Урсула Ле Гуин - Сказания Земноморья [сборник litres]

Затем людям из Большого дома стало известно, что колдун Эш сумел увидеть и наш пропавший корабль, и всю его команду в своем волшебном водяном зеркале. Только все люди на судне были мертвыми. Он и само сражение видел. Была у него такая большая чаша с заговоренной водой, вот он в нее посмотрел и разом все увидел. Во время того сражения пираты пошли на абордаж, начался пожар, а потом корабль пошел ко дну. А колдун метался по дому и громко кричал: «Они все погибли! Утонули! Они мертвы – все до одного!» Моя племянница рассказывала, что, услышав его крик, она будто собственными глазами увидела корабли, объятые пламенем, и морскую воду, покрасневшую от крови. Все слуги, конечно, стали кричать да плакать, а хозяйка и вовсе рухнула замертво, словно камнем пришибленная.

Но вскоре она очнулась, встала, собрала всех людей и велела никому не рассказывать о том, что колдун увидел в своем магическом зеркале. А потом прибавила: хоть сердце и подсказывает ей, что все это правда, но лучше все же сразу не причинять горя стольким людям, а подождать, пока с востока не будут получены хоть какие-то вести; может, еще есть надежда, что другие корабли сумели спастись, если уж не «Хозяйка Одрена».

Это название она произнесла столь же ровным голосом, что и названия других кораблей, – так мне моя племянница рассказывала.

Дочери Одрена тогда было лет шестнадцать. Услышав, что говорит ее мать, она сильно разгневалась и крикнула, что все это ложь, что отец ее жив, и хозяйка попыталась было ее успокоить, да тщетно. Девушка вырвалась и помчалась прочь, крича на бегу, что ни матери, ни ее колдуну даже прикоснуться к себе не даст.

И с тех пор она старалась держаться как можно дальше от матери. Звали ее Лили, как и хозяйку Одрена, но она решила сменить имя и велела всем называть ее Уид [5] Уид ( англ. Weed) – сорняк. , а своего брата, маленького лорда Гарнета, – Клэй [6] Клэй ( англ. Clay) – глина. . Мальчику тогда и десяти лет не было. Мать позволяла им делать все, что заблагорассудится, даже имена менять. Честно говоря, она давно уже на них никакого внимания не обращала. Это все мне Ферн рассказывала. Хозяйка все время проводила в обществе этого колдуна; она расчесывала его длинные, черные как деготь волосы, гладила его по лицу, расшнуровывала ему сандалии и ласкала обнаженные ступни; да и он, по словам Ферн, времени даром не терял: постоянно ее ласкал да тискал. И никто из слуг не осмеливался проявить хоть капельку доброты к несчастным детям – а все из страха перед могуществом этого опасного колдуна. Ибо волшебная сила в нем действительно была. Моя племянница сама видела, на что он способен. Однако она даже мне не решилась об этом рассказать. Сказала только, что теперь очень хорошо научилась его бояться.

И лишь один человек в поместье, помощник тамошнего садовника, относился к мальчонке по-доброму. Сам-то он родом из западных краев был. Ни хозяева Большого дома, ни их знатные гости на него и внимания не обращали. Впрочем, и сам он, по-моему, никого из них совсем не боялся, даже этого колдуна.

Хозяйка гостиницы умолкла. Молчала и слушательница, не задавая ей никаких вопросов, и на сей раз пауза, пожалуй, несколько затянулась. Потом рассказ все же был продолжен:

– Ну а затем была получена радостная весть: пираты разбиты наголову. Правда, пока что в порт Баррени сумел вернуться лишь один наш корабль, зато его команда как раз и рассказала, как все было на самом деле. Наш флот долго преследовал суда пиратов и выдержал сотню сражений; порой пираты, накинувшись всем скопом или совершив какой-нибудь хитроумный маневр, ухитрялись потопить тот или иной наш корабль, и уж делали они это со всей жестокостью, на какую только были способны. Но в итоге нашим все-таки удалось с ними справиться, уничтожить все их корабли и очистить от этой заразы Внутреннее море. А теперь, говорили те моряки, уцелевшие корабли один за другим станут возвращаться в родные порты – если, конечно, еще способны будут на плаву держаться.

И вскоре действительно наши суда стали возвращаться, и их радостно встречали во всех портовых городах побережья. Оказывается, после окончания главного сражения они пытались плыть на запад, но их весенними штормами разметало по всему морю. И только от нашего корабля «Хозяйка Одрена» по-прежнему не было ни слуху ни духу. Прошло еще одно лето, наступила осень, и снова начались разговоры о том, что тогда сумел увидеть в своем волшебном зеркале колдун. Теперь люди все чаще стали говорить, что он, мол, все правильно увидел и наше судно погибло.

Но однажды ясным утром с утесов, высившихся над бухтой, с криком прибежала дочь Одрена: «Там корабль! Корабль! Это корабль моего отца!»

И оказалось, это действительно «Хозяйка Одрена». Грязные паруса корабля были изорваны в клочья, и плыл он, лишь подгоняемый восточным ветром.

Моя племянница в тот момент находилась в Большом доме, так что сама видела то, о чем я тебе сейчас рассказываю.

Когда госпожа Лили, выглянув в окно, увидела входящий в бухту корабль, то сперва застыла как изваяние, а потом, коротко посоветовавшись о чем-то с колдуном, выбежала из своих покоев и по длинной лестнице спустилась на берег в сопровождении слуг. На пирсе она оказалась первой и первой приветствовала мужа, когда тот сошел на берег. Волосы у лорда Гаррета совсем поседели, но, по словам моей племянницы, выглядел он как настоящий воин, как большой и сильный, много повидавший мужчина. Он громко засмеялся, подхватил свою жену и даже немного покружил – так был рад, что снова ее видит. Она тоже все прижималась к нему, гладила его по лицу и звала: «Пойдем скорее в дом, дорогой мой властелин! Пойдем в дом!»

Затем она велела поварам приготовить праздничные кушанья, и в тот вечер был устроен пир, и в Большом доме были зажжены все свечи, а его хозяин рассказывал о морских сражениях и показывал полученные в этих сражениях шрамы, а сам все обнимал жену, не забывая приласкать и сына с дочкой. А колдун Эш, скромно улыбаясь, держался в сторонке.

Хозяйка от мужа не отходила ни на шаг, все обнимала и целовала его, а потом они удалились в опочивальню. Так что ни дочери хозяина, ни кому бы то ни было еще поговорить с ним наедине не удалось.

А утром чуть свет хозяйка вышла из спальни и принялась расспрашивать служанок, не видели ли они ее супруга. Она, мол, проснулась, а его рядом нет. Нет, сказали ей, никто лорда Гаррета не видел. Она как-то не особенно и встревожилась; сказала, что он, наверное, встал пораньше, чтобы пройтись по своим владениям; он и прежде любил совершать такие прогулки на рассвете и всегда в полном одиночестве. Хозяйка велела слугам приготовить к его возвращению обильный завтрак, но время шло, уже и день наступил, и тут кто-то, выглянув в окно, воскликнул: «А корабль-то ушел!» И правда: гавань была пуста.