Джон Норман - Кюр Гора

— И это не Гор, — улыбнулся Кэбот.

— Разумеется, — кивнул Лорд Грендель. — Это был бы совсем другой мир, трагичный, жертвующий своими интересами, мир, живущий без удовольствия.

— В мире, о котором Ты подумал, — сказал Кэбот, — далеко не все женщины сексуально инертные, вялые или спящие. У некоторых из них в животах живут беспокойные потребности гореанской рабыни.

— Но это необычно, не так ли? — уточнил Грендель.

— Трудно сказать, — пожал плечами Кэбот, — но общее мнение состоит в том, что это ненормально.

— Это странный подход, — задумчиво проговорил Лорд Грендель, — принимая во внимание обширное распределение сексуально жизненной ткани в человеческой женщине, её всеохватность, и тонкие взаимосвязи с мыслями и чувствами. Вообще-то, учитывая это, имеет смысл считать, что почти всё тело женщины, это, по-своему, сексуальный орган. Рассмотри, например, их чувствительность, их понимание самых тонких оттенков цвета, аромата или текстуры. Даже их кожа жива, отзывчива к малейшему прикосновению, минимальному шёпоту и нюансу окружающей среды.

— Всё верно, подтверждением этого может служить тот факт, что, когда Ты укладываешь их голыми на определенные поверхности, например на каменные плитки пола или на ковёр, они приходят, иногда к своему испугу, в состоянии сексуального возбуждения.

— Или привязанной нагишом к дереву? — усмехнулся он.

— Конечно, — подтвердил Кэбот.

— Человеческие женщины, как мне кажется, — сказал Грендель, — просто замечательные создания. Иногда я думаю, что каждая из них предоставляет в собственность владельца уникальный подарок из эмоций, сознания, нежности, ощущений и удовольствий.

— Конечно, приятно владеть ими, — признал Кэбот.

— А насколько жизненны, важны и чувствительны они!

— Они знакомы, конечно, — продолжил Кэбот, — и с грубостью веревки, сжимающей их конечности, и с весом железа на запястьях и щиколотках и многих других вещах.

— И с чувством ошейника на шее?

— Несомненно, — кивнул Кэбот.

— И к щекотке шёлка, — добавил Грендель, — и к аромату духов.

— Особенно, — сказал Кэбот, — если они знают, что они были приготовлены специально для рабынь.

— Вот я и не могу понять, — вздохнул Грендель, — как получается, если это правда, что столь многие из женщин того мира оказались незнакомы со своими телам и потребностями.

— По-видимому, тому есть объяснения, — развёл руками Кэбот.

— Может они другой вид женщины? — предположил Грендель.

— Нет, конечно, — отмахнулся Кэбот. — Привези их на Гор, надень на них ошейники и продай, можешь мне поверить, они очень скоро окажутся среди самых горячих из рабынь. Разумеется, они приносят хорошую прибыль от продажи с торгов.

— Тогда я не в силах понять этого, — признался Лорд Грендель.

— В истории того мира, о котором мы с тобой говорим, — решил объяснить Кэбот, — в течение тысяч лет женщины считали полными потребностей сосудами греха, соблазнительницами, совратительницами и так далее, опасались интенсивности их сексуальности, и старались защититься от них.

— Интересно, — хмыкнул Грендель.

— Я уверен, в этом направлении было сделано немало, — продолжил Кэбот, — культурными предписаниями, социальным диктатом, требованиями, давлением и прочими методами влияния. Когда власть в обществе захвачена больными, несчастными, слабыми мизантропами, то естественно, что они, как могли, формировали их мир по своему собственному патологическому подобию. К тому же, когда мир по существу становится машиной, с бесчисленными замкнутыми в себе, расчеловеченными частями, методами и процедурами, остаётся крайне мало места или времени давно забытому животному, каким однажды был человек, пробиться к его потребностям, и ему остаётся только бродить внутри сознания, потерянному в его лабиринтах.

Лорд Грендель молча слушал.

— Есть вероятность, — предположил Кэбот, — что кажущийся недостаток женской страсти в таком мире, казалось бы, противоестественно повсеместный, и якобы необъяснимый, фактически является своеобразным доказательством не отсутствия или слабости женских побуждений и потребностей, но их замечательной силы, которая требует для её подавления социальных устройств такой продуманности и мощи.

— Женщины должны быть обращены против женщин? — уточнил Грендель.

— Да, — подтвердил Кэбот. — Им запрещено, если можно так выразиться, открывать определенные двери, смотреть в определенные зеркала, из-за страха того, что они могли бы там найти, из-за боязни того, что они могли бы там видеть.

— Мне это кажется трагической потерей женщины, — сказал Грендель.

— Верно, — согласился Кэбот.

— Выглядит так, как будто они сексуально спят, — проворчал Грендель.

— Подозреваю, что в своих снах и фантазиях, — усмехнулся Кэбот, — немногие из них сексуально спят.

— Они боятся своей природы и самих себя? — поинтересовался Грендель.

— Возможно, — ответил Кэбот. — Конечно, в природе есть очевидные, всепроникающие взаимозависимости, а они — женщины.

— Ты имеешь в виду доминирование и подчинение? — уточнил Грендель.

— Совершенно верно, — кивнул Кэбот.

— Они боятся найти своих владельцев?

— Я так не думаю, — покачал головой Кэбот. — Скорее они жаждут найти их.

— Интересно, — сказала Грендель.

— И они понимают, хотя бы в своих тайных мечтах, что они не будут цельными, пока не будут стоять на коленях перед ними.

— Из того, что Ты сказал, я заключаю, что женщины Земли не случайно ценятся так высоко на гореанских рынках.

— Зачастую, — улыбнулся Кэбот. — И их цены отражают вскрытую ценность этот товара.

— Конечно, — кивнул Грендель.

— Многие мужчины ищут именно их, — добавил Кэбот.

— Из них получаются настолько превосходные рабыни?

— Ошейник освобождает их, — пояснил Кэбот.

— Конечно, у тебя самого было удовольствие владеть и управляться рабынями, — заметил Грендель.

— С некоторыми, — признал Кэбот.

— Твоя Лита, — припомнил Грендель, — сильно плакала, боюсь, даже раздражающе сильно, когда мы покидали лагерь.

— Она была назойлива, — поморщился Кэбот. — Ей хотелось сопровождать нас, но цепь на левой лодыжке удержала её у дерева, как бы она ни протягивая к нам руки и ни рыдала.

— Подозреваю, что просто твоего слова было бы достаточно, — заметил Грендель.

— Возможно, — несколько раздражённо ответил Кэбот.

— Боюсь, Ты всё-таки любишь её, — предположил Грендель.

— Она — простая рабыня, — пренебрежительно бросил Кэбот.

— Однако у неё есть интересные особенности, — напомнил Грендель.

— Полагаю, что да, — признал Кэбот. — Она весьма умна и довольно красива лицом и фигурой. Разумеется, она неплохо выглядела бы, выставленная на сцене торгов. И она энергичная, здоровая, чувствительная, умная, очень эмоциональная, а теперь, в неволе, стала изысканно, беспомощно и уязвимо женственной.