Василий Панфилов - Университеты [СИ]

Светильник в стороне, что-то вроде дешёвой, тускло чадящей лапмадки. Освещает пространство перед камерой, и предназначено явно не для узников, а для удобства тюремщиков. Не сразу разглядев сильно увеличенный резервуар для горючего, Мишка замер, прикидывая, сколько может тлеть такая лампадка при полной нагрузке?

По всему выходило, что много, и заминка лишь за фитилём, но эта проблема не из числа неразрешимых.

– Ага… стал быть, не хотят утруждаться, – констатировал он, вглядываясь и вслушиваясь в полумрак катакомб. В голову вкралась вялая надежда, что похитители прибудут не вдруг, и стало быть, можно, а значит и нужно, придумать что-то вот прямо сейчас!

Сознание услужливо подпихивало всякую ересь из любимых Санькой книжонок сыщицкого типа, герои которых претерпевают всякие приключения, выскальзывая из них самыми неестественными способами. Глупость, но…

… в голове возникла смеющаяся физиономия Егора, и Мишка начал перебирать ассоциативные цепочки, расхаживая по камере. Меряя её шагами, он считал их зачем-то, насчитав тридцать один шаг на пятнадцать, а цепочки никак не поддавались.

– Ловушка для надзирателя? – бубнил подросток, дёргая за длинную нить, торчащую из старого чесучевого пиджака, в который переодели его похитители. Но в камере, как назло, не было никаких ниш или булыжников, которые можно отковырять. Наматывая на палец нитку, он сел на низкие нары замер.

– Нитка, нитка… точно!

Лихорадочно вскочив, Мишка заметался по камере, пытаясь то руками намести пыль, а то отскабливая её от стен в полу пиджака. Ссыпав пыль около решётки, он вытащил несколько длинных нитей из пиджака, а потом, после короткого размышления, и из мешковины ложа.

– Сейчас… – наплескав чуть воды на пыль, и размешав её пальцем, подросток протянул нить через получившуюся кашицу, – абразив, говоришь? Ну-ка…

Преисполненный сомнения, он начал елозить нитью по решётке у самого пола. Потому как слова Егоровы, они слова и есть, а пробовать пока…

– Режет… – прошептал он неверяще, щупая пальцем процарапанную полоску. Пилить от себя было неудобно, но Мишка не обращал внимания на усталость и боль в мышцах, прерываясь лишь для того, чтобы хлебнуть воды, да сменить порвавшуюся нить. Да замирал иногда, прислушиваясь к беззвучию катакомб…

… и не зря. Услышав голоса, он рукой смахнул в сторону драгоценную абразивную грязь и метнулся на каменное ложе, едва ли не в последний момент успев поставить старые башмаки на место. Голоса стали громче, и…

– Живой? Эй, ты! – в коридоре свистнули оглушительно, и Мишка изобразил недавнее своё всплытие из омута, а поскольку было оно совсем недавно, то получилось достаточно достоверно. Похитителям, во всяком случае, хватило.

– Захочешь жрать – вот, найдёшь около решётки, – успокоено сказал хрипловатый голос. Потом оказалось, что голосов двое, и они несколько минут вели невнятную совершенно беседу, из которой до узника доносилась лишь часть слов.

Вопреки законам жанра, похитители не спешили выдавать в разговоре какие-то прозвища, имена лидера банды, заказчиков похищения и тому подобные штуки. Тухловатые реплики о бабах, выпивке, похмелье и драках, обычные для обитателей городского дна, вполне удовлетворённых своим положением.

Ни имён, ни кличек, ни даже физиономий подросток не увидел, опасаясь даже повернуть лицо в ту сторону, не то чтобы приближаться, пытаясь разглядеть что-то в круге полумрака.

Подёргав напоследок щеколду, похитители отпустили несколько язвительных реплик в Мишкину сторону, и наконец удалились. Выждав минут двадцать, он встал, отчаянно надеясь, что в ближайшие несколько часов посещений не будет.

Несколько жадных глотков из кувшина, и Пономарёнок снова взялся за работу, обрезая нитью не только металл, но и собственные пальцы. Бесконечно тянущиеся минуты, и нитка прорезала наконец прут.

Встав, Мишка продышался как следует и размялся старательно, устав от одной только разминки.

– А вот это херово, – констатировал он, вычёркивая даже гипотетическую возможность схватки. В таком состоянии можно устроить засаду с шансами на успех, но никак не на двух взрослых мужчин разом.

Вздохнув ещё раз, он скинул пиджак и вцепился в металл, уперевшись ногами в соседние пруты. Нехотя, но железо поддалось, прогнувшись немного. Передышка…

… и снова.

Одолев в несколько приёмов решётку, подросток присел, где стоял, вымотавшись невероятно.

– Ф-фу… – найдя в себе силы встать, он доковылял до ложа и некоторое время отдыхал, пытаясь унять сердцебиение и противную слабость с тошнотой.

– Ну… с Богом! – выскользнув за пределы камеры, Мишка крутану головой, но сплёвывать не решился, – Воду чуть не забыл, балбес…

Захватив кувшин, спохватился и пошарил около решётки, с некоторым сомнением изучая булку и нечищеную брюквину. Втянув ноздрями воздух, он внюхался в хлеб и решил не рисковать.

– На всякий случай, – сказал подросток неведомому собеседнику, и всё-таки положил в карман булку, ведомый то ли смутными идеями приманивать на него крыс, то ли провести химический анализ в полиции.

Лампа висела высоковато, но подтянув под неё кусок известняка, заменяющего, по всей видимости, табуретку тюремщикам, он снял её и старательно изучил коридор, стараясь не пропустить ничего. Тайных ходов и торчащих из стены рычагов не обнаружилось, равно как и надписей «Выход там», зато ответвлений – целых три!

Поколебавшись, Пономарёнок опустил лампу вниз, понадеявшись на слабые навыки следопыта. Несколько часов спустя он понял, что…

… зря! Воздух в подземельях стал ощутимо более спёртым, с явственным запахом какого-то тлена. Попытавшись вернуться назад по своим следам, он претерпел сокрушительное поражение. А самое обидное…

… окончательно прошла та дурная слабость, и сейчас он смог бы вполне уверенно потягаться с той парочкой! Устроив засаду, разумеется.

«– А если бы не спешил так, – мелькали непрошенные мысли, – то мог бы отпилить от прута кусок, и была бы у меня добротная дубинка, она же ломик!»

Пригасив огонёк до минимума, Мишка двигался медленно, старясь запоминать повороты и какие-то приметы, процарапывая буквы и цифры подобранным осколком пушечного ядра, невесть как оказавшегося в подземелье. Иногда пригождалось…

– А ну-ка… известняк поддался легко, отслаиваясь целыми пластами, и подросток, ведомый азартом и надеждой, поставил лампу на уступчик поодаль, и заскрёб с удвоенной силой. В голову лезли мечты о свободе и выходе в галерею, посещаемую досужими туристами, и почему-то – сокровища, невесть кем и когда замурованные в катакомбах.

Известняк поддался как-то очень легко, и стена начала осыпаться на Мишку. Отскочив неудачно, он подвернул ногу и упал на задницу, прикрывая голову руками.