Александр Верт - Король. Том I

Куда все это исчезло, она не знала, только смотрела на сына и ждала, что он извинится, а тот обиженно фыркал и бубнил себе под нос жалкое подобие извинений, которые Лилайне совсем не нравились, но вмешиваться она пока не собиралась, понимая, что это она виновата в невоспитанности сына.

Антракс открыл тяжелую металлическую дверь, зажег факел и первым шагнул в подземелье. На улице уже темнело. Зарево заката таяло в небе, а он только теперь покончил с работой. Следом за ней шло время обязательной тренировки. После разговора с отцом, короткого, но достаточно жесткого, настроения у него совсем не было.

– Ты сам распустил сыновей, – уверенно сказал ему Эеншард, – и жену тоже. Пока не восстановишь свой авторитет, ничего не изменится. И еще, – добавил Эеншард уже уходя, – не поговоришь с Мэридаром – я тебя выпорю, как мальчишку.

Сама угроза Антракса не волновала, а мысль о том, что отец был прав, мешала расслабиться. Только все равно на закате он шел не в комнату к сыну, а в подземелье, прекрасно понимая, что так избегает встречи. Он уже привык приходить к Мэриду ночью, когда тот спит, целовать его в лоб и слушать сердце, чтобы потом так же тихо уйти.

– Скажи ему, что любишь, – просила порою Лилайна, но Антракс не мог это сказать. Ему казалось, что у таких слов нет никакого смысла. Любовь должна быть очевидна или это не любовь, иного он не принимал.

Он спускался в самый низ, открывал еще одну дверь и позволял огню факела коснуться выступа на стене. Масло, залитое в паз круглой залы, тут же вспыхивало. Пламя бежало по желобу, освещая зал – его тайное убежище для тренировок, о котором знали лишь Лил и граф Шмарн. Даже старшего сына Антракс не решился привести на подобие песчаной арены храма Бога Войны. От запаха горящего масла тело все еще напрягалось, словно могло помнить боль ожогов, которую разум успел позабыть.

Скидывая сапоги, Антракс ступал на холодный светлый песок и шагал к противоположному концу зала. Там, вместо огромной статуи божества, как в храме, таилась ниша с пазом для факела, сундуком для одежды и множеством шестов разной длины, ширины и гибкости. Сложив всю одежду в сундук, он размял правую ногу, даже встал на короткий миг на носок, опасно перенеся весь вес на ногу. Легкая судорога в мышцах сразу напомнила о старом переломе и больной спине, но Антракс давно научился воспринимать эту боль, как признак собственной жизни. Взяв короткий метровый шест с двумя петлями на концах, он тут же отступил.

Никакой одежды для тренировок у него никогда не было. В Эштаре еще в детстве он привык тренироваться без всякой одежды и по сей день считал, что именно так и стоит тренировать тело. У отработки боевых навыков правила иные, там одежда и ее свойство мешать были скорее полезны. Драться надо уметь с любыми помехами, а тянуть мышцы только при полной свободе.

Рисуя шагами дугу, он машинально по отработанной привычке вдевал руки в петли и зажимал руками края шеста. Каждый вечер он начинал с разработки правого плеча, не прекращая думать о делах. Частично удаленные, сожженные когда-то мышцы не позволяли надеяться на активные движения. Запах масла напоминал об этом, но он знал и даже замечал, что рубцы с каждым годом становятся все плотнее, сильнее стягивают тело и мешают двигаться. Потому он осторожно забрасывал левую половину шеста за голову и уже за спиной опускал его вниз, скользя костяшками пальцев по шрамам на спине. Там рубцы покрывали сохраненные мышцы, потому на подвижность это не влияло, главное было держать их в тонусе, чтобы раздробленный позвонок держался там, где ему было самое место.

Плечо отзывалось болью, но медленно поддавалось, поднимая руку вверх. Тянуть рубцы было сложнее, чем тренированные мышцы. С ними каждый день надо было начинать сначала, но Антракс был упрям. Здоровой руки и короткого шеста ему хватало, чтобы по-настоящему размяться, спустив с потолка крюк. Закрепив за него шест, раскачаться, перевернуться в воздухе и, зацепившись ногой за цепь, зависнуть в воздухе вверх ногами, чувствуя, как под его весом прогибается крепкий, но не самый надежный шест. В этом действии не было никакой обязательной надобности, просто время от времени, ему нужно было делать что-то подобное, чтобы чувствовать себя лучше. Особенно в такие неудачные дни.

Когда левое плечо все же начинало ныть, он отпускал цепь и даже отталкивался от нее ногой, на лету вынимал шест из крюка и приземлялся на песок.

В подобные моменты он ничего не замечал, сосредотачиваясь только на ощущениях тела и, неспешно поднимаясь на ноги, никак не ожидал, что на его спину ляжет женская рука.

Десять лет назад он улыбнулся бы. Когда Лилайна приходила сюда вечерами, тренировка часто обретала совсем другой окрас, а он любил выдумывать способы, как совмещать ее с любовными играми. Тогда она его вдохновляла, а теперь прикосновение пальцев к здоровой коже возле рубцов на пояснице только раздражало.

– Что ты здесь делаешь? – строго спрашивал Антракс, не понимая, что узнавал ее по прикосновению холодных от волнения пальцев.

– Я пришла поговорить, – тихо ответила Лилайна, убирая руку, будто его раздражение могло обжигать ее руку. – Я была не права на счет Эйлидара и хочу извиниться, и Ан… я не должна была поднимать на тебя руку.

У нее даже голос дрогнул, так страшно было ждать его ответа.

– Я тебя услышал, – хладнокровно, как она и боялась, ответил Антракс, так и не обернувшись. – Можешь считать, что уже извинилась. Главное не забудь по-настоящему попросить прощения у моего отца. Он заслужил большего уважения.

Он шагнул назад к цепи и был готов снова забросить шест на крюк, на этот раз чтобы хорошо потянуть спину, а не проверить собственные возможности, но Лилайна его остановила. Подхватив кружевную юбку своего платья, она оббежала его и схватила шест тонкими пальцами, надеясь, что бороться с ним не придется.

– Нам надо обсудить поведение Эйлидара, – заявила она, глядя в синие глаза.

Антракс действительно не стал вырывать шест из ее рук. Он посмотрел на ее пальцы, на тонкие запястья, выглядывающие из широких рукавов платья, затем на босые ноги в песке. Туфли свои королева оставила рядом с его ботинками, еще и по нелепой примете поставила их носками друг к другу. Она верила, что так шансов поговорить у них будет больше, хоть последнее время даже приметы не помогали. Все разговоры срывались на споры и уходили не туда, будто были бесцельным перечнем взаимных претензий. Каждый из них знал, что далек от истинной проблемы, но остановиться не получалось. Вернее Лил не могла прекратить обвинять, а Антракс перестать молчать или с горькой желчью бросать в нее острые, как битое стекло, короткие фразы.