Геннадий Ангелов - Без права на жизнь [СИ]

— Вот и трофеи, — показа я Михо «Шмайсер», и несколько запасных обойм.

— Может, шинель снимем? — предложил грузин.

Он с опаской в глазах смотрел на немца, и вертел в руках новенький «парабеллум».

— Не стоит, свои же могут прихлопнуть. Давай этого «горе» вояку спрячем в дальней комнате, а сами будем уходить. Ты хоть стрелять умеешь?

— Дёмыч, не боись, как-нибудь соображу, по ком стрелять и куда. Не маленький.

— Это хорошо. Не обижайся, Михо, я просто так спросил. Бери фрица с левой стороны, а я с правой, и потащили.

Нам повезло, что больше никто из фашистов не полез в дом. Мы с Михо спрятали немца за горой мусора и выбрались через окно в дальней комнате наружу. Я смотрел на грузина в костюме и кроссовках, и едва скрывал улыбку. Это было всё равно, что увидеть средь бела дня, на лицах Киева гей парад. Примерно, то же самое. Да и у меня внешний вид был не лучше.

— Валим, валим отсюда, Дёма. Ты чего лыбу давишь? Клоуна во мне увидел?

Михо изменился в лице, и напрягся. Я сделал умное лицо и вдохнул как можно глубже.

— Воздух какой, воздух! Необыкновенный, правда?

Грузин махнул рукой и побежал по извилистой тропинке подальше от деревни. «Вот и осень, и дождь в окно стучится. Вот и осень, и прилетели птицы…», — пел не громко Михо, и скалился. Я едва за ним успевал. Деревня оказалась позади, и звуки выстрелов растворились в ночной, безветренной прохладе.

— Стой, Михо, больше не могу.

Я завалился на траву и лёг на спину. Автомат лежал рядом, и я смотрел на звёздное небо и вспоминал Марию. Мне казалось, что её глаза спрятались среди звёзд, наблюдают за мной, и не отпускают ни на шаг. Михо сел рядышком и вытер вспотевший лоб.

— Что будем делать? Ты говорил, что можешь вернуться обратно?

— Могу. Что предлагаешь?

— Дёма, я вот, что подумал. Может не случайно я здесь оказался. И есть шанс начать новую жизнь?

— Не понял тебя? К чему ты клонишь?

— Эх ты, что тут понимать? Ты вернёшься обратно, один.

— Михо, прежде чем об этом говорить, подумай.

— Что там думать? Меня ничего не ждёт. Ещё срок мотать. А потом? Ну, выйду я на волю и чем займусь? Работать не пойду, значит, снова придётся воровать. Романтика! Украл, выпил в тюрьму…

— Здесь сядешь в трактор и будешь землю пахать?

— Почему именно пахать? Подамся в город, сделаю документы и всё. Война закончится Дёма. Всё! Чистый лист бумаги!

— Эх ты, чистый лист бумаги…

Я усмехнулся, приподнялся и упёрся на локоть.

— Ты знаешь, какой сейчас год?

— Какая разница?

— Михо, ещё три года войны… Понимаешь? И не факт, что тебе разрешат здесь остаться.

— Так я ни у кого спрашивать не буду.

— Нет уж, дудки, это тебе не колония, где можно крутить понятиями в разные стороны. И отвечаю за тебя я, улавливаешь?

— Слушай, Дёма, на счёт понятий не тебе меня учить. Я живу, как сам считаю нужным. Каким образом ты за меня в ответе? Рассмешил, ей Богу.

Михо набычился и с ненавистью в глазах смотрел на меня.

— Этот эксперимент в стадии разработки. То, что ты здесь оказался — чистая случайность. И если бы не наша драка…

— Если бы, да кабы.

— Так вот, Михо, мы, наверное, сделаем так, я вернусь обратно. И не думай, что сможешь ускользнуть, там тоже не дураки сидят и нас двоих видят.

