Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Вокруг разложенной на столе карты сидели на коленях восемь мужчин и я. Министр Мансин, генерал Китадо из императорской гвардии, генералы Дзикуко, Соки и Росоки, представляющие северные батальоны, которые сражались с завоевателями с самого начала, и генералы Баро, Во и Таранада, представляющие южные батальоны, – свежее подкрепление. Что бы они ни думали о новой императрице, они уважали министра Мансина.

– Чилтейское войско состоит в основном из пехоты, – сказал он, указывая на группку фигур на карте. – Это чилтейцы, к которым мы привыкли, с которыми наши солдаты умеют сражаться. У них есть и кавалерия… – он снова показал, теперь на фигурку сбоку от основной группы. – Их возглавляет легат Андрус. В этом для нас тоже нет ничего нового, мы уже с ними сражались. Но вот это… – он указал на пару фигурок с краю. – Это левантийцы. Тоже всадники, но их не сравнить с тем же числом чилтейских конников.

– Каждый из них на голову выше любого из нас, – сказал генерал Дзикуко, его морщинистое лицо как будто еще больше состарилось после нашей последней встречи. – И лошади у них под стать. Громадные. А ездят верхом они с невероятным мастерством и могут орудовать двумя клинками сразу или выпускать стрелы точно в цель прямо на скаку. Причем лавируя во время битвы. – Он шумно выдохнул и уставился в пространство. – Что еще? Похоже, у них нет собственной тактики, они лишь выполняют приказы чилтейцев. Сначала они молниеносно атакуют, прорывая наше самое слабое место. Дерутся они, похоже, парами или тройками, их редко можно встретить поодиночке, но даже в этом случае убить их не становится проще.

– Они могут спокойно двигаться дальше со стрелой в руке, – вставил генерал Соки, и Дзикуко кивнул. – Именно бесстрашие и делает их опасными. Они не… не думают, а сразу действуют. Не сомневаются, а просто дерутся.

– Но они просто люди? – спросила я. – Смертные?

– Да, ваше величество. Люди из плоти и крови. Мужчины и женщины. Они смертны, в точности так же, как и мы. Хотя если мы возвращаемся на поле боя, то неизменно находим их тела без голов.

Молодой генерал поморщился, словно извиняясь.

– Без голов? – удивился генерал Таранада. Он не скрывал своего раздражения из-за внезапного изменения планов, согласно которым теперь его батальон должен был идти на север, к Рисяну, а не на восток, вдоль реки. – Что значит – без голов? Они что, отваливаются? Исчезают?

– Мы думаем, что их забирают левантийцы. Головы определенно отрезают, а чилтейцы никогда такого не делают, насколько нам известно.

– Но зачем? – спросил генерал Во, которому лучше, чем генералу Таранаде, удавалось скрывать раздражение под легкой улыбкой.

– Мы не знаем, – ответил Дзикуко. – Вероятно, местный обычай. Они выходцы из степей к северо-востоку от Парвума, это за морем Глаза.

Таранада рассмеялся.

– Далеко они забрались ради союзников.

– Чилтейцы не впервые берут на войну наемников, – сказал министр Мансин. – Даже не впервые в таких количествах, но наши солдаты не привыкли иметь дело с подобными воинами. – Он оторвал взгляд от карты и посмотрел на меня. – Думаю, именно поэтому мы не сумели их отбросить. У чилтейцев есть четкая стратегия, они явно давно это планировали, но если бы они задействовали больше своих солдат вместо левантийцев или даже мечников с запада, они не продвинулись бы так далеко за столь короткой срок. Мы просто не знаем, как сражаться против бесстрашных воинов, у которых нет понятной боевой стратегии.

От его слов внутри у меня забурлила тревога. Мне пришлось выиграть серьезное сражение, чтобы только добраться сюда, и я почти не задумывалась о том, что будет здесь. Мне не приходило в голову, что мы можем проиграть.

Помолчав немного, чтобы мы могли переварить его мрачный прогноз, министр Мансин продолжил:

– Если мы хотим выиграть это сражение, то должны воспользоваться отсутствием у них тактики, – сказал он и начал передвигать фигурки из Кочевников по карте. – Мы заманим их в ловушку, которую они не заметят.

– Андрус не идиот, – возразил генерал Росоки, подавшись вперед, чтобы впервые подключиться к разговору. В волосах над его ухом виднелась еще не затянувшаяся рана. – Он ждет, что мы попытаемся устроить какую-то засаду, это всегда была излюбленная тактика императора Кина.

– Я говорю не о такого рода засаде.

Следующий час он передвигал по карте фигурки Кочевников. Генералы высказывали свое мнение и тоже двигали фигурки. Спорили о том, на каких холмах и склонах расположится армия чилтейцев, а я могла только слушать, наблюдать и осознавать свою никчемность.

Эти люди всю жизнь провели в батальонах императорской армии, дрались в многочисленных сражениях и стычках с чилтейцами, горными племенами, а иногда и с собственным народом. У меня были хорошие наставники, и, в отличие от Танаки, я энергично училась всему, что можно, но все выученные знания в мире не сравнить с опытом окружавших меня генералов. К тому времени, как генералы встали из-за стола, во мне зажглась гордость и я уже знала, что у нас все получится. Однако министр Мансин даже не улыбался.

– Похоже, вы встревожены, – заметила я, задержавшись, пока остальные расходились.

– Да, ваше величество, я встревожен.

– Вы не верите в нашу тактику? Я знаю, все говорят, что левантийцы бесстрашны и наводят ужас, но у нас хороший план и хорошие солдаты.

Он вздохнул.

– Это так, но я чувствовал бы себя увереннее, будь у нас больше людей. Как бы мне хотелось, чтобы здесь были восточные батальоны, или чтобы принц Дзай не уехал из столицы с тремя батальонами, или чтобы мы успели их вызвать. Они нам нужны.

– Они еще могут прибыть.

От его взгляда у меня поубавилось уверенности. Я снова почувствовала себя ребенком.

– Лорд Оямада скажет, что вы украли трон у его внука, и скорее отправит эти батальоны драться с вами, чем за вас…

– Но мы сражаемся за Кисию, он не…

Услышав собственные слова, я осеклась.

– Редко кто мыслит подобным образом, ваше величество. Люди не дерутся за что-то лишь потому, что это правильно. Светлейший Бахайн – прекрасный пример. Если бы его волновала судьба Кисии, мы бы уже услышали что-нибудь от него или его генералов. Отсутствие вестей от него меня беспокоит.

Император Кин предложил мне написать Эдо, напомнить светлейшему Бахайну, как он был когда-то предан империи, но до сих пор я не задумывалась о том, что это значит. Это значит, что больше он уже не предан империи.

На следующее утро холмы вокруг Рисяна выбелил легкий летний туман. Мы покинули разбитый на скорую руку лагерь, когда занималась заря, министр Мансин настоял, что если мы хотим победить, то должны сами выбрать поле боя и подготовиться до прибытия чилтейцев, даже если придется их дожидаться.