Александр Верт - Король. Том I

Меч тоже нашелся за спиной. Тяжелый любимый двуручный меч привычно лег в руку. Сталь выскользнула из ножен и направилась в сторону божества с синими глазами.

Почему-то Эеншард даже мысли не мог допустить, что все происходящее может быть нереальным. Песок под босыми ногами был самым настоящим. Пятна свежей крови на песке – тоже, о холоде севера, ползущего по лезвию меча, и говорить не приходилось.

Все было настоящим.

– Опусти оружие, – сказал Снежный Бог. – Ты ведь давно хотел от него избавиться.

Пелена гнева после этих слов рассеялась. Эеншард действительно опустил меч, смутно понимая, зачем вообще пытался нападать на северное божество, но замерзшая сталь, коснувшись желтого песка, вдруг разбилась, словно тонкое стекло, и осыпалась тающими осколками к его ногам.

Холод почти коснулся пальцев, но Эеншард успел отпустить рукоять меча, прежде чем та обратилась снежной пылью.

– Он тебе больше не нужен. Придет время, и ты возьмешь в руки другой меч – тот, что даст тебе ее сын, – говорил Снежный Бог, неспешно складывая вместе ладони.

– Ее сын? – переспросил Эеншард, не понимая, почему ему так страшно, и при этом нет никаких шансов отступить. Он был просто неспособен даже отвести взгляд от синевы в каменных глазах.

– Ты все понял, – ответил Бог, явно не желая повторять дважды. – Но главное, что ты хотел знать, не это, верно? Ты хочешь знать, увидишь ли ты ее?

– Она мертва, – прошептал Эеншард, сглотнув.

Все разговоры о Ленкаре выбивали его из равновесия, будто она могла с укором посмотреть на него и спросить, почему его не было рядом в ту ночь? Почему он не смог защитить ни ее, ни их единственного сына.

– Все мои дети живут вечно, пока живу я, – ответил Снежный Бог и шагнул в сторону лестницы, ведущей к трону, стоявшему как раз у ног огромной статуи Бога Войны. – Я заберу тебя себе.

Эеншард невольно усмехнулся.

– Я поклялся вернуться в Эштар, – напомнил он, вспоминая клятву всех воинов, что оставляют свою кровь в ритуальной чаше, уходя на войну. Так их дух становится привязанным к родине и воплощается вновь с эштарской кровью.

– Я был уверен, что ты не хочешь туда возвращаться, – сказал Снежный Бог и обернулся – в его руках как раз была та самая чаша. – Впрочем, твоя судьба уже предрешена.

Он вдруг отпустил чашу, а та не рухнула, а взлетела, сминаясь на лету в комок бесформенного металла, а потом лопалась со зловещим хрустом.

Снежного Бога больше не было. Зато Бог Войны на глазах трескался и осыпался песчаными глыбами, которые подхватывал неистовый ветер и разбрасывал комья во все стороны, заляпывая витражи и погружая все во мрак.

Только ни одна песчинка не попала в Эеншарда, и он все смотрел вдаль – в зал королей, прямо за эту статую, потому что видел там женщину в белом, со свечой в руках, что медленно шла ему навстречу.

– Ленкара, – не поверил он своим глазам и бросился к ней, в центр бури, но, сделав несколько шагов, понял, что не сможет пройти дальше – слишком силен ветер, настолько силен, что способен подхватить его и бросить вслед за обломками кровавого божества.

– Во всем виновата буря, – сказала Ленкара тихо, но ее шепот донесся до Эеншарда, словно раскат грома. – Буря будет вновь…

Он отступил на шаг назад, почему-то хорошо понимая, что это значит.

«Битве за трон быть?» – спросил он с опаской сам себя, но не посмел ответить.

– Ты нужен там. Когда придет время, мы снова будем вместе, теперь уже навсегда, но твой сын не взойдет на трон без боя. Поезжай к нему прямо сейчас. Слышишь?

Ее вопрос погас в раскате грома.

Брызги холодного дождя заставили Эеншарда поморщиться и открыть глаза. Он действительно спал и видел просто странный сон.

От раскатов грома вздрагивали окна. Ветер трепал шторы и заливал комнату ливнем, но Эеншард неспешно садился и долго тер переносицу, пытаясь унять головную боль.

В богов он не верил, а теперь еще и понимал, что отблеск на потолке явно был блеском приближающейся грозы, а все остальное – лишь порождение его тревог.

Встав, он закрыл окно, задернул шторы, оделся и сел в кресло, чтобы уснуть прямо там, потому что даже оно лучше мягкой кровати. О том, что буря на юге уже начинается, он даже не думал, веря, что завтра его сын станет королем, и в Эштаре начнется новая эпоха.

Королевство Эштар, столица Эшхарат

Ночь была беспокойной. К королевской инициации все было давно готово, но Мэдину снова и снова мерещились какие-то недочеты.

Ему внезапно перестал нравиться установленный список приглашенных на прием во дворец после церемонии. Вносить изменения было уже поздно, но Мэдин, просматривая его, едва не рычал.

«Чем я думал, приглашая этих людей?» – спрашивал он себя и опасливо начинал вспоминать, кто еще имел доступ к бумагам. Может, кто-то внес имена без его ведома, или он был так рассеян, что подписал бумаги, не заметив, что в списке есть те, кого лично он видеть не хотел.

Кое-как смирившись с тем, что без торжественного приема и заседания Совета не обойтись, он вдруг обнаружил, что не может решить, какую из наложниц позвать к себе, не только потому, что определиться не способен, но и потому, что ухитрился позабыть их имена.

– Какие-то одинаковые женщины, – ворчливо сказал он, покидая собственную спальню среди ночи.

Сам так говорил и вспоминал одну, особенную, образ которой никогда не стирался из его памяти, настолько сильно, что женщин из Суна он в гареме никогда не держал. Еще и в пятнадцать он понял, что хочет ее больше, чем всех остальных. Она тогда была уже взрослой опытной женщиной и формами обладала не нежными.

Он ввалился в ванную брата и застал ее там. Обнаженную в мыльной пене. Она стояла в купели и терла плечи мочалкой. От горячей воды воздух плавился, а Мэдин впервые понимал, что ему нравятся не тонкие фигуры. Большая пышная грудь, покатые бедра и широкие, почти мужские плечи. Черные волосы, мокрые и волнистые. Желтоватая кожа. Взгляд раскосых глаз.

В какой-то момент он затаил дыхание, пытаясь понять, как это он пропустил такую аппетитную отцовскую наложницу, но она заговорила, и только тогда он понял кто это.

Пристыженный, выставленный за дверь, он несколько недель ходил черной тенью по дворцу и все думал, почему она выбрала не его, а Антракса. О шрамах брата он не думал – знал, что даже с ними тот и силен, и хорошо сложен, да и в постели наверняка на многое способен, только никак не мог смириться, что она выбрала другого. Ходил, страдал, боролся сам с собой, а потом взвыл и пошел к брату.

– Уступи мне Лен-Фень хотя бы на одну ночь?

В следующую секунду он получил кулаком в челюсть так, как давно не получал на тренировках, зато узнал, что не было никогда ничего между внучкой лекаря и его братом. Счастливый, с разбитым лицом он помчался к ней, чтобы предложить себя прекрасного и в первый раз в жизни получил отказ, еще и со смехом, с надменными словами. Он даже не мог их вспомнить, а тот тон все еще звенел в голове, а потом она стала его женой, родила Марею, но так и не покорилась по-настоящему.