабыня. — Я проснулась полностью вашей и совершенно беспомощной.

— Рабынь весьма часто связывают, — пожал плечами Кэбот. — Немногое так способствует пониманию рабыней её статуса, как осознание себя полностью уязвимой, абсолютно беззащитной и беспомощной. Восприимчивость к верёвкам господина, к его удовольствию, полная зависимость от его милосердия, всякий раз, когда ему это понравится, отлично напоминает ей о том, кто она и кому она принадлежит.

Девушка снова немного натянула шнур, надежно окружавший её тонкие запястья и стройные лодыжки.

— Насколько же я ваша! — вздохнула она. — Насколько же Вы владеете мною!

— Ты возражаешь? — осведомился Кэбот.

— Нет, — ответила Лита. — Я — рабыня. Я хочу, чтобы мною владели! Надо мною нужно доминировать! Я прошу, чтобы мною владели! Я была бы несчастна, если бы надо мной плохо доминировали!

— Любой мужчина может владеть тобой, — заметил Кэбот.

— Да, Господин, — признала она. — Теперь да.

Взгляд Кэбота скользил по её телу, как только взгляд рабовладельца может скользить по телу его рабыни. И она не осмеливалась встречать его глаза.

— Песок, — вздохнула она, — мои волосы, моё тело.

— Ты грязна, — признал Кэбот.

— Быть может, позже мне разрешат привести себя в более презентабельный для моего господина вид, — заметила Лита.