Брендон Сандерсон - Слова сияния

– Ты подумал о том, что мы собираемся сделать? – спросил Моаш. – Я имею в виду Амарама.

– Амарам – моя проблема.

– Ты Четвертый мост. – Старый друг взял Каладина за руку. – Твоя проблема – наша проблема. Он тот, кто сделал тебя рабом.

– Его вина не только в этом, – негромко прорычал Каладин, не обращая внимания на Сил, которая жестами пыталась дать ему понять, что следует вести себя тихо. – Моаш, Амарам убил моих друзей. У меня на глазах. Он убийца.

– Значит, надо что-то сделать.

– Надо, – согласился Каладин. – Но что? Думаешь, стоит пойти к властям?

Моаш рассмеялся.

– И что они предпримут? Вызови его на дуэль. Победи в сражении один на один. Пока ты этого не сделаешь, будешь ощущать нечто неправильное, нутром чуять, что что-то не так.

– Тебя послушать, ты знаешь, каково это.

– Ага. – Моаш криво улыбнулся. – В моем прошлом тоже есть Приносящие пустоту. Может быть, потому я и понимаю тебя. Может быть, потому и ты понимаешь меня.

– Тогда что…

– Вообще-то, я не хочу об этом говорить, – перебил Моаш.

– Мы Четвертый мост, – заметил Каладин. – Ты сам сказал. Твои проблемы – мои проблемы.

«Моаш, что король сотворил с твоей семьей?»

– Полагаю, это правда, – согласился тот и отвернулся. – Просто… Не сегодня. Сегодня я всего лишь хочу отдохнуть.

– Моаш! – позвал сидевший у костра Тефт. – Ты идешь?

– Иду, – крикнул в ответ Моаш. – Лопен, а ты как? Готов?

Гердазиец ухмыльнулся, вставая и потягиваясь возле костра:

– Я Неповторимый Лопен, то есть готов ко всему и всегда. Пора бы уже это запомнить.

Сидевший неподалеку Дрехи фыркнул и метнул в Лопена кусочком тушеного длиннокорня. Тот шмякнулся гердазийцу прямо на лицо. Лопен, не моргнув глазом, продолжил:

– Как вы можете убедиться, к подобному я тоже был совершенно готов, и готовность моя подтверждается тем, с какой уверенностью я совершаю этот однозначно грубый жест.

Тефт хмыкнул, и они с Питтом и Сигзилом подошли к Лопену. Моаш направился было к ним, потом замешкался:

– Кэл, ты идешь?

– Куда?

– Отдыхать. – Моаш пожал плечами. – Посетим несколько таверн, сыграем несколько партий, выпьем чего-нибудь.

Отдых. Мостовики в армии Садеаса редко отдыхали, по крайней мере не в компании с друзьями. Поначалу они были слишком забитыми, чтобы думать о чем-то еще, кроме как о выпивке, в которой можно было утопить свои печали. Позже нехватка денег и общее предубеждение со стороны военных вынуждали мостовиков держаться обособленно.

Теперь все было по-другому. Каладин неуверенно проговорил:

– Я… Наверное, мне надо остаться… э-э… проверить, как там другие отряды…

– Да ладно тебе, – бросил Моаш. – Нельзя же все время работать.

– Я в другой раз с вами пойду.

– Ну хорошо.

И Моаш побежал к остальным.

Сил покинула костер, где танцевала со спреном огня, и шмыгнула к Каладину. Зависла в воздухе, наблюдая за тем, как компания друзей растворяется в ночи. Потом спросила:

– Почему ты не с ними?

– Сил, я теперь не могу жить такой жизнью. Я не знаю, как мне себя вести.

– Но…

Каладин пошел и налил себе миску похлебки.

Но что касается Иши’Элина, его роль в их зарождении была важнейшей; он быстро осознал последствия того, что люди получат доступ к потокам, и вынудил их объединиться в особые группы; он, обладающий слишком великой силой, объявил во всеуслышание, что уничтожит всех и каждого, кто не согласится связать себя предписаниями и законами.

Шаллан разбудило гудение. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит, свернувшись клубочком, в роскошной постели в особняке Себариаля. Девушка заснула в одежде.

Гудел Узор, расположившийся на одеяле рядом с ней. Он казался изысканной вышивкой. Занавески на окнах были задернуты – Шаллан не помнила, чтобы сделала это, – и снаружи было темно. День ее прибытия на Равнины превратился в вечер.

– Кто-то входил? – спросила она, садясь и отбрасывая с глаз непокорные рыжие локоны.

– Ммм. Много кто. Теперь ушли.

Шаллан встала и побрела в свою гостиную. Очи Эш, девушка едва заставила себя ступить на чистейший белый ковер. Что, если она оставит следы и испортит его?

«Много кто», о которых упомянул Узор, не убрали еду со стола. Ощутив внезапный жуткий голод, Шаллан уселась на диванчик, подняла крышку с подноса и обнаружила плоский хлеб со сладкой начинкой. К нему прилагались разные соусы.

– Напомни мне поблагодарить Палону утром. Эта женщина божественна.

– Ммм. Нет. По-моему, она… А-а… Преувеличение?

– Ты схватываешь на лету, – похвалила Шаллан, а Узор превратился в трехмерный сгусток извивающихся линий и повис рядом с нею над диваном, словно мяч.

– Нет, – прогудел он. – Я слишком медлителен. Ты предпочитаешь одну разновидность еды другой. Почему?

– Из-за вкуса, – ответила Шаллан.

– Я должен понимать это слово. Но на самом деле не понимаю.

Вот буря! Как же объяснить вкус?

– Вкус – он как цвет… который видишь ртом. – Она скривилась. – И это была ужасная метафора. Прости. У меня проблемы с сообразительностью на голодный желудок.

– Ты сказала «на желудок», – проговорил Узор. – Но я знаю, что на самом деле имелось в виду не это. Контекст позволяет мне понять смысл произнесенного тобой. Можно сказать, что фраза сама по себе – обман.

– Это не обман, – возразила Шаллан, – ведь все понимают и знают, что это значит.

– Мм. Таковы лучшие из обманов.

– Узор, – заметила веденка, отломав кусочек плоского хлеба, – иногда ты такой же вразумительный, как бавец, который пытается цитировать древнюю воринскую поэзию.

Рядом с блюдами лежала записка, в которой говорилось, что Ватах и его солдаты прибыли и размещены в здании по соседству. Ее рабов временно присоединили к слугам в особняке.

Жуя хлеб – он был очень вкусный, – Шаллан направилась к сундукам, намереваясь распаковать свои вещи. Но стоило ей открыть первый же сундук, как в нем обнаружился мигающий красный огонек. Даль-перо Тин.

Шаллан уставилась на него. Видимо, тот же человек, который поставлял Тин сведения. Вероятно, это женщина. Хотя, поскольку станция осведомления находилась в Ташикке, писать мог и не воринец. С ней мог связываться и мужчина.

Она знала так мало. Ей придется быть очень аккуратной… Вот буря, даже если соблюдать осторожность, ее все равно могут убить. Но Шаллан устала от того, что ее все время запугивают.

Эти люди что-то знали про Уритиру. И это была лучшая зацепка Шаллан, опасная или нет. Она достала даль-перо, подготовила доску с бумагой и разместила его в нужном месте. Как только девушка повернула самосвет, чтобы показать, что все готово, перо зависло в неподвижности. Увы, оно не писало. Человек, который хотел с нею связаться, отошел – перо могло вот так мигать часами. Ей придется подождать, пока он вернется.