Клиффорд Саймак - Братство талисмана [сборник litres]

– Давайте смотреть правде в глаза, – возмутился я. – Вплоть до недавнего времени от Тука действительно не было никакого проку.

– И вас расстроило то, что у него наконец-то появился шанс проявить себя?

– Ну что вы, конечно нет. Просто меня немного напрягли его слова. Что он имел в виду, когда сказал: «Мне есть чем поделиться с другими»?

– Понятия не имею, – пожала плечами Сара. – Да и какой смысл сейчас гадать? У нас появились проблемы посерьезнее. Лошадки исчезли, вот о чем надо думать. И как теперь нести поклажу? Припасы в любом случае придется оставить, а вот без воды нам не обойтись, придется тащить ее с собой. Если только лошадки не вернутся.

– Они не вернутся, – произнес я. – С тех пор как мы покинули город, коняги только и ждали, когда появится возможность удрать. И давно бы уже сбежали, если бы не Ух. Он держал их в узде.

– Они застали меня врасплох, – повинился Ух. – Я старался исправить положение: нанес один удар, потом второй. Но у меня не получилось.

– Знаете, о чем я сейчас подумала? – спросила Сара. – А что, если это у них отработанная стандартная процедура? Берут группу вновь прибывших, заводят подальше от города и оставляют без единого шанса вернуться.

– Ну даже если и так, то с нами этот номер точно не пройдет, – бодро заявил я. – Не на таких напали, мы непременно выберемся из любой передряги!

Сара пристально посмотрела мне в глаза и хмыкнула:

– Это называется беспочвенный оптимизм.

– Беспочвенный или нет, но оптимизм всегда предпочтительнее пессимизма, – возразил я. – Вы даже не представляете, как он вдохновляет перед лицом опасности. Уж поверьте моему опыту.

– Полагаю, вы знаете, что делать дальше, – иронически заметила Сара. – Вам, разумеется, приходилось бывать и не в таких переделках, вы никогда не поддаетесь панике и… В общем, у вас уже есть четкий план. Может, поделитесь им с остальными?

– Непременно поделюсь, – заверил я ее. – Но только не сейчас, а утром.

Самое хреновое, что Сара была права: я действительно понятия не имел, что нам теперь предпринять. Впервые в жизни я оказался в тупике и не видел выхода.

Наверняка все дело в этих бесплодных землях и перекрученных деревьях, решил я. Они вытягивают из человека душу, изматывают, делают подобным себе – опустошенным и безучастным. Мне казалось, что еще немного, и я сам запросто могу бесследно раствориться в этом унылом однообразном пейзаже.

– Утром мы первым делом сходим посмотреть на кости, которые обнаружил Ух, – сказала Сара.

Кости мы обнаружили примерно в полумиле от края оврага. В этом месте он круто сворачивал влево, сразу за поворотом мы их и увидели. Я ожидал, что мы найдем несколько белых костей, разбросанных по тускло-коричневому грунту, но нашим глазам предстал целый вал, который тянулся от одного склона оврага до другого.

Кости в основном были крупные, не менее фута в диаметре, а улыбающийся череп, который пялился на нас из этой жуткой кучи, вполне мог принадлежать слону или даже кому-нибудь побольше.

Солнце и время сделали свое дело: кости пожелтели, стали пористыми и местами крошились. По большей части кости эти, как я уже упоминал, были свалены вместе, как будто их сгребли со дна оврага огромным ковшом, но некоторые были разбросаны поблизости. Вероятно, их растащили падальщики, которые когда-то давно устроили здесь настоящее пиршество.

Овраг заканчивался сразу за валом из костей, а дальше начиналась земляная стена с торчащими из нее, как изюм из булки, булыжниками размером с кулак. Стена была построена полукругом, а у восточного ее края возвышалась огромная груда камней, которые столетиями падали с крутого обрыва.

Место и так было мрачным: мертвая бесплодная земля навевала ощущение запредельного одиночества. А тут еще в придачу эти кости, от созерцания которых делалось совсем уж тоскливо и жутко.

Мне стало не по себе, даже откровенно худо, а уж я-то всякого в жизни повидал, и, чтобы довести меня до такого состояния, надо очень постараться. Внутренний голос подсказывал, что пора развернуться и бежать куда глаза глядят. В этом месте когда-то случилось нечто настолько страшное, что его до сих пор окружала аура зла, от которой следовало держаться подальше.

И вдруг из эпицентра всех этих ужасов до нас донесся голос, громкий и жизнерадостный фальцет.

– Благородные дамы и господа, – обратился он к нам, – кем бы вы ни были, очень прошу: проявите милосердие, вызволите меня из печального и неловкого положения, в котором я пребываю столь долго.

Я бы даже за миллион не сдвинулся с места: этот голос буквально вверг меня в ступор.

А незнакомец заговорил снова:

– Я здесь, у стены, за грудой камней, которые воистину оказались такой плохой крепостью, что все, кроме меня, погибли.

– Наверняка ловушка, – отчеканила Сара странным для нее металлическим голосом. – Лошадки, видимо, это почуяли, потому и сбежали.

– Прошу вас, – взмолился фальцет, – не уходите! Здесь были и другие, но они ушли! Клянусь, вам нечего бояться!

Я шагнул вперед.

– Капитан, нет! – крикнула Сара.

– Мы не можем уйти, – сказал я, – потом всю жизнь будем терзаться и изводить себя догадками.

Не знаю, почему я это ляпнул, на самом деле мне хотелось развернуться и убежать подальше от этого жуткого места. Вместо меня как будто говорил кто-то другой.

Так или иначе, я пошел вперед и стал взбираться на вал из костей. Они раскачивались и оползали у меня под ногами, но я все-таки перебрался на другую его сторону.

– О, благороднейшее из живых существ! – воскликнул фальцет. – Вы проявили сострадание и пришли спасти меня!

Участок между валом костей и грудой камней, из-за которых доносился жалобный голос, я преодолел бегом. Камни оказались просто огромными: сплошь валуны высотой в человеческий рост. Я забрался на них и посмотрел вниз.

И увидел там матово-белую лошадку-качалку. Она была зажата между валуном, где я стоял, и вторым камнем, поменьше, который сместился от основной груды, причем лежала бедняжка полозьями кверху и была абсолютно беспомощна.

– Вы такой благородный, – сказала лошадка. – Вы единственный из всех не бросили меня. Я не в силах видеть вас, сэр, но по другим признакам могу заключить, что вы гуманоид. Гуманоиды – лучшие из живых существ: они в равной степени преисполнены милосердия и доблести. – И, закончив речь, она в знак благодарности покачала своими полозьями.

Застрявшая между валунами лошадка не была одинока: я увидел за баррикадой из камней вросший в землю улыбающийся человеческий череп; кроме того, тут и там были разбросаны кости и куски ржавого металла.

– Как давно ты тут? – спросил я.

Глупый вопрос: не все ли равно? Надо было поинтересоваться чем-нибудь более существенным.