Холли Рейс - Полночные близнецы [litres]

Он рывком поднимает меня на ноги, мальчик в его руках – как увядший цветок. Я, спотыкаясь, спешу за Самсоном. Стены все еще движутся, живой лабиринт пытается поймать нас в ловушку, но на этот раз Самсон спокоен, и это придает мне сил.

– Думаю, в эту сторону, – говорю я, чувствуя облегчение, когда мы добираемся до какого-то тупика.

Самсон идет впереди туда, куда я показала, и вскоре мы видим пятнышко света – серого дневного света, не искусственной серости сознания Мидраута. Внезапно стены начинают вибрировать еще сильнее.

– Он знает, что мы здесь, – говорит Самсон.

И действительно, проход начинает закрываться. И в то же самое мгновение что-то дергается у меня в желудке.

– Он здесь, – хрипло говорю я.

Мне кажется, что нечто пытается порвать мои голосовые связки – и эта сила настолько больше моей собственной, что она пытается высосать из меня Иммрал. Я падаю, все мои внутренние органы бунтуют. Я дергаюсь в конвульсиях. Самсон не опускается рядом со мной, не спрашивает, что случилось. Он просто перекладывает мальчика на одну руку, а другой подхватывает меня. И с ревом устремляется к закрывающемуся выходу. Но мы не сможем… мы не сможем… мы…

Мы прорвались. Речной бриз омывает мою бедную голову.

Я смотрю через плечо Самсона, когда он бежит к стене и перепрыгивает ее в одном мощном порыве воображения. Я не уверена, но мне кажется, что я вижу фигуру Мидраута в той дыре, из которой мы только что выскочили. И мне кажется, что он тоже видит меня.

Апрель 2001 года

Аплодисменты, что последовали за объявлением, сотрясли стены Тинтагеля. Все было официально: леди Карадок передает бразды правления Сабастьяну Мидрауту. Она возглавляла лондонских танов двадцать лет, и все эти годы отпечатались в морщинах на ее лице и утомленной позе. Уже несколько месяцев бродили слухи о том, что она собирается подать в отставку и что ее место займет Мидраут. Правивший дольше всех глава танов уступает место самому молодому в истории главе танов. Так уместно. Так поэтично.

Уна была одной из тех немногих, кто стоял в глубине зала и не аплодировал. Лайонел печально улыбался. Не то чтобы он рассчитывал на эту должность, нет; он был на несколько лет старше Мидраута, но казался моложе его. Лицо Эллен тоже было омрачено опасениями.

Однако когда Мидраут поднялся на возвышение, чтобы пожать руку леди Карадок, Уна поняла, что аплодисменты в основном исходят от старого полка Мидраута. Остальные держались вежливо, даже как будто обиженно.

Мидраут давно уже дал понять, что, если он займет место руководителя, он начнет кое-какие перемены, и очень многим танам не понравилось, как это звучало. Рееви склонны были к прежнему порядку и опасались того, чтó мог привнести Мидраут. И с венеурами он никогда не был дружен, так что многие из них беспокоились о том, что́ могло бы случиться с их морриганами при его правлении. Ему никогда не нравились эти существа.

Мидраут шагнул вперед, чтобы произнести речь. Он старался держаться скромно, но он еще не обладал достаточным искусством, чтобы угомонить инспайров, что вспыхивали вокруг его тела, сообщая о его радости и торжестве. Уна подготовилась к мощному потоку слов, наполненных силой Иммрала, оградив свое сознание скептицизмом.

И конечно же, как только Мидраут заговорил, атмосфера в зале наполнилась новой энергией. Из неуверенности возникла решительность. Сомнения трансформировались в энтузиазм. Слова Мидраута возбуждали слушателей и подкупали его идеями – идеями единения, усовершенствования и соблюдения древних традиций. Когда Мидраут умолк, даже венеуры искренне приветствовали его. Уна и сама не удержалась от восторженного крика.

И только позже Уна сумела разобраться в том, во что ее вовлекли. Но другие не желали этого слышать. Она так никогда и не поняла, было ли их неведение искренним, или они понимали, что их одурачили, но не желали признаться в собственной слабости. В рыцарском зале только и болтали о том, какую невероятную речь он произнес. Все гудели о том, как теперь они объединятся вокруг Мидраута – не то что при Карадок. Но когда Уна дерзко предлагала объяснить, что именно Мидраут намерен сделать, чтобы случились такие перемены, никто не мог дать ей внятного ответа.

В конце концов она устроилась в кресле в углу зала рядом с Эллен, Лайонелом и Клементом, мрачно прислушиваясь к разговорам вокруг.

– Может, он и не так плох, как тебе кажется, – сказал Клемент. Потом, в ответ на взгляд Уны, добавил: – Но ты ведь не всегда бываешь права, Уна. Если честно – я думаю, он может оказаться именно тем, кто нам необходим.

– Да как ты можешь такое говорить? – прошипела Уна.

– Я пришел сюда в один год с Мидраутом, и он всегда был любезен со мной.

– О, ну да, если уж он был любезен с тобой…

– Хватит спорить, – сказал Лайонел. – Я очень надеюсь, что ты прав, Клемент. Действительно надеюсь. Но – уж извините, что упоминаю об этом, – я в рыцарях куда дольше вас, и я не вижу, что все это ведет к чему-то хорошему. Король Артур…

Клемент закатил глаза:

– Только не надо опять всей этой ерунды про короля Артура!

– У него тоже сначала были хорошие намерения, – упрямо продолжил Лайонел. – И посмотрите, чем все закончилось? Никому не нравится говорить об этом, но этот человек пытается отобрать у нас свободу.

– Точно, – задумчиво согласилась Уна. – Именно к этому все и идет.

– Не обязательно.

– Не обязательно, – согласился Лайонел. – Но если ты как следует подумаешь обо всем, Клемент, то разве Мидраут хоть когда-то делал что-то такое, что не повышало бы его популярность? Это меня и тревожит. Он всегда уверен, что он прав, и я думаю, что весьма опасно давать власть тому, кому и слова поперек не сказать, если он ошибается.

Клемент покачал головой, но промолчал.

– А ты что думаешь? – повернулась Уна к Эллен, бесстрастно слушавшей их разговор.

Эллен нахмурилась:

– Я думаю, тебе следует быть поосторожнее.

– Тебе кажется, он уже опасен? – уточнила Уна.

– Нет. Возможно, нет. Но ты ведь не собираешься это проверять, правда?

Клемент изумленно уставился на нее.

Уна улыбнулась:

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Значит, держись от него подальше, – сказала Эллен, не отвечая на улыбку. – Ты же не хочешь, чтобы он заглянул в твои мысли и увидел, насколько он тебе противен? Если он так опасен, как ты считаешь, а он это поймет, – ничего хорошего ждать не приходится.

Уна кивнула и хлопнула подругу по руке в знак благодарности.

– Но нам, остальным, следует его поздравить, вообще-то, – сказал Лайонел. – Нам лучше делать вид, что мы рады за него. И прикрыть Уну.