Александр Верт - Король. Том I

Ей хочется и плакать, и просить прощения, и каяться, и целовать его, но ей даже говорить сложно, когда за ее спиной настоящий эштарский варвар, воспитанный манерами, но дикий и необузданный внутри.

– Лил, ты ведь пьешь отвары, как я и просил? – внезапно спросил Антракс, поднимаясь руками выше и сжимая ее плечи.

– Зачем ты спрашиваешь об этом сейчас? – спросила Лилайна с явным раздражением.

Разговоры об отварах ее злили. Она хотела бы родить Антраксу еще одного ребенка, но тот был настолько категоричен, что заставил ее пить какие-то отвары, что, по его словам, делали беременность невозможной, а главное могло оказаться так, что она станет невозможна навсегда.

Он хотел, чтобы она пила их сразу после рождения Амары и все из-за странного сна, где Снежный Бог сказал не заводить третьего ребенка, а она хотела, даже беременность ухитрилась скрывать какое-то время, уехав из столицы, а потом они впервые по-настоящему поссорились. С тех пор так и ссорятся всякий раз, когда речь заходит об отварах.

– Зачем? – спрашивает Лилайна, вырываясь.

Он не пытается ее удержать, даже отпустил, чтобы она обернулась и посмотрела на него, в очередной раз ударяя словами так сильно, как умела в этом мире, наверно, лишь она одна.

– Может, я ненавижу все эти отвары? Может, я хочу все исправить? Я ведь еще не такая старая и могла бы родить тебе еще одного ребенка, здорового! Может, тогда ты простил бы мне…

Она не договорила, потому что в его глазах мелькнула ярость. Он сделал тот самый резкий шаг ей навстречу, схватил за рубашку и встряхнул, заставляя подняться на носочки.

– Я чуть тебя не потерял, дура! Ты хоть понимаешь, что ты сама чуть не умерла!? Лил! Причем тут дети, если я могу остаться без тебя?!

Еще никогда в жизни он так на нее не орал, глядя прямо в глаза, натягивая ткань ее рубашки до треска, сжимая челюсти между словами так, что голубоватые рубцы на правой щеке вздувались.

Он никогда не говорил ей о том, что пережил в ночь ее последних родов. Впервые в жизни он не смог остаться хладнокровным врачом. У него дрожали руки тогда и начинали дрожать снова. Придворный врач в ту ночь просто выгнал его и был прав. Антракс это понимал, уходил и беспомощно крушил мебель в одной из гостиных, пока ему не сказали, что у него родился сын. В тот миг он ненавидел придворного лекаря. У того был скорбный вид, и на миг Антракс подумал, что сейчас ему скажут, что она умерла, и сердце успело похолодеть. Причиной скорби оказался слабый ребенок, что тяжело дышал и почти не плакал, а если плакал, то мгновенно белел, и губы у него синели, заставляя Лил тревожно охать. Тогда ему было важно лишь одно: она жива, остальное как-нибудь решим, что-нибудь сделаем. Главное – она жива.

Он буквально снова ощутил эти эмоции так остро, что в его глазах появился влажный блеск, в который Лилайна даже поверить не смогла в первый миг.

– Лучше я никогда к тебе не прикоснусь, совсем никогда, чем еще раз рискну твоей жизнью! – сказал он, отпуская ее рубашку и прижимая ее всю к своей груди.

Когда-то давно он обнимал ее так же, в те времена, когда она еще многому училась и порой делала очень важные шаги, скрывая дрожь в коленках. Потом шла к нему и расслаблялась в этих сильных объятьях, уткнувшись носом ему в грудь.

– Прости, – выдохнула она и, чуть отстранившись, коснулась его лица.

Провела рукой по раненой щеке, точно зная ту границу, когда почти бесчувственный рубец сменялся зоной, где он хорошо ощущал взволнованный холод ее пальцев.

– Прости, я все пью, как ты и просил, – шептала она и не врала.

Хоть она и была готова рискнуть, но несколько раз посоветовалась с Лен-Фень и смирилась, когда та подтвердила слова Антракса. После одной тяжелой беременности с очень трудными родами слишком велика вероятность, что в следующий раз будет только хуже.

– Прости и за это, и за то, что ударила сегодня. Я не должна была.

Она вставала на носочки и чуть опускала его голову. Он подчинялся ее рукам, и она это понимала, целуя его в щеку туда, где не было следов от ее пощечины, но они оба ее помнили.

– Прости, – снова шептала она и хотела поцеловать в другую щеку, но не успела.

Он снова прижал ее и поцеловал сам, теперь уже в губы. Просить прощения он не умел, и говорить всякие глупости так и не научился по-настоящему. Для него было только действие, потому он целовал ее, подхватывая под бедра и унося к нише, где ее можно посадить на сундук и извиниться нежностью.

Ниша казалась Лилайне слишком маленькой для них двоих, но возразить ничего не могла, понимая, что сердце ее сбилось где-то в складках рубашки, между грудей, что он осыпал поцелуями. Их жар сменялся легкой прохладой кончика языка, обводившего ареолу и задевавшего сосок. Она выгибалась, повинуясь пальцам на собственной талии, но не удержалась, коснулась руками его живота и провела вверх по тренированному телу, уперлась в его грудь и заставила отстраниться.

Ей вдруг безумно захотелось его увидеть, взглянуть на него в отблеске огня. Ее часто спрашивали, каково это быть женой калеки. Кто-то делал это дерзко, кто-то несмело, не называя все своими именами, но суть была одна: не страшно ли в постели с уродом, а ей все чаще хотелось заявить, что мало кто во всем Рейне способен сравниться в красоте с ее мужем.

Особенно она понимала это именно в такие моменты, когда легким движением рук могла отстранить от себя могучую скалу. Антракс уперся руками в края ниши и смотрел на нее внимательными синими глазами, ядовито-яркими, вспыхивающими, словно пламя Снежного Бога, в минуты возбуждения. Правую руку он поставил ниже левой, и стертый рельеф плеча казался Лилайне привычной истиной, зато по левому она с наслаждением проводила рукой, зная, что и его этим она никогда не смутит. Он тоже любил, когда она с восторгом изучала его тело, хоть никогда и не признавался. Лилайна видела это в его глазах и довольной усмешке. Было в нем что-то от самовлюбленного мальчишки, что любил играть мышцами у нее на глазах, а в ней – от кокетки, испытывающей блаженство от мысли, что это сильное тело никто кроме нее даже не видел.

Наивные придворные замечали трость и маску, а широкие плечи и силу рук увидеть никак не могли. Зато она могла насладиться видом, прикоснуться губами к солоноватой от едва заметных капель пота коже. Пройти поцелуями по ключице. Прильнуть к ямочке у основания шеи и скользнуть вниз к животу, чтобы провести языком в борозде меж напряженных мышц. Соскользнуть с сундука в песок на колени и впиться пальцами в его крепкие бедра, чтобы поцеловать самый низ живота так, будто возбужденный член она совсем не заметила.

– Птичка решила поиграть? – спросил Антракс с улыбкой.