Генри Олди - Золотой лук. Книга вторая. Всё бывает

Танат встал. Крылатый юноша с факелом и мечом, он стоял над стариком и медлил, словно впервые не желал исполнять свой долг бога смерти.

– Пора, – сказал Танат. – Время пришло. Не бойся, это не больно.

Старик улыбнулся:

– Я не боюсь. А ты, ты не боишься?

В ответ Танат взмахнул мечом.

Радуга пала с неба быстрей сокола, падающего на добычу. Накрыла старика сверкающим плащом, заковала в несокрушимый доспех, встала исполинской стеной от земли до неба. Танат отпрянул, загородился факелом, выставил меч перед собой. Огнистый вихрь плясал перед богом смерти, катил волны, от которых не ослеп бы лишь слепой. В пламени скакали кони, ярилась Химера, трещали молнии. Целая жизнь кипела в пламени, от младенца, что был принят в Эфире как родного, до хромого слепца, бесприютного скитальца. Отступив на обочину, Танат ждал, пока огонь погаснет. Любой огонь рано или поздно гаснет. Не надо быть смертью, чтобы прийти к этой истине.

Так и случилось.

Сначала Танат посмотрел на небо. Радуги нет, хорошо. Затем он посмотрел на землю. Тело есть, хорошо. Не живое тело бессмертного великана, а мертвое тело дряхлого калеки. Дважды хорошо, да. В последнюю очередь Танат огляделся вокруг. Чего-то не хватало, чего-то важного. Когда бог смерти понял, чего ему не хватает, он вновь почувствовал себя в заточении, слабей слабого, и услышал звук, который ненавидел больше всего на свете – смех Сизифа.

Рядом с телом не было души, тени, которую следовало препроводить в Аид. Не было и Гермия, Водителя Душ.

– Знал, – севшим голосом пробормотал Танат. – Знал, мерзавец. Мог бы предупредить… Нет, не мог, это не в его природе. С другой стороны, я мог бы и сам догадаться…

Юноша с факелом и мечом задрал голову к небесам и различил, высмотрел в бледном сумраке еле заметный след золотого лука, увенчанного буйной гривой.

Восток полыхнул зарей.

Три тела лежали на берегу. Три тела, при рождении слитых воедино.

Герион был мертв.

Двое стояли над убитым великаном. Алкид, сын Зевса, больше известный под прозвищем Геракл – и Ификл, сын фиванского полководца Амфитриона, брат-близнец Алкида. Их нередко путали. Молва легко заменяет смертным морскую природу бессмертных, соединяя несоединимое, делая одного из двоих, троих, десятерых.

Двое стояли над великаном. Дальше, у скал, лежали еще трупы: пастух и двухголовая собака. На собаку братья старались не смотреть. Пес напоминал им о том, о чем думать не хотелось. Двухголовый волкодав, очень смешно.

– Коровы, – сказал Алкид. – Надо перегнать коров на ладью.

– Да, – согласился Ификл.

– Почему он не захотел отдать коров добровольно? Был бы жив. Все они были бы живы.

– Да, – невпопад откликнулся Ификл.

Алкид повернулся к брату:

– Проклятые коровы! Зачем они понадобились Эврисфею? У него что, своих коров мало?!

– Смерть, – объяснил Ификл. – Эврисфею понадобились не коровы, а смерть. И даже не Эврисфею.

Сегодня он изъяснялся на редкость косноязычно. Но брат понял.

– Он был смертным, – Алкид присел рядом с мертвым великаном. – Видишь?

Палец указал на стрелу, торчавшую из груди среднего тела великана:

– Яд Гидры. Он умер сразу. Будь он бессмертен, он бы боролся. Яд против вечной жизни, и так вечно. Иногда хорошо быть смертным, не находишь?

Ответить Ификл не успел.

Земля содрогнулась. Казалось, остров порвал корни, которыми он крепился ко дну, и пустился в плаванье навстречу шторму. Скала шла к братьям, утес в доспехе; великан, рядом с которым чудовищный Герион показался бы ребенком. В небе над великаном скакала, вставала на дыбы огнистая бешеная радуга.

Алкид наложил стрелу на тетиву. Ификл взялся за копье.

Гигант шел как ни в чем не бывало. Лук в его руке опустился к земле, превратился в меч; погас, исчез. Встав рядом с братьями, гигант опустил взгляд на Гериона. Отец прощался с сыном. Близнецы попятились, не желая мешать.

– Он не мог отдать коров без боя, – тихо произнес Хрисаор. – Такова была его природа. Вы не могли не исполнить приказ. Такова ваша природа. С природой не поспоришь, правда?

– Ты можешь отомстить, – бросил Алкид. – Можешь попытаться.

– Могу. Но не стану.

– Почему?

– Месть не в моей природе. Вернее, ее в моей природе слишком много, чтобы я поддался этому искушению. Мой дед, старый хитрец, однажды сказал мне, что я настоящий великан, просто еще не вырос достаточно, чтобы узнать об этом. «Такие, – объяснил он, – лезут к каждому встречному со своей силой, доказывают. Себе доказывают, потому что не верят, сомневаются. А доказывать всему миру, что ты великан, не надо. Это лишнее, пустое. Сколько бы врагов ты ни убил, это убьет тебя еще вернее…»

– Твой дед?

– Я говорю о Сизифе.

Замолчав, Хрисаор перевел взгляд с убитого сына на братьев-убийц.

– Вы похожи, – он говорил, как до него это делал Ификл: невпопад, терзая собеседников загадками и двусмысленностями. – Он был один, но его было трое. Вас двое, но вы, в сущности, один. Меня двое, но есть и третий. Мы – одно. Вам нужны коровы? Забирайте. Те, кто вас послал, нуждались в смертях? Они получили желаемое: мой сын мертв. Орф мертв, погиб и пастух.

Под его взглядом братья отступали к морю. В бою не отступили бы, но сейчас пятились.

– Живая молния? – Хрисаор засмеялся, а может, застонал. – Оружие, выкованное для истребления чудовищ? Молнии смертны. Они вспыхивают и гаснут, помните об этом. Я не стану мстить за Гериона, если вы отчалите с рассветом.

Легко, как пастух ягненка, он вскинул сына на руки и двинулся прочь. Обернулся на ходу:

– С рассветом, не забывайте. Иначе я захочу отомстить.

– Коровы, – напомнил Алкид.

– Кому они нужны, эти коровы? Кому, кроме меня?! Возьмите дюжину, на ваш выбор. Клянусь, те, кто вас послал, даже этих велят зарезать на жертвеннике.

Когда Хрисаор скрылся за скалами, братья долго смотрели ему вслед. Это нетрудное дело, если скалы ниже, чем хозяин Красного острова.

Вершина горы уходила за облака, которых не было в царстве Аида. Гор здесь тоже не было, эту создали нарочно для Сизифа. Крутой склон, тропа вьется меж чахлых безлистых кустов. Земля утоптана босыми пятками, выглажена тяжестью камня. Вот и камень: ползет улиткой к далекой вершине.

Сизиф плотнее уперся плечом в шершавый бок. Рядом пыхтели мальчики: Алкимен, Делиад, Пирен. Сегодня камень шел трудней обычного. Не дотянем, подумал Сизиф. Сорвется, покатится вниз. Грохот, прыжки, мы бежим следом. И все начнется сначала. Что за день такой, а? Вот-вот солнце зайдет. Солнца тут нет, но для нас оно есть. Закатили бы и на отдых. А так придется по новой… Гермий вина обещал. Задерживается, мошенник.