Мерседес Лэки - Охотница [litres]

Паладин появился как раз в тот момент, когда разочарованные рыбки махнули на меня хвостами.

– Привет! – сказала я.

– И тебе привет. – Паладин сел рядом и протянул мне пакетик. – Возьми, это рыбий корм. Не стоит подрывать в них веру. – Мы оба принялись кидать корм в воду, и счастливые рыбки, забыв обиду, снова кинулись к нам. – Я хотел тебе сказать, что мои земляки связались с теми, чьи контакты ты дала. И многие готовятся к переезду. Это уже почти точно. Не все, правда, решились сниматься с места. – Он пожал плечами. – Ну, ты знаешь, как это бывает: люди пускают корни и со временем становятся тяжелы на подъем. Но большинство в восторге и в предвкушении. И моя девушка тоже. Если она будет в лучшем месте, у меня гора с плеч упадет. Может, переехав раз, она во второй раз уже не будет так бояться. Поэтому спасибо тебе.

– Ой… ух ты! Вот это круто! – обрадовалась я. – Только как же шахты? Те, кто ими владеет, – они не взбесятся оттого, что теряют работников?

– Пускай посылают на добычу машины, – фыркнул Паладин. – А оставшийся народ с ними управится. Владельцы шахт не вправе нас удерживать. Мы бы давно уехали, но не знали куда.

И тут Паладин сделал такое, от чего я просто оторопела. Он наклонился ко мне и несмело коснулся губами моей макушки. Покраснев, он сказал:

– Сколько я здесь, Охотники всегда помогали только Охотникам. Никому в голову не приходило позаботиться о ком-то еще. Ты в самом деле очень-очень особенная, Радка, и вовсе не потому, что ты Охотница. А потому, что все время думаешь о других людях. И другие люди для тебя превыше твоих интересов. А это… это великая редкость. И поэтому ты мне словно сестра.

Пришла моя очередь залиться румянцем.

– Я… Меня просто так воспитывали, – пробормотала я. – Из наших любой бы так поступил, Паладин…

– Марк, – перебил он.

– Что? – растерялась я.

– Марк, – улыбнулся Паладин. – Так меня зовут. А Паладин – это фамилия. Я Марк Паладин. Белым Паладином меня прозвали здесь, и это как-то приклеилось. Ну ладно. Тебе-то завтра можно хоть до обеда отсыпаться. Водворяйся утром [26] Марк цитирует Библию, точнее – двадцать девятый псалом, обыгрывая имя Рады. Строка из псалма звучит так: «…вечером водворяется плач, а наутро радость» (Пс. 29:6). . А мне спозаранку в дозор, так что, пожалуй, пора в кровать. Я хотел поблагодарить тебя, пока камеры нас не застукали.

Марк поднялся, и я ему кивнула:

– Я рада, что сумела помочь, Марк. Не могла спокойно думать, что кому-то приходится выбирать между отравой и пришлецами. Как ни крути, а холод уж точно лучше пришлецов.

– Тут не поспоришь. Спокойной ночи, Радка.

С этими словами он помахал мне и зашагал прочь. А я осталась посидеть в саду. Впервые за все эти дни я попала в такое место – безмятежное, мирное, совсем как дома. Уже стемнело, и от этого казалось, что над головой у меня настоящее небо – живое, незастекленное. Время от времени я подбрасывала рыбкам корма. Учителям и монахам здесь бы точно понравилось.

У нас тоже есть сад, вернее, даже два. В одном круглый год держится хоть легкий, но морозец. Это настоящий сад камней, только снежный: в нем камни, сухие ветки и каменные светильники. А второй сад – это теплица, где мы выращиваем травы. Но пруда с рыбками у нас нет. Снежный сад используется для тех видов медитации, которые помогают переносить холод. У меня с этим всегда было неважно, но я своими глазами видела, как некоторые наши монахи заворачивались на морозе в мокрые простыни и преспокойно высушивали их теплом собственного тела.

Тяжелый камень у меня на сердце понемногу становился легче. И эгей – я уже совершила доброе дело! Семьи у меня тут не намечается, зато будут друзья.

Кое-что меня по-прежнему угнетало – но не все же сразу. Как говорили мои Учителя: «Будешь кидать в реку что под руку подвернется – мост не построишь».

У меня и так-то выдался замечательный день. А в довершение всего я пришла к себе и обнаружила на большом видэкране сообщение от Джоша. Естественно, я тут же затрепетала и кинулась ему перезванивать. Но трепетала я не только от радости, но и от тревоги. Потому что мои подозрения все еще были при мне. Вот черт!

В этот раз я застала Джоша без эмблемы псайкорпуса и не в форменной одежде. За его спиной виднелась гладкая стена, выкрашенная в кремовый, а сам Джош, кажется, сидел на диване. Судя по всему, он был дома. Я опознала его стиль: компьютер называл такой «повседневным». И сейчас Джош был одет не в цвета псайкорпуса, а в костюм цвета хаки.

– Привет! – просиял он с экрана. – Для девушки, накормившей вайверна ручной гранатой, ты выглядишь вполне бодренько. А как самочувствие?

– Уже почти выздоровела, – похвасталась я.

– Отлично. Для выхода в свет силы найдутся?

Я залезла в перском уточнить, что у меня завтра. Выяснилось, что я все еще на больничном. Поэтому я кивнула.

– Замечательно. В этот раз будет полегче, мы с тобой поужинаем и пойдем смотреть пьесу… – Видсистема как-то странно закурлыкала, и Джош пропал на полуслове, а потом появился снова. – Это кто-то другой до тебя дозванивается. Ручаюсь, это префект, поэтому лучше ответь. В твоем эфире должны быть официальные поздравления. До завтра!

– Пока… – выдавила я.

Картинка сменилась: как и предвидел Джош, на экране возник дядя.

– Радка, как хорошо, что ты пришла в себя, – заговорил он. При этом на его лице промелькнуло выражение «я чуть с ума не сошел от волнения», но дядя это очень искусно скрыл. Не следи я внимательно за его мимикой – не заметила бы.

– Я не привыкла подолгу болеть, сэр, – бодро заявила я. – К тому же я легко отделалась, благодаря моим бесценным товарищам. Например, Белому Паладину.

Ошибки быть не могло: на лице у дяди читалось облегчение.

– Вот и хорошо, – только и ответил он. Но при этом как будто понял, что я имела в виду.

Мы еще немного поболтали. На прощание дядя похвалил меня за успешную Охоту и завершил вызов.

Я потянулась за бутылкой воды и осушила ее. Тут меня настигла мысль, что здесь за неделю у меня движухи больше, чем дома за месяц. Уму непостижимо.

А завтра еще свидание с Джошем. Не знаю уж, что он задумал, ну да ладно: завтра все выяснится.

Вот бы еще изобрести способ оставаться вне поля зрения камер, чтобы дядя из-за меня лишний раз не волновался. И тогда я зажила бы почти припеваючи – насколько позволили бы пришлецы.

Как я и ожидала, к утру меня ждало сообщение от медиков: свидание разрешается.

И снова я поежилась при мысли, что каждый мой шаг под пристальным наблюдением.

Я встала, оделась, сделала разминку и съела легкий завтрак. А потом решила, что сейчас займусь тем, чем не занималась с самого приезда сюда. Без всякого Охотничьего назначения я вышла из штаба и отправилась на пробежку.