Я решил малость пофантазировать, и поставить грузина на место.

— Что ты чешешь? Нашёл фраера. Как нас могут видеть?

— Через мониторы. Сидит оператор, который контролирует как процесс перемещения, так и место пребывания в прошлом. И сейчас люди в сильном замешательстве. Вместо одного человека, видят на мониторах двоих. И в зоне уже наверняка поднялся шум и переполох.

Михо хотел было открыть рот и возразить, но осёкся. И я увидел, как у него на широком лбу вздулась вена. Грузин явно переваривал услышанное, и не мог аргументировано парировать.

— Вывод, знаешь какой?

— Какой? — со злостью прошипел Михо.

Его наполеоновский план терпел неудачу, и он полностью зависел от меня.

— Либо мы с тобой работаем вместе, и ты делаешь то, что я тебе говорю. Либо поступай так, как сам считаешь нужным. А именно — уходи на все четыре стороны. Мне здесь не нужен человек, от которого толку «как с козла молока». Ты для меня не нужный балласт, от которого лучше избавиться. Но предупреждаю, если ты уйдёшь и не прислушаешься к моим доводам, не обессудь. Оператор получит приказ — заглушить сигнал. И связь между прошлым и настоящим оборвётся.

— И что тогда?

Михо тяжело дышал, соображая, что против науки не попрёшь, и артачиться, умничать не в его интересах.

— Я умру?

— Видишь, ты сам ответил на свой же вопрос. И как не печально это звучит, так и случится. Причину твою я могу понять.

— Какую причину?

— Причину остаться здесь, и не возвращаться обратно.

— Много ты понимаешь, — огрызнулся Михо, и потёр уставшее лицо. — И что нам здесь делать? В партизан играть?

— Я пока этого не знаю. Всё получилось спонтанно, и как не крути, нужно вернуться.

— И мне тоже?

В глазах Михо появились, словно светлячки в лесу, маленькие огоньки страха. Променять неожиданно свалившуюся на его голову свободу, на грязную и вонючую колонию, не хотелось.

— Ладно, оставайся здесь. Я вернусь один и поговорю за тебя. Только ты должен дать мне слово.

Михо от радости чуть не подпрыгнул, словно мальчишка, выбивший в тире десять из десяти, и уложивший медведя, зайца и лису с одного выстрела.

— Даю слово!

— Не торопись. Я хочу, чтобы ты понимал ответственность и серьёзность своих слов и поступков. Насколько я знаю, воровской люд всегда был противником Советской власти. И считалось западлом держать в руках оружие. Здесь тебе придётся занять другую позицию. И не словом, оружием, защищать столь ненавистную тобой власть. Ты готов к этому?

— Дёма, защищать Родину, землю отцов, предков, никогда не было постыдным занятием. Мужчина не должен стоять в стороне, когда враг топчет родную землю, убивает женщин и детей. Я готов помогать.

И он протянул кряжистую руку. Пожимая руку Михо, я оставил ему оружие и попросил ждать моего возвращения на этом месте. Поднимаясь, осмотрелся по сторонам и, набирая как можно больше воздуха в лёгкие, не торопясь пошёл один по извилистой дорожке. Чувствуя, как глаза грузина сверлят мне спину, я задержал дыхание, и почувствовал лёгкое покалывание в области груди. Не успел я открыть глаза, как почувствовал на куртке чьи-то сильные руки, добрые и заботливые. Как будто они вытащили меня из прошлого и бережно вернули обратно. Однако реальность в лице «Мухи», с перегаром изо рта и наглой усмешкой, оказалась куда менее прозаичной.

— Где Михо?

Голос Мухи был напористым и не желающим слышать ответ типа: я не знаю, и тому подобное. Я лежал на полу в коптёрке блатных, и Муха трусил меня как грушу, освобождая не только от фруктов, но и ломая хрупкие ветки. Пришлось дать отпор наглому сержанту, и вырваться из цепких лап деревенского монстра.