Василий Панфилов - Университеты [СИ]

Иногда я – субъект, который что-то там двигает и интригует, а иногда, такое впечатление – объект. Не я, а вокруг меня интригуют, за меня.

Многослойные интриги, настоящие шахматные партии на несколько ходов вперёд. Понимаю их сложность, но не хватает опыта именно что светского.

Разговоры, более похожие на допросы, когда не хватало только направленной в лицо лампы и пожалуй, верёвок. Меня прощупывали на… эмоциональную дееспособность, что ли. Ибо эмансипация и даже конструкторские мои таланты, это конечно здорово, но насколько я адекватен вне войны? Вне мастерской?

Как бы между делом, дружелюбно, со смешками, похлопыванием по плечу и восторженным закатывание глаз, цитированием некоторых статей обо мне, таком интересном и хорошем. Признали… хотя думаю, что прошёл по краю. Интеллект выше среднего и воспоминания из прошлой жизни, это кончено здорово, но гормоны у меня соответствующие, пятнадцатилетние.

Много раз хотелось наорать, ударить, убить… смутиться, наконец. Последнее, к слову, недопустимо для человека светского и тем паче дипломата. Хоть в штаны навали, а улыбайся приятно и веди беседу!

Ничего, держался. Вёл светские, насколько это возможно, беседы, и наконец «группа единомышленников с некоторыми возможностями» предложила встретиться и поговорить… уже конкретно.

Стрелки часов ползли так медленно, будто участвовали в заговоре, и каждый их «тик» и «так» отдавался в голове раздражением. Будь у меня хвост, я наверняка бил бы себя по бокам в раздражении!

– Зар-раза! – после последнего моего взгляда на часы прошло минуты