Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

– Ты в этом уверена? – интересуюсь я, теребя мамин нефритовый перстень – единственное украшение у меня на пальце. Единственное, что по ощущениям принадлежит мне.

– Абсолютно. Я специализируюсь на превращении крестьянских девушек в прекрасных принцесс.

– Я не принцесса, – отвечаю резко. Неодобрительно цокая языком, Линьси помогает мне надеть новые туфли – еще одно ужасное сооружение из парчи, от которого непременно будут мозоли. – Разве мы не в трауре? Это кажется… немного чересчур.

– Ах, Ан, не будь такой наивной. Траур закончился похоронами. Все в Бэйшоу до смерти хотят снова носить красивые наряды и устраивать торжества. Скоро на трон взойдет новый император. Новый человек, перед которым они смогут заискивать.

– Но на похоронах… я никогда раньше не видела, чтобы так много народа рыдало на публике. Неужели они так быстро оправились? Неужели все это делалось напоказ?

Линьси пожимает плечами.

– Жизнь – это игра с повторяющимся циклом, в которую богатые аристократы играют уже много веков.

«И ты должна играть в нее, если останешься здесь». Я с отвращением гоню от себя эту мысль. Возложенная на меня императрицей обязанность – забавлять наследного принца – больше похожа на рутинную работу, чем на что-то другое. Но я сделаю это, ведь она проявила ко мне доброту и потому что мой отец – главный министр.

– Сегодня вечером я должна развлекать его королевское высочество.

– Да, я слышала, – едко произносит Линьси. – Потому-то я тебя и наряжаю.

– Какой он?

– Ну, он проводит много времени за книгами, играет на флейте, интересуется искусством исцеления, не склонен к военной стратегии и не сможет взять в руки меч, даже чтобы спасти свою жизнь. – Линьси перестает загибать пальцы и ухмыляется. – Но он настоящий красавчик.

– Это мы еще посмотрим, – бормочу я себе под нос.

Она добавляет мне на щеки еще один слой пудры.

– Ну вот, все готово. Если хочешь, я провожу тебя до зала.

– Не нужно. У тебя ведь сегодня выходной? Иди же, пораньше встретишься со своей девушкой. Я знаю, что тебе не терпится ее увидеть.

Она хлопает в ладоши.

– Спасибо, Ан. Я у тебя в долгу.

– Это я у тебя в долгу за то, что привела меня в порядок. Будем надеяться, что я не выставлю себя на посмешище перед этим красавчиком -принцем.

– У тебя все получится.

Слегка пожав мне руку, Линьси выскальзывает из комнаты.

Имея в запасе свободное время, я иду к большому залу возле озера Муан, минуя куполообразный павильон у воды. Заслышав плывущие в воздухе меланхоличные ноты, навостряю уши. Вероятно, это снова тот же флейтист. Очарованная, я стою и слушаю. Хоть и ничего не понимаю в музыке, но, как по мне, именно так звучит небесная поэзия.

Мелодия резко обрывается, и из павильона выходит стройный молодой человек с флейтой в руке, направляясь прямиком ко мне. Он одет в простой белотканый, ничем не украшенный ханьфу с длинными, развевающимися при ходьбе рукавами.

Наконец он подходит достаточно близко, чтобы я смогла рассмотреть лицо. У меня перехватывает дыхание. Скулы и подбородок парня будто вырезаны рукой богов! Глаза у него большие и очень темные, а губы пухлые, как у женщины. Наиболее притягательным мне кажется застывшее на его лице выражение печали.

Заметив меня, он вопросительно наклоняет голову.

– Добрый вечер.

– Простите, я, я не… я просто… вы… вы такой… – Мысленно даю себе хорошего пинка и предпринимаю вторую попытку: – Простите, что побеспокоила. Ваша игра столь прекрасна, что мне захотелось послушать еще. – Я неловко указываю на его тонкую бамбуковую поперечную флейту.

– Спасибо. – Он кланяется, сверкая единственным красным драгоценным камнем в центре тонкой золоченой повязки на лбу. – Если хотите, я могу исполнить еще одну песню. Нечасто мне удается найти благодарную аудиторию.

– В это трудно поверить, ведь вы очень хорошо играете.

– Уверяю вас, это только потому, что я играл внутри павильона. – Взмахом руки он указывает на строение позади себя. – Он был построен специально для усиления музыкальных качеств любого инструмента. Каждая каменная плита во внутренней стене была тщательно размещена с учетом акустики. Давайте я вам покажу.

Он подносит флейту к губам. Песня та же, но звучит иначе. Менее глубоко, менее волшебно. Однако в нотах по-прежнему слышится одиночество.

– Это исполнение столь же прекрасно, – говорю я, когда он заканчивает. Сама же не в силах оторвать взгляд от его невообразимо красивого лица.

– Вы слишком добры. Кажется, мы не встречались, если память мне не изменяет. Я Тай Шунь. А вы кто?

Ад меня разбери!

Я ведь видела его портрет, висящий на стенах дворца, и сразу должна была узнать его! Простые белые одежды и печальный свет в глазах разом обретают смысл. Его горе из-за смерти отца продлится дольше сорока девяти дней. Хоть император и совершал ужасные поступки, все же это его отец. Боль в груди, появляющаяся всякий раз, как я думаю о собственной маме, возвращается снова.

Я поспешно опускаю голову и кланяюсь, сгорая от смущения.

– Прошу прощения, ваше высочество.

– Пожалуйста, не церемоньтесь. Как вас зовут?

– Чжао Ан.

– Дочь главного министра?

– Да, я направлялась на банкет. Слышала, что вы тоже будете присутствовать.

– Банкет. Верно! – Тай Шунь опускает плечи. – Полагаю, мне нужно пойти.

У меня возникает стойкое ощущение, что я чем-то его расстроила.

– Не стану вас дольше задерживать. Уверена, что вас ожидают друзья.

– По-вашему, у принца есть друзья? – весело интересуется он. Прежде чем я успеваю придумать ответ, парень протягивает мне руку. – Мы направляемся в одно и то же место.

Я мысленно перебираю правила, которыми поделилась со мной Линьси. Банкет – это большое событие для важных чиновников и гостей. Он знаменует собой окончание траура, и Тай Шунь впервые после похорон отца появится на публике. Это может означать только одно: теперь на него будут смотреть как на императора , а не как на принца.

Хоть императрица и просила меня составить компанию Тай Шуню на банкете, войти в комнату с ним вместе совсем другое дело. Если я появляюсь с ним под ручку, не станет ли это сигналом, что между нами есть какие-то отношения? Не превращусь ли я в мишень?

Я слишком долго не отвечаю, и Тай Шунь опускает руку.

– Я знаю, о чем вы думаете, – говорит он. – Что скажут люди, если будет выглядеть так, будто я привел вас на банкет как свою особую гостью. Поползут ли сплетни? Уверяю вас, так оно и будет. Прошу прощения, что поставил вас в затруднительное положение. Давайте прибудем отдельно.

– Ни о чем подобном я не думала, – лгу я.

– Все в порядке, я привык.