Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

– Это все чужестранцы.

– Такое объяснение кажется самым простым, но давай не будем с разбегу прыгать в яму…

– …пока не выясним, какие гады водятся на дне. – Ханней невесело усмехнулась наставнице.

– Ах вот как, значит, ты и правда слушала мои наставления. Ты всегда была такой тихоней, что я порой начинала в этом сомневаться.

– Я слушала.

Ханней уставилась на кучу костей, на кошачий череп с отсутствующими клыками и красноречивые насечки, а потом перевела взгляд на нож, который истаза Ани сжимала с таким отвращением, как будто тот мог ее укусить. Девушка снова посмотрела на кости. Она не решалась встретиться глазами со своей учительницей.

– Ханней. – Голос верховной наставницы прозвучал мягко. – О чем ты думаешь? Ты что-то об этом знаешь?

Она отвела взгляд в тот самый момент, когда дикий вашай снова появился в поле их зрения. Он казался великолепным… и сломленным. Ани взглянула в его желтые глаза и почувствовала в своем сердце глубокий отзвук его боли.

– Нет, я ничего не знаю. – Она сделала глубокий вдох. – Скорее всего.

Истаза Ани выжидательно покачнулась на каблуках.

– Я слышала разговор между первой воительницей и первой матерью. Это случилось перед нашим отъездом. – Слова выходили из Ханней с таким трудом, как будто их вытаскивали силком. – Они говорили о… я не уверена, но мне показалось, что разговор шел о Сулейме и ее отце, драконьем короле. Умм Нурати сказала, что если Ка Ату возвысится, то к народам снова придет война. Первая воительница ответила… ох, она сказала, что «сердце Атуалона станет его погибелью». Она сказала, что чужестранцы разбудят дракона, и тогда миру настанет конец.

Девушка опустила глаза, стараясь не смотреть на кучу костей, на нож и особенно на верховную наставницу.

– Все ясно. – Истаза Ани оставалась неподвижной, как сама смерть, но глаза ее ярко горели. – А они знали о твоем присутствии?

– Нет, верховная наставница.

Истаза Ани коснулась ее плеча.

– Ханней… Ханней Джа’Акари…

Девушка выпрямила спину и подняла на нее глаза.

– Истаза Ани.

Старшая женщина коротко кивнула.

– Джа’Акари, ты знаешь, как следует поступить?

– Мне нужно предупредить Сулейму. Она может угодить прямо в расставленные сети.

– Все гораздо серьезнее, девочка. Речь идет не только о благополучии Сулеймы. Что тебе известно об истории Атуалона? О Сандеринге?

– О Сандеринге? – Ханней моргнула, сбитая с толку неожиданной сменой темы. – Только то, что вы рассказывали нам в детстве. Шла война между Синданом, Атуалоном и Кварабалой, и чужеземные маги сошли с ума, перебив всех, до кого смогли добраться. Они отравили воздух и воду, выжгли землю и довели кинов до такого бешенства, что те начали нападать на людей. Погибло много народу, и всем казалось, что наступил конец света. Но все это – седая древность.

– Да уж, седая древность… – Истаза Ани уставилась на Ханней. – Так говоришь, седая древность? Неужели я так плохо вас учила?

– Верховная наставница?

Ханней ничего не могла понять. В чем она ошиблась?

– Сегодня Сандеринг для нас не менее актуален, чем тысячу лет назад. Отчего, думаешь, нас осталось так мало? Отчего по нашим городам бродит больше призраков, чем детей? По какой причине так мало вашаев хотят объединяться с людьми? – Верховная наставница кивнула в сторону большого кота. – Иннахиль был уже взрослым, когда Атуалон последний раз воевал с Синданом, и потомок пленил его народ и продал в рабство. Спроси у него, в какой «седой древности» проходила эта война. И у моего народа тоже порасспрашивай. Некогда д’зееранийские караваны тянусь по пустыне, словно драгоценные камни в женском ожерелье… Теперь же мы стали воспоминанием, отзвуком прошлого. Мы продали своих дочерей зееранийцам, чтобы не стать рабынями или кем-нибудь похуже.

Ханней опустила глаза и низко склонилась:

– Ина аасати, истаза.

Она не хотела причинять боль своей наставнице.

Истаза Ани фыркнула.

– Ох, выпрями спину. Не твоя вина, что я слишком много говорила вам о чести и недостаточно – о нашей истории. Но, похоже, она сама открывает пасть, чтобы откусить от нас еще немного, и мы должны хорошенько подумать, прежде чем приниматься за дело. Я передам это предупреждение – и этот нож – Хафсе Азейне. Как бы там ни было, повелительница снов погрязла в этом дерьме по уши. А ты вернешься в Эйш Калумм и доложишь умм Нурати о нашем успехе, только об этих находках ничего не говори. Держи голову холодной, глаза широко открытыми, а рот – на замке.

– А как я объясню то, что вернулась без вас? Сказать им, что вы поехали в Атуалон?

– Нет. Скажи им… – Ани бросила взгляд на медную коробку и улыбнулась. – Скажи, что я отправилась на рынок чужестранцев в Байид Эйдтен, чтобы продать гаденыша. За него могут дать не один соляной кувшин, а нам они нужны позарез.

Ханней чувствовала, как Кости Эта давят на нее, точно гигантские пальцы, сжимающиеся, чтобы ее расплющить. Дракон Солнца Акари казался далеким, его свет истончался и слабел. Возможно, он отвернулся от нее из-за ее лукавства.

– Как скажете, верховная наставница.

Истаза Ани внимательно вгляделась в ее лицо. Странная, тихая улыбка заиграла на ее губах.

– Теперь ты стала настоящей Джа’Акари, и такой честной воительницы я еще не встречала. – Она склонила голову, совсем чуть-чуть. – Клянусь солнцем, рада тебя видеть, Ханней.

– Клянусь солнцем, и я рада вас видеть… Ани. – Ханней больно прикусила губу. – Я сделаю все, как вы сказали. В любом случае, как вы не устаете нам повторять, сегодня не самый худший день для смерти.

Ани рассмеялась.

– И правда, денек для смерти не самый плохой, Ханней Джа’Акари. Но всегда помни и о том, что для жизни этот день подходит еще лучше.

Ханней нужно было о многом подумать.

– Истаза… Ани. Вы ведь не думаете, что первая воительница и умм Нурати каким-то образом к этому причастны? – Она махнула рукой, указывая на кучу костей. – Это было бы… отвратительно. Немыслимо. Чтобы человек нанес вред вашаю…

Дикий вашай Иннахиль обнажил клыки в безмолвном оскале.

– Верно, немыслимо, – согласилась верховная наставница, тряхнув головой.

Она так и не ответила на вопрос.

Я нашел ее кимаа.

Физическое тело Курраана лежало, растянувшись рядом с неподвижной оболочкой Сулеймы. Его голос гремел отзвуками Шеханнама.

Хафса Азейна подняла взгляд от заново перетянутой лиры: Может быть, ее ранили или держат в плену?

И то и другое.

Магия перевертыша или атулфаха?

Ни первое, ни второе, – ответил кот. – Но от этой магии несет пауками. Она высасывает ее са. Так что лучше бы тебе поспешить.

Пауки…

Хафса поставила бастовскую лиру прямо и оперлась щекой на один из выступающих рожков.