Игорь Журавлёв - Фантазм

Так с чего бы Наталье Нориковой иметь к такому человеку хоть каплю жалости? А потому, она предоставит действовать хитрости и любви к отцу Маргарет, но управлять Маргарет будет сама. И Маргарет будут выполнять то, что надо ей и ее стране – СССР.

Да, Наташа знала, что Маргарет что-то чувствует, но не сомневалась, что сумеет справиться с этой обласканной жизнью и крайне избалованной девицей, которая с самого детства не имела никаких проблем, окруженная заботой и вниманием всевозможных нянечек, служанок и гувернанток. Для нее с пеленок были открыты все самые лучшие жизненные дороги, но сейчас ее дорогу будет выбирать она – Наталья Васильевна Норикова, русская, член КПСС, патриот СССР, одна из лучших следователей КГБ, которую коллеги, с уважением и небольшой толикой зависти к ее таланту раскрывать самые сложные дела, прозвали "Ищейкой", и которой всего в своей жизни приходилось добиваться самой, своим собственным умом и своими силами. И Наталья всегда этим гордилась, скажем сразу – вполне заслуженно. Ни один гаденыш не мог сказать про нее, что она "насосала" свои награды, должности и звания, потому что каждый знал: все, чего она достигла, она достигла исключительно своим умом и трудолюбием.

А Маргарет и правда что-то чувствовала. Иногда ей казалось, будто что-то происходит со временем. Куда-то выпадали иногда целые часы, и она не могла вспомнить, что она делала в это время. Иногда она вдруг ловила себя на том, что совсем иначе наносит макияж, нежели она привыкла. Или совсем по-другому зачесывает волосы. У нее стали появляться какие-то привычки, которые раньше она за собой не замечала, мысли, которые до этого никогда не приходили ей в голову. Например, вот эта ее последняя идея устроиться к папе на работу, быть с ним всегда вместе в его усилиях изменить их общество и их страну. Она никогда раньше не испытывала такого желания и поначалу всеми силами пыталась сопротивляться ему. В конце концов, у нее были совсем другие планы на собственную жизнь, она мечтала стать актрисой. Однако все ее попытки сопротивления словно наталкивались на внутреннюю стену, выстроенную словно бы чужой волей. Как бы чужой, но как бы и её собственной. Эта раздвоенность порой беспокоила её, но пока она относила это на возраст – она превращается во взрослую женщину и именно поэтому меняется как внешне, так и внутренне.

По большей части ее такое объяснение устраивало, но каким-то внутренним чутьем она знала, что всё совсем не так просто и здесь есть какая-то загадка, какая-то интрига, возможно даже – какая-то тайна. Её бойфренд говорил, что всё это женские фантазии и не более того, но что могут понимать мужчины в таких тонких материях!

Несмотря на всё вышеперечисленное, Наташа на всю катушку наслаждалась молодостью и красотой двадцатиоднолетнего тела. То тело, с которым ей пришлось расстаться, она любила, но оно всё же было на пятнадцать лет старше. Вы когда-нибудь сбрасывали с себя пятнадцать лет жизни? Конечно, нет, но попробуйте представить себе, каково это. – То, что болело, уже не болит. То, что уже стало даваться с трудом, вдруг стало легко и просто. То, от чего уже быстро уставала, вдруг оказалось парой пустяков. И даже то, что давно казалось глупым, вдруг снова стало прикольным и смешным. Подумав об этом, Наташа тут же счастливо засмеялась от ощущения силы и здоровья молодости, так, что идущие по тротуару люди удивленно оглянулись на нее: женщины – с осуждением, замешанным на зависти, мужчины – с явным одобрением. Все же Маргарет была довольно симпатичной девушкой. Конечно, это была американская, вернее – англосаксонская привлекательность, и рядом даже не стоявшая со славянской красотой. Но так ведь и мужчины вокруг были американцами, а не избалованными женской красотой славянами. Так что им вполне хватало.

Наталья озорно помахала им всем рукой, но тут же на ее лицо легла тень. Она вспомнила охваченного сейчас горем своего, так и не состоявшегося мужа Колю – полковника Николая Немировича, потерявшего любимую женщину за два дня до свадьбы, наверняка, сейчас переживавшего тяжелое горе этой утраты, и по ее щеке скатилась такая неуместная, как казалось здесь и сейчас слеза. Как она может веселиться, когда ее любимый страдает?

Она тряхнула головой, пытаясь прогнать воспоминания, ибо ничего нельзя изменить, ничего нельзя вернуть, ничего нельзя исправить. Но скажите вы, яйцеголовые умники, как прогнать то, от чего ноет сердце и болит душа? Как, вы не знаете, что сказать? Вот и помолчите, не умничайте, а то…

– Да не переживайте вы так, Наталья Васильевна, кто вам сказал, что ничего нельзя изменить?

Она вздрогнула, и машина вильнула, но твердая рука непонятно как оказавшегося на соседнем сиденье Егора Соколова, быстро поправила руль.

– Егор Николаевич! – радостно воскликнула Наташа. – Вы нас чуть не угробили!

– Чуть не считается, – так же радостно улыбаясь, ответил Егор, – я всегда контролирую ситуацию. И, может, перейдем на "ты", коли здесь и сейчас мы практически ровесники? Ты даже младше.

– Давайте, то есть – давай! – быстро согласилась Наташа, так она была рада видеть рядом хоть одно знакомое лицо, пусть и появившееся вдруг совершенно мистическим образом. Друзья и подруги Маргарет хоть и воспринимались ей своими друзьями и подругами, но для Наташи таковыми не являлись. Когда они начинали дурачиться между собой, обсуждать какие-то свои очень важные для них дела, она просто уходила подальше в тень, отдавая инициативу своей alter ego, и оттуда, издалека, наблюдала за ними, будто ученый, изучающий поведение кроликов в естественных условиях.

Егор кивнул и добавил:

– And let's speak English.

– Ok, – согласилась Наташа. И дальнейший разговор продолжился на американском английском.

– Как твои дела? – уже серьезно спросил Егор. – Осваиваешься в новом качестве?

– Странно, но это оказалось проще, чем я себе представляла, – ответила Наташа. – Я думала, что мне придется бороться с личностью Маргарет, а получилось так, что хотя она, вроде бы и подозревает о моем существовании, но не воспринимает на уровне разума, предполагая это проблемами взросления. Но при этом делает то, что я хочу, будучи уверена, что это ее личное желание, хотя порой и находит эти желания странными. А я просто пользуюсь результатом. Правда, немного неудобно, меня все время мучает чувство вины, я ведь ломаю жизнь молодой девушки.

– А вот это ты зря, – Егор удобнее устроился на сиденье, – ничего ты ей не сломаешь. Наоборот, придашь смысл пустому существованию богатой девицы, занятой лишь воплощением собственных капризов. Что бы она ни делала в жизни, все будет делать посредственно. Без твоей помощи, конечно. Благодаря папаше, она будет сниматься в кино, но не станет известной актрисой – не хватает таланта. Она будет заниматься журналистикой, но и на этом поприще не добьется никаких успехов. Она станет певицей, но, в конце концов, даже "The Washington Post" признает, что, хотя она и привлекательно смотрится на сцене, но петь хорошо просто не в состоянии. Пока еще, к её несчастью, не придумали разевать рот под "фанеру", отвлекая внимание заведенной толпы полуголыми телесами да спецэффектами. Пока еще надо и правда иметь и слух и голос – по-настоящему.