Генри Олди - Кукла-талисман

Тем бы дело и кончилось, если бы Юко не написала предсмертную записку. Желая отомстить бессердечному возлюбленному, банщица выказала удивительную предусмотрительность, положив записку на видном месте, чтобы нашли непременно. «Явившись ко мне, – писала Юко, – господин Имори подверг меня самому гнусному насилию, не пощадив моей скромности и пренебрегая мольбами беззащитной женщины. Ножом, которым я пресекла нить своей жизни, он угрожал мне, добиваясь покорности…»

Записка стала достоянием гласности. Позор обрушился на Кояму Имори. На улице горожане плевали ему вслед, бросали камни и гнилые овощи. Старший брат выгнал юношу из дому, друзья отвернулись от насильника. Князь изгнал Имори со службы.

«Я бы отдал вам распоряжение покончить с собой, – писал князь в послании, которое передал со слугой, – но глубоко убежден, что у такого негодного человека, как вы, не хватит духу на поступок самурая.»

Князь ошибся.

У господина Имори хватило решимости покончить с собой. Живот он вспорол не где-нибудь, а на могиле банщицы Юко, оклеветавшей его. Покойница желала отомстить? Самурай желал отомстить втройне. Но целью его мести стала не женщина, источник клеветы, а друзья и родственники, безоговорочно поверившие клевете. Страсть, сжигавшая Кояму Имори, была так велика, что с ней не смогла справиться и смерть.

Онрё, мстительный дух, начал свои убийственные похождения.

– Вот с этого места я хочу услышать доказательства, – перебил меня Сэки Осаму. – Доказательства, Рэйден-сан! Старуха знала, что господин Имори покончил с собой на могиле ее правнучки? Откуда она могла это знать?!

Театр закончился без объявления перерыва. Сцена вернулась к привычному облику кабинета старшего дознавателя. И никакого воображения, хоть наизнанку вывернись, не хватило бы, чтобы вновь превратить кабинет в сцену, а господина Сэки побудить к церемонной походке и выспренним речам в нарочитом ритме. Сэки Осаму говорил спокойно, тихо; страшно он говорил, я это сердцем чуял.

Промедлишь с ответом – упадешь с обрыва.

– Старуха не знала, – ответил я. – Вы правы: откуда ей было знать?

– Тогда почему вы утверждаете, что это так?

– Догадки, Сэки-сан. Предположения.

– Предположения! – фыркнул секретарь Окада, ясно показывая, что он думает о предположениях вообще и о моих в частности. – Рэйден-сан, вы исходили из догадок, когда полезли в лапы к онрё? Я завидую вашей отваге!

Я повернулся к секретарю:

– Прошу прощения, Окада-сан, но я исходил из слов святого Иссэна.

Секретарь закашлялся. Вместо Окады ко мне обратился архивариус Фудо:

– Святой Иссэн заверил вас, что господин Имори покончил с собой на могиле банщицы?! Тогда это веский довод!

– Нет, Фудо-сан, он не делал таких заверений.

– Объяснитесь, пожалуйста.

Прежде чем начать, я по очереди поклонился всем собравшимся. Вряд ли это расположило их к дознавателю Рэйдену в большей степени, чем раньше, но мне требовалось время, чтобы собраться с мыслями.

Не с мыслями. С духом. Забавно звучит, не правда ли?

– Предполагая, что местом самоубийства Коямы Имори была могила банщицы, я посетил квартал трупожогов. Угрозами или подкупом я надеялся выбить из них необходимые показания. Думаю, кто-то из эта обнаружил на кладбище труп господина Имори, после чего ограбил мертвеца, а труп сжег без соответствующего доклада, как неопознанного бродягу. Такое случается чаще, чем хотелось бы.

– Трупожоги подтвердили ваши предположения?

Сэки Осаму заранее знал ответ.

– Нет, Сэки-сан. Уверен, они лгут.

– Очень хорошо. Верней, очень плохо. Вернемся к святому Иссэну. Что сказал вам настоятель, если это укрепило вас в ваших сумасбродных… э-э… в ваших оригинальных догадках?

– Настоятель сказал, что чует присутствие онрё. «Здесь все пропитано местью, – отметил он. – Неутоленная страсть, гнев, злоба…» Я прав, Иссэн-сан?

Сидя в углу, монах молчал. Мне пришлось продолжать без его подтверждения:

– У святого Иссэна болела голова от бурления чувств. «Эта могила нуждается в погребальных обрядах, – добавил он, – как умирающий от жажды – в глотке воды.»

– Допустим, – с неохотой согласился старший дознаватель. – Чувства бурлят, дух нуждается. Но что это доказывает? Это вполне мог быть мстительный дух Юко!

Я еще раз поклонился начальству:

– Святой Иссэн тоже так решил. Он даже одобрил версию побега господина Имори, устрашенного местью духа банщицы.

– Вот! Святой Иссэн одобрил! Так с чего вы решили, что господин Имори не сбежал из города, как считали все, а вспорол себе живот на этой проклятой могиле?!

– По поручению настоятеля я заказал для могилы копию храма. Погребальные обряды должны были умиротворить гневного духа. Храм же запер бы его в могиле на веки вечные, не позволяя вредить людям.

– Очень хорошо, – повторил Сэки Осаму. – И что же?

– Обряды были проведены. Но дух в ту же ночь опять вышел на охоту. Это значит, что умиротворения не произошло! Напротив, онрё торопился отомстить последнему в списке, своему любовнику Кохэку. Онрё понимал, что как только на могиле воздвигнут храм, его сила иссякнет. О мести в таком случае можно забыть, не правда ли?

– Продолжайте, Рэйден-сан.

Требование прозвучало на три голоса. Старший дознаватель, архивариус и секретарь – кажется, они начали понимать, к чему я клоню. Карп на стене, и тот притих, замер, не продвигаясь против течения. Драконий облик может обождать, читалось на лупоглазой морде. Мы пока тут поплаваем, да?

Саднило горло. Все-таки актер меня крепко помял. Ему не женщин, ему борцов сумо играть! Временами, отвечая на вопросы, я подсвистывал на манер архивариуса Фудо – и всерьез опасался, что Фудо обидится, решит, что я его передразниваю.

– Умиротворения не произошло, потому что погребальные обряды были посвящены банщице Юко. Господина Имори они не касались. Но храм – другое дело. Храм с четырьмя яростными хранителями! Вот дух Коямы Имори и кинулся завершать свою месть.

Сэки Осаму кивнул.

– Допустим, – произнес он другим тоном. – Но почему все-таки вы решили, что Имори покончил с собой именно здесь, на могиле банщицы?

– Онрё, насколько я понимаю, привязан к определенным местам. Если святой Иссэн учуял присутствие онрё рядом с могилой Юко, и если это был онрё господина Имори – мы можем не сомневаться в месте смерти Коямы Имори.

– Но дом! – вскричал старший дознаватель. – Дом Юко!

Брови господина Сэки взлетели на лоб. Брови секретаря Окады сошлись на переносице. Левая бровь архивариуса Фудо ринулась вверх, а правая – вниз, как если бы архивариус не знал, чей путь ему выбрать. Я с трудом сдержал смех. Засмеяться сейчас значило бы подписать себе приговор.