Генри Олди - Кукла-талисман

Время замерло. Чудом, не иначе, Хисикава услышал, как из-за бумажной стенки долетел едва слышный шорох. Самурай навострил уши. Он уже уверился, что шорох ему почудился, когда звук повторился. Шелест ткани? Ансэй во сне перевернулся на другой бок? Не врываться же из-за этого в покои молодого господина?

Снова шорох. Приснился тревожный сон? Неудивительно после вчерашней ночи!

Когда до слуха Хисикавы донесся сдавленный хрип, самурай отбросил колебания прочь. Раздвижная дверь легко скользнула в сторону. Меж планок бамбуковой шторы в комнату сочились капли лунного молока. Этого оказалось достаточно: глаза Хисикавы успели привыкнуть к темноте.

Молодая госпожа спала как ни в чем не бывало, в то время как ее муж, не размыкая глаз, пытался удавить себя шелковым шнурком!

– Проснитесь, господин! – завопил Хисикава.

Он бросился к Ансэю, попытался вырвать из его пальцев обвивший шею шнурок. Не тут-то было! Молодой господин оказался на диво силен. Он рычал и лягался, ему даже удалось отшвырнуть Хисикаву прочь.

– На помощь! С молодым господином беда!

Хисикава орал во всю мощь своих легких, борясь с Ансэем за шнурок. Не просыпаясь, молодой господин тоже кричал, да так, что перекрикивал Хисикаву:

– Мой долг!

– На помощь!

– Верность семье!

– Сюда! Скорей!

Голос Ансэя не имел ничего общего с обычным голосом наследника:

– Я встану на страже! До конца времен!

– Помогите! Он сошел с ума!

Коридор взорвался топотом ног. Молодая госпожа проснулась: вскрикнула, шарахнулась прочь, в испуге забилась в угол. В спальню вихрем ворвался Гичин. С первого взгляда он понял, что происходит, и пришел на подмогу Хисикаве. Вдвоем они сумели сдернуть с шеи Ансэя проклятый шнурок – вместе с охранным амулетом, который висел на шнурке.

– Что здесь происходит?

Объявился разбуженный господин Цугава. Убедившись, что Ансэй жив и дышит без затруднений, хотя и продолжает спать самым противоестественным образом, Хисикава с Гичином под руководством господина связали наследника поясами – чтобы не навредил себе.

Вернули на ложе, укрыли плащом.

Дом наполнился гомоном и отсветами пламени. Вассалы и слуги спешили на помощь. Несмотря на отчаянную суматоху, Ансэй так и не проснулся.

– И все это вы узнали, просто осмотрев комнату?!

Господин Цугава был впечатлен. А Хисикава с Гичином смотрели на меня, как на самого бога Дзидзо, явившегося исполнить их желания. Особенно Хисикава – и я догадывался, почему.

– Да, Цугава-сан. Для этого мне пришлось снять плащ с вашего сына. Еще раз прошу прощения!

– Это лишнее, Рэйден-сан! Вы исполняли свой долг, и замечу, делали это превосходно! – Цугава перевел взгляд на вассалов. – Вам есть что добавить к словам господина дознавателя?

Гичин отрицательно покачал головой. Хисикава, чуть замешкавшись, сделал то же самое.

– Все так и было! Вы словно сами там присутствовали, господин дознаватель! – не сдержавшись, нарушил молчание Гичин. – Дозволено ли мне будет спросить?

Я посмотрел на Цугаву. Мы оба кивнули.

– Спрашивайте.

– Я даже не представляю, как вы все это узнали – что случилось в спальне, кто из нас дежурил первым…

Я едва сдержал улыбку. Если удача бросает за тебя кости – только глупец откажется от выигрыша.

– След от шнурка на шее молодого господина. Крепкий сон пострадавшего, несмотря на шум, свет и толпу, набившуюся в спальню. Смятое ложе, синяки на руках. Опрокинутая тумбочка, следы борьбы. Амулет, который раньше висел на шее молодого господина, я обнаружил в руке Хисикавы.

Перечисляя все это, я смотрел на Гичина, но краем глаза поглядывал на Хисикаву. Я видел то, что ожидал увидеть. Оба самурая были одеты в домашнее платье цвета древесной коры, оба стояли не двигаясь, словно пустили корни, только лицо Гичина стало красным, как осенняя листва клена, а Хисикава в начале моего рассказа позеленел, будто весенняя липа. Лишь сейчас краска стала возвращаться на его щеки.

– Добавим к этому вчерашнюю попытку самоубийства, обеспокоенность господина Цугавы и ваше присутствие в спальне, когда все остальные толпились снаружи. Разве картина теперь не стала ясной?

– А голос? – Гичин решил поймать меня на горячем. – Вы же не слышали, как кричал молодой господин! С чего вы решили, что он кричал, да еще и не своим голосом?

Я улыбнулся:

– Но ведь он кричал, да?

– Да! Но как вы об этом узнали?

– Посетив управу службы Карпа-и-Дракона, господин Цугава сообщил мне, что во время первой попытки самоубийства его сын, отбиваясь, кричал про долг и верность семье. Голос Ансэя в этот момент не был похож на его обычный голос. Я предположил, что то же самое произошло и во время второй попытки. Судя по вашему вопросу, я не ошибся.

– А очередность? Очередность стражи?!

– Да, конечно. Вы, Гичин, встречали нас у ворот, когда ваш господин и я въезжали в усадьбу. Днем вы стояли в карауле и господин Цугава предоставил вам возможность выспаться, прежде чем снова заступить на пост. Значит, Хисикава дежурил первым.

– Это ж надо! – Гичин захлопал в ладоши. Грубые, словно рубленые топором черты его лица лучились восторгом. – Когда вы рассказали, все стало проще простого. Меня гложет стыд! Сам бы я ни за что не догадался!

– Тогда, надеюсь, – вмешался Цугава, – вам, Рэйден-сан, также известно, что творится с моим сыном? Почему он желает покончить с собой? Как этому помешать?

– Об этом сейчас говорить рано, – уклонился я от ответа. – Не хочу попусту тревожить вас догадками. С вашего позволения, я доведу дознание до конца. Вы будете первым, с кем я поделюсь своими выводами!

– Разумеется! Приступайте хоть сейчас!

– Сейчас я, если не возражаете, отправлюсь спать. Если боги будут милостивы, этой ночью с вашим сыном больше ничего не случится. Он надежно связан, его охраняют. А днем я постараюсь пролить свет в темные углы.

Вне сомнений, господину Цугаве хотелось, чтобы я не спал, не ел, не облегчался, а только нырял за раковинами тайн да таскал из них жемчуг правды. Но он не стал возражать:

– Хорошо, Рэйден-сан. Час-другой сна нам всем пойдет на пользу.

Вернувшись в гостевой домик, я упал на ложе и заснул как убитый.

Это было не удивительно, учитывая обстоятельства. Удивительным было другое: во сне я делал все возможное, чтобы меня не убили. Ну да, сон. Не такой дурацкий, как первый, когда меня еще не выдернули из постели, но куда страшнее.

В этом сне я бился мечом: острым, стальным. С большой, знаете ли, сноровкой. Битва меня не слишком озадачила: после Фукугахамы, будь она проклята, мне не раз снились сны, напоминавшие о той резне. Поначалу – стыдно признаться! – я даже кричал, пугая мать, и просыпался весь в поту. Со временем привык, кричать перестал. Выныривал из кошмара, лежал молча, смотрел в потолок. Вспоминал: ночь, пламя. Нога едет в жидкой грязи. Лезвие свистит над головой. Тычу куда-то мечом. Звон, хрип. Свист, лязг. Верчусь угрем на сковородке. Хлещу сталью, как плетью.