Елена Хаецкая - Прозаические лэ [сборник litres]

Настасья Ивановна наклонилась к нему через пламя.

– Кто ты? – спросила она. – Ответь мне!

Воин хотел заговорить, но только огонь вылетел из его рта.

– Ответь! – повторила Настасья Ивановна.

Второй раз он попытался что-то сказать ей, и Настасья Ивановна услышала шепот:

– Мое имя Хервард.

– Я дочь твоего брата – Настасья Ивановна, – сказала дева-король. – Укажи, где его могила.

– Мне это неизвестно, – ответил Хервард.

– Тогда дай мне совет, Хервард.

– Я был старшим из двенадцати, – сказал он. – Мы родились и умерли на этом острове. Больше я ничего не знаю.

Настасья Ивановна выпрямилась и толкнула ногой один из камней. Пылающий камень упал на тело Херварда, и воин вспыхнул. Огонь взлетел до небес, и курган сомкнулся.

А Настасья Ивановна перешла к следующему и, встав на колени на краю огненной ямы, оперлась руками о камень. Ее лицо склонилось над воином, лежащим на дне могилы.

Этот воин был в кольчуге, без шлема, его волосы были кудрявы и слиплись от крови, а в глазах остались слезы.

– Я Бьямар, – сказал он. – Ты дочь моего брата Юхана, хотя ничем на него не похожа. Но я слышу, как бьется в тебе наша кровь. И больше я ничего не знаю.

Настасья Ивановна спросила:

– Это правда, что моя мать похоронила вас всех?

Бьямар не ответил.

Настасья Ивановна плюнула в могилу и сказала:

– Неправду болтают, будто мертвым открыто больше, чем живым!

И подошла к третьему кургану.

В кольце огня лежала змеиная шкура и больше ничего там не было.

– Не Фафнир ли ты? – спросила Настасья Ивановна змеиную шкуру. – Отвечай мне!

Но змеиная шкура молчала.

Четвертый курган оказался пустым, а в пятом Настасья Ивановна увидела двух братьев, во всем одинаковых, зарубленных одинаковой раной, только у одного она была справа, а у другого слева. Они лежали, обнявшись, и на призывы не отвечали.

– И снова ложь! – вскричала Настасья Ивановна, в досаде топая ногой. – Почему пустословы говорят, будто бы мертвецам ничто так не сладко, как поговорить с живыми? Нет им до нас никакого дела!

Шестой курган словно не хотел подпускать к себе Настасью Ивановну: при ее приближении огонь заревел, встал стеной. Но это только еще пуще раззадорило внучку Всеволода, и она с громким криком бросилась вперед и остановилась посреди огня.

Перед ней стоял мертвый воин с пустыми, выгоревшими глазами. Вместо волос у него были огненные змеи, а изо рта вырывалось шипение.

– Я Хьевард, – сказал он. – Я был живым, а теперь я мертв. Уходи отсюда, женщина. Тебе здесь не место.

И он толкнул Настасью Ивановну в грудь обеими руками, так что она вылетела из огня и упала на землю. Это рассердило ее, и она, вскочив, побежала обратно, чтобы поквитаться с Хьевардом, но курган замкнулся, а камни обжигали руки. По раскаленным скалам расползались тонкие красные змейки.

Сапоги у Настасьи Ивановны стали горячими, и она побежала к следующему кургану. Но там, на дне, среди огня, лежал черный скелет.

Настасья Ивановна увидела, что седьмой по счету курган закрывается, и, схватив охапку пламени, она подбежала к нему и швырнула огонь прямо внутрь. На миг камни расступились, и она увидела Грани.

Грани сказал:

– Никогда не вступай с женщиной ни в споры, ни в игры. Ингибьёрг захотела увидеть меч Юхана, когда полюбила его, и это убило нас всех.

– Мне ли не знать, какой нрав у женщин! – сказала Настасья Ивановна.

– У меня нет для тебя другого совета, – отвечал Грани.

– И этот бесполезен, – крикнула Настасья Ивановна и отвернулась от него.

Брами сказал:

– Если ты дева, то рано или поздно найдешь себе мужа.

За это предсказание Настасья Ивановна забросала его комками грязи и бросилась бежать.

Барри сам вышел ей навстречу из кургана. Он поднялся темной тенью в ярком огне, протянул руку и схватил Настасью Ивановну черными ледяными пальцами. Она шагнула к нему и спрыгнула в курган вместе с мертвецом.

– Где мой отец? – кричала Настасья Ивановна. – Не ты ли?

– Разве ты не видишь, что не я? – отвечал Барри.

– Кто тебя убил? – спрашивала Настасья Ивановна. – Отомстить ли за тебя?

– За все заплачено, – сказал Барри. – Богата ли Ладога?

– Ладога богата, но мое сердце обнищало, – сказала Настасья Ивановна. Ей подумалось, что этот мертвец ее понимает. – Я хочу увидеть кровь на своем мече. Я хочу, чтобы нос корабля рассекал волны, чтобы люди бледнели при звуке моего голоса, чтобы имя мое наводило страх!

– Ты насытишься, если так будет? – спросил Барри.

– О да! – кивнула Настасья Ивановна.

– Вот для чего ты пришла к нашим курганам, – промолвил Барри. – Меч твоего отца – вот что тебе нужно. Но я не знаю, где твоя мать похоронила его. Она долго оставалась с нами и пела нам песни.

Настасья Ивановна выбралась из могилы, вся перепачканная землей и сажей. Она слышала, как Барри тихо напевает, и вдруг ее душу охватила лютая злоба. Никогда она не слышала, чтобы материнский голос пел ей колыбельную. Должно быть, всю свою нежность израсходовала Ингибьёрг на этих мертвецов, а дочери ничего не оставила.

В одиннадцатом кургане лежал Тинд, и едва Настасья Ивановна потревожила его, как он открыл глаза и начал проклинать ее. Голос его звучал пронзительно и тонко, и Настасья Ивановна вдруг поняла, что звучит этот голос лишь в ее голове: губы Тинда не двигались и грудь не поднималась. Но он был полон ненависти и готов был делиться ею.

– Хорошо! – крикнула ему Настасья Ивановна. – Ты повеселил меня, ведь в нас с тобой одна кровь.

И она подошла к двенадцатому кургану. Огонь при ее приближении опустился, земля расступилась, и Настасья Ивановна увидела своего отца Юхана.

Он казался моложе братьев, хотя и родился с ними в один день; его волосы не пожелтели от возраста, а глаза не выцвели и оставались такими же синими. Только золотистый загар сошел с его кожи, и теперь она была белее снега.

На нем была шелковая рубаха, рассеченная на груди, но искусно зашитая женской рукой. Волосы его были причесаны и убраны под золотой обруч. Слева от него лежал меч, подобный золотому лучу, и в этот-то меч впились глаза Настасьи Ивановны.

Ни слова не говоря, она потянулась к мечу, но отдернула руку: между нею и Юханом находилась незримая ледяная преграда. И сколько бы ни горел вокруг огонь, преграда эта не разрушалась и не таяла.

– Отец! – закричала Настасья Ивановна. – Впусти меня! Отдай мне свой меч!

– Никому не следует владеть этим мечом, – сказал Юхан.

– Как же я буду королем, если не буду непобедимой?

– Случается, и короли проигрывают поединки, – отвечал Юхан.

Настасья Ивановна кусала губы и сжимала кулаки; она вся дрожала от жадности, досады и злобы.

– Будь я мужчиной, это можно было бы пережить; но женщине никто не спустит поражения. Скажут: «Ты слаба, Настасья Ивановна, как ты смеешь называть себя королем?»