К. Пакат - И тьма взойдёт [litres]

Пути назад не было.

Чтобы не выглядеть на улицах Лондона как древние рыцари, приятели остановились у реки переодеться. Вайолет думала, что почувствует себя прежней в старой одежде, и сама удивилась, какими грубыми и неудобными оказались штаны и рубаха Тома после лёгкой ткани туники. Девушка морщилась и оправляла на себе наряд, тот был ей теперь не по размеру.

Потом пришлось натереть грязью белых коней. Изящные скакуны фыркали и выглядели оскорблёнными таким обращением, но по крайней мере теперь были больше похожи на обычных лошадей, а не на два сияющих столпа света.

Пересекая Ли по мосту выше по течению, Вайолет пыталась заставить себя предвкушать возвращение в Лондон. Она нервничала, но ведь оставалось же что-то такое, по чему можно скучать? Вкус горячих каштанов в бумажном свёртке или запечённая в масле картофелина, согревающая руки. Смех толпы, собравшейся поглазеть на выступление бродячих артистов на углу. Великолепные экипажи и гости из высшего света, подъезжавшие к театру.

А потом на горизонте появился город, и это зрелище потрясло девушку. Лондон напоминал уродливый шрам на земле, и чем ближе подъезжали Уилл с Вайолет, тем уродливее тот казался.

Сельская местность сменилась грязными убогими домами и улочками, переполненными людьми. Казалось, сюда втиснулось всё, что только можно: телеги с ослами, еле ползущие дилижансы, мальчишки, воры и бездельники всех мастей. После умиротворения, царившего в Чертоге, воспринимать всё это, прежде такое привычное, было почти болезненно.

Когда всадники спешились, Вайолет увязла в мерзкой хлюпающей грязи и закашлялась. Над домами висел густой чёрный смог, смешиваясь с дымом из печных труб, вонью немытых тел и сточных вод из реки. Девушка поймала себя на желании закрыть нос рукавом, чтобы только заглушить ужасные запахи и подавить подкатившую к горлу тошноту. Неужели здесь всегда так воняло? И весь этот шум, гам и крики людей, слившиеся в единую какофонию. Вайолет то и дело толкали, теснили с дороги и даже врезались – будто она никак не могла поймать общий ритм, влиться в толпу, а вместо этого попадала не в такт.

Они вернулись в гостиницу «Белый Олень», справедливо рассудив, что раз уж Джастис привёл их сюда, место было безопасным. Уилл сможет остаться здесь и дождаться Вайолет, пока та будет искать Маркуса. Мальчишка в конюшне принял лошадей с бо́льшим почтением, чем можно было предположить. Однако вскоре девушка поняла – и она сама, и Уилл теперь выглядели иначе, чем раньше. От Хранителей всегда исходило ощущение чего-то… потустороннего, и это качество передалось и их гостям. Прямой, уверенный, приятель сейчас держался так, словно вся убогость Лондона никоим образом его не касалась. А отражение в окне гостиницы, замеченное краем глаза, подсказывало, что и Вайолет похожа на Уилла – она выглядела благородно, как рыцарь, даже в простой лондонской одежде.

Какая-то женщина вылила в окно ведро помоев, заставив девушку быстро отскочить в сторону – быстро, как Хранитель. Она вздрогнула, не сразу поняв, что сделала. А ведь эти инстинкты могли выдать её. Увидят ли родные изменения, когда посмотрят на Вайолет? Узнают ли её? Она успешно скрывала свою сущность Льва от Хранителей, но сумеет ли скрыть сущность Хранителя от собственной семьи?

«Ты даже говоришь как рыцари ордена», – сказал ей Уилл ещё там, в Чертоге, и от этих слов внутри разлилось тепло. А сейчас нервы были как натянутые струны. Вайолет быстро распустила волосы, всё ещё убранные в традиционную причёску Хранителей, только сейчас поняв, что даже это могло выдать её. Что ещё она могла забыть?

Когда дверь гостиницы открылась, вошедших товарищей буквально окатило волной новых звуков и запахов: крики, лающий смех, вонь густой подливы, подгнившей соломы и несвежего пива. Вайолет вошла в шумный, тускло освещённый зал.

– Сюда, господа, – пригласил хозяин гостиницы.

Раньше никто никогда не обращался к выросшей на улицах переодетой девчонке, используя слова «господин» или «госпожа».

Вайолет и Уилл заказали два куска баранины с подливой и получили небольшую добавку от хозяйки. Девушка поняла, что дело было не только в её рефлексах, а в самой манере держаться, и потому окружающие теперь тоже относились к ней иначе.

Она выбрала стол в стороне, откуда их с Уиллом было труднее разглядеть, а они сами, наоборот, могли наблюдать за входом.

– Меня никогда не называли «господин», – шёпотом признался Уилл, наклонившись к спутнице над заляпанным деревянным столом. Они сидели друг напротив друга в тускло освещённом углу таверны. – Только «негодный мальчишка».

– Меня тоже. Но чаще – «бездельник».

– Или «бродяга».

– Или «щенок».

– Или просто «эй, ты».

«А то и как похуже…»

– Лондон как-то… изменился. Я помню его совсем не таким, – проговорила Вайолет, так и не сумев озвучить угнетавшую её мысль: «Это ведь я сама стала другой, а город – всё тот же».

Они прожили в Чертоге три месяца. Всего три месяца? И за это время девушка стала чужой в родном Лондоне?

На грубый деревянный стол перед ними со стуком поставили две тарелки с бараниной: серо-коричневым варевом, покрытым коркой застывшего жира. Вайолет поняла, что её подташнивает, однако заставила себя откусить кусочек. Мясо показалось безвкусным, где-то липким, где-то пережаренным, где-то сырым. С усилием она проглотила, но не ощутила то удивительное насыщение и восполнение сил, какое наступало даже после небольшой порции пищи в Чертоге. Вспомнились хруст свежего стручка гороха, сладость свежего апельсина, только что сорванного с дерева… От этого же мяса оставалась лишь тяжесть в животе.

Вайолет вдруг ощутила острую тоску по покою Чертога, по мелодичным песнопениям и по звону колокола, отмечавшему каждый новый день. По свежим простыням и чистому воздуху, наполненному ароматами. По нежной щемящей красоте древнего места, угасавшей, как последние отблески заката – подобных мест в мире уже не осталось.

Взрыв хриплого смеха слева заставил Вайолет невольно дёрнуться – несколько мужчин стучали жестяными кружками по столу. Ещё двое толкались рядом: грязные, небритые, проливающие пиво на почерневшую солому. Взгляд метнулся к фигуре у двери – там кто-то звал трактирщика. Вайолет занервничала и с тревогой посмотрела на Уилла.

– Нас не узнали, – проговорил он.

– Дело не в этом. Просто… – девушка не сумела подобрать слов.

– Они вообще ничего не знают, – сказал Уилл, и Вайолет медленно кивнула, потрясённая смыслом, таившимся за этими словами. – Ни о старом мире, ни о тенях – ни о чём. И даже не подозревают о надвигающейся беде.

Кожу покалывало. Только теперь привыкшая к обществу Хранителей девушка поняла, что её так беспокоило на самом деле. Вся эта суета вокруг, вся нормальная, привычная жизнь людей… Они не подозревали об опасности, а значит, были уязвимы.