Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Может быть, со свежим телом Она сумеет сбежать. Освободится.

– Ваша милость?

– Нет, ничего, – хрипло выговорила Она .

Девушка рискнула поднять взгляд на своего клиента, побледнела и поспешно ушла, не сказав ни слова.

Прозвенел колокольчик у двери, вошли двое чилтейских солдат, и под их глумливыми улыбками в чайной воцарилось молчание. Свободных столиков не было, отчего ухмылки сделались еще шире, и один из чилтейцев указал на двух стариков, поглощенных игрой в Кочевников.

– Это наш стол, – сказал он. – Пошли вон.

Несколько посетителей обернулись поглядеть, что там происходит, но большинство предпочло уставиться в чайные чашки, а не на солдат.

– Мы заняли его первыми, – ответил ближайший старик, даже не подняв глаз от доски.

Он передвинул фигуру, и в ответ его товарищ цокнул языком и покачал головой.

Солдат наклонился и сгреб кисийца за халат, рассыпав фигурки из Кочевников. Чашка с чаем упала на пол.

– Как ты мне отвечаешь, старик? Теперь этот город наш. Тебе лучше выучиться делать то, что тебе велят.

– Мы здесь, в Кисии, привыкли прислушиваться к словам старших, – задыхаясь, ответил старик, и солдат придавил сильнее.

А Она осталась на месте. Пальцы крепче сжались вокруг рукояти кинжала под столиком. Она может что-нибудь натворить. Может встрять. Вряд ли труп можно ранить.

Но, хотя я была уверена, что Она вот-вот выступит, Она не шелохнулась. Опустила взгляд к чашке с чаем.

Раздался хрип. Затрещало дерево. Зазвенела разбивающаяся посуда, под сапогами захрустели осколки. Закричала женщина. На пол упало что-то тяжелое.

Она не отводила глаз от ряби в чашке со своим чаем, до тех пор, пока Ее не привлекло затянувшееся молчание. Два чилтейских солдата уселись за столик. И никто не смотрел ни на них, ни на лежащее на полу тело. Момент смерти без песни мертвых определить невозможно, но мне показалось, что я его видела, пусть и Ее глазами – тот последний короткий вздох, взгляд и угасшую на деревянном полу вспышку ярости старика.

– Эй! Кто-нибудь принесет нам выпить?

Жизнь постепенно возвращалась в чайную – робкий шепот, шаги бедной девушки, посланной их обслуживать. А лежащее на полу тело словно не замечали.

Она встала быстро, насколько позволило окоченевшее тело, опустилась перед стариком на колени. Прикоснулась к еще теплой щеке.

Ничего.

Она тронула его лоб. Его руку. С нарастающей паникой приложила к нему ладонь, а потом припала лицом к его коже. Ничего не поменялось.

– Нет, – шептала Она . – Нет. Мне оно так нужно. Отдай его мне.

– Эй! Ты что это делаешь? – рассмеялся один солдат, когда Она прижалась губами к клочьям волос на виске старика.

По-прежнему ничего.

– Нет! – кричала Она , прижимая к его груди свои коченеющие кулаки. – Нет! Оно мне так нужно!

– Эй, ты! – Чья-то рука заставляла Ее подняться, но Она вырвалась. – Эй!

Весь город был погружен в туманную дымку. Отовсюду слышался шум. Она бежала, но ноги словно на шаг отставали от тела и Она спотыкалась как пьяная. Ворота были совсем рядом, но все солдаты с залитой кровью площади наблюдали за ее приближением. Наблюдали, как Она падает ничком на камни.

«Эй! Эй, ты! – звала я, пытаясь пробиться через ее безумие. – Эй! Эй, это я! – С моих губ слетел хриплый смех. А насколько было бы проще, если бы я дала Ей имя. – Ты! Она! Настырная сука! Прекрати, не беги! Тебе надо вернуться, надо…»

– Капитан, посмотрите! Может быть, это то, что вы ищете.

Перед моими закрытыми глазами появилось лицо. Знакомые широкие брови, изрезанные шрамами щеки.

«Капитан Энеас! Да! Это я, Кассандра. Не совсем я, но… просто не дайте ей уйти!»

Пальцы тронули Ее лоб. Отодвинули повязку на горле, ткань уже прилипла к запекшейся крови.

– Да, похоже, ты прав. Как раз вовремя. Его святейшество бушевал весь вечер. Доставь его в замок.

– Нет! – Ее голос сорвался. – Нет-нет-нет, прошу, отпустите меня, мне нужно уйти из города, я хочу…

– Мертвым не положено ни разговаривать, ни ходить. И они уже ничего не хотят. Ты отправишься в замок.

– Нет! Нет!

Я не в силах была смотреть, как Она вырывается из их рук, не хотела слышать ее вопли, умоляющие и отчаянные. Неужели Ей настолько лучше жить запертой в мертвом теле, чем вернуться ко мне?

– Попытаться стоило, – с горьким смехом сказала Она , падая передо мной на колени, когда дверь камеры наконец-то открылась и Ее втолкнули внутрь. – Я знаю, что ты все видела. Не смотри так обиженно, на моем месте ты поступила бы так же.

Стоявший в дверном проеме иеромонах откашлялся.

– Разве вы не намерены сейчас же… впустить ее, госпожа Мариус? Ой, не делайте такой потрясенный вид. Я подозревал, кто вы, с тех самых пор, как услышал о Джонусе. А теперь совершенно уверен. – Он сложил ладони вместе, изображая безмятежное благочестие. – Знахарь очень хорошо за вас заплатит.

Мико

Вместо величественной процессии получился утомительный переход без отдыха, и днем и ночью. Мы почти ничего не ели и не пили, и когда прибыли в Рисян, укрепленный лагерь не был готов, потому что обоз отстал от северных батальонов. Для меня и генералов установили несколько больших шатров, но после целого дня в седле мне хватило комковатой циновки для сна, мутной воды для умывания и простой солдатской похлебки.

– Я здесь не для того, чтобы питаться как императрица и спать во дворце, – сказала я извиняющемуся мальчишке, который принес ужин. – Я приехала сражаться за свой народ.

– Да, ваше величество. Спасибо, ваше величество, – сказал он и попятился в поклоне.

Восторг от обращения «ваше величество» еще не потускнел, как и от приветствия «императрица Мико» со стороны генералов. Они ждали меня в самом большом шатре. Министр Мансин разложил карту и расставил на ней фигурки из Кочевников, как будто мы собираемся сыграть на огромной доске.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказал он. – В спешке мы забыли флажки батальонов, но у нескольких солдат оказались с собой Кочевники.

Я вспомнила императора Кина с доской для Кочевников на подлокотнике трона, как он передвигал фигурки и изрекал в темноте мудрые мысли. Не мешкать в начале. Узнать слабости врага. Никогда не просить прощения. Император служит своему народу. В тот день, когда народ начнет служить императору, империя падет.

Я поежилась при воспоминаниях. Но какие бы силы ни бросили на нас чилтейцы, сегодня империя не падет.

– Все хорошо, ваше величество?

Я оторвала взгляд от доски и посмотрела на морщинистое лицо Мансина.

– Да, ваше превосходительство, просто задумалась. Расскажите о наших позициях.