Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Эти слова заставили Хафсу остановиться.

Держись подальше от моей головы!

Она вытолкнула Вивернуса из своего сознания и крепко-накрепко захлопнула дверь. Но все равно слышала, как он, точно птица за занавесками, порхает у защитного барьера ее мыслей, посмеиваясь над ней.

Будь проклят этот мужчина!

Хафса Азейна выпрямилась и так гневно блеснула глазами, что хорошенькая девушка и ее поклонник тут же вспомнили о том, что у них есть какие-то важные дела в другом месте…

…И тут повелительница снов так резко остановилась, что Курраан врезался ей в ногу. Хафса не проверяла пространство на наличие ловушек с тех самых пор, как они въехали в Атуалон, и этой самоуверенности могло оказаться достаточно, чтобы привести ее к гибели. У нее имелись в городе враги, многие из которых, должно быть, находились сейчас так близко, что в этот самый момент могли бы услышать ее, стоило ей только крикнуть. Одним из этих врагов была тень ее прошлой жизни, которая нашептывала Хафсе о смехе, любви и медленных протяжных ласках в темноте.

Тот Вивернус, который ее любил, никогда бы не пожелал ей зла, но красивый молодой человек с огненным сердцем давно остался в прошлом, превратился в пыль вместе со своей золотоглазой принцессой, у которой были волосы цвета лунной дорожки. Поэтому Хафса Азейна открыла свой интикалла и проверила дворец сновидческим зрением.

И нашла то, что искала: паутину магии, которая держала этот город в целости и подчиняла мир его воле. На каждом соединении двух нитей висело по горящей капле атулфаха, сверкающей и дрожащей, словно крошечная сфера из магического серебра, бесконечно отражающая этот и прочие миры, связывавшая нити того, что может случиться, с тем, что неизменно произойдет и уже происходит. Опытным взглядом Хафса пробежалась по манящим драгоценным камням. Они были побочным продуктом снов, неизбежно возникавшими ловушками, и для человека вроде нее не представляли серьезной угрозы.

Что Хафса искала по-настоящему и успешно находила – то тут, то там, – это места, в которых повелитель снов, маг или заклинатель теней изменял дорожки паутины, прибавляя новые нити или же сжигая старые.

Это еще что такое? – Хафса Азейна подошла к паутине в том месте, где нити были разорваны. Прячась в тенях, кто-то…

– Собираетесь всю ночь торчать здесь с закрытыми глазами? Или наконец придете к нему?

Повелительница снов резко распахнула глаза и уставилась на Курраана: Почему ты не сказал мне, что он здесь?

Вашай обнажил краешек клыка: А почему ты не почувствовала его сама?

– Надеюсь, вы не сбились с пути… королева. – Сегодня Матту Пол-Маски надел морду крокодила. – Если пожелаете, я могу вас сопроводить.

Хафса Азейна протянула к нему руку, точно хотела коснуться его маски. Он напрягся, но не отпрянул, как бывало раньше.

– Благодарю тебя, Пол-Маски. Думаю, что смогу найти дорогу сама. А вот твоя сестра не отказалась бы от помощи.

Он застыл как вкопанный:

– Моя сестра?

– Она пролила на себя вино, вон там. – Хафса указала пальцем. – К счастью, ее беду заметила целая стайка молодых людей. Но и к несчастью тоже. Уверена, что сейчас Маттейра была бы очень признательна, если бы кто-нибудь избавил ее от всех этих помощников.

– В тот день, когда моей сестре понадобится помощь, я соглашусь съесть собственную маску. Вы не ответили на мой вопрос.

Огни на стенах внезапно затрепетали, блеснули и потухли.

У хозяина этой твердыни заканчивается терпение, – заметил Курраан.

Хозяин этой твердыни может заткнуть себе рот сандалией, – ответила Хафса Азейна. – Я приду, когда пожелаю.

В темноте она услышала шорох ткани, когда Матту Пол-Маски сделала шаг в ее сторону, почувствовала аромат масел в его волосах и, что странно, резкий мускусный запах человеческого страха.

– Хафса Азейна, – прошептал он так медленно, что ей пришлось напрячься, чтобы уловить смысл его слов, – кем бы я ни был, я – не враг. По крайней мере, не враг вам. – Он осмелился коснуться ее руки. – Ступайте осторожно и будьте очень внимательны, королева. В этом цирке пролилось больше крови, чем вы можете себе представить.

Матту Пол-Маски развернулся на каблуках и ушел прочь. Белые полы его плаща трепетали у него за спиной, словно крылья.

Хафса Азейна продолжила путь к покоям Вивернуса и ничуть не удивилась, когда огни на стенах снова загорелись. Не удивило ее и то, что коридоры полностью обезлюдели.

– Ох, попридержи свой килт, старый брюзга, – пробормотала она. – Я уже иду. – Кто-то из стражников усмехнулся, и она повернулась к нему лицом. – Ах ты! Найди себе другое дело, или я придумаю для тебя какое-нибудь интересное занятие. Это касается и тебя, Давидиан. Или ты думаешь, что присутствие одной несчастной женщины может угрожать твоему господину?

Поспешный отход стражников сопровождался топотом сапог, ступавшим по камням.

Может быть, они все же ее не забыли…

Огни снова блеснули, и Хафса поняла, что Вивернус рассмеялся. Она прошла по коридору и ступила в его комнаты как королева, хотя, возможно, и вовсе не та, которую он запомнил. При этой королеве находился вашай, в сердце ее звенела смертельная песнь, а на руках была кровь. Она пришла, готовая к битве.

Только, как выяснилось, приготовилась не к тому сражению.

Запах его комнат окружил Хафсу в одно мгновение, заставляя остановиться и сбросить с себя многочисленные защитные слои. Оливковое масло и лимон с примесью дыма, фенхеля и мяты… Но сильнее всего в каждую клеточку ее тела проникал запах мужчины.

Этот человек – мой враг, – напомнила себе повелительница снов. Ловушку расставили по всем правилам, но Хафса Азейна больше не была нареченной принцессой с большими глазами и доверчивым сердцем.

Он сидел, как обычно, на низком резном стуле из терновника со вставками из слоновой кости. В руках у него был кубок с вином. Он смотрел на дверь и ожидал ее прихода. Хафса взглянула на него и невольно открыла рот.

– Твои волосы! – ахнула она. – Что случилось с твоими волосами?

Атуалонский драконий король откинул голову назад и расхохотался. Он шлепнул себя по бедру и выплеснул вино на ковер из белого меха, хохоча так, как будто не потратил половину жизни, посылая к ней наемных убийц, погибавших от ее руки.

У Вивернуса, которого помнила Хафса, была копна кудрявых рыжих волос, таких же безнадежно непослушных и спутанных, как и у его дочери. У этого же человека череп был гладким и голым как яйцо. Вивернус поставил свой кубок на низкий столик и поднялся, чтобы поприветствовать Хафсу Азейну, на ходу вытирая со щек слезы веселья. Его щеки…

– А говорил, что никогда не отрастишь бороду.

Его борода была такой же огненной, как некогда волосы у него на голове, с редкими полосками седины по бокам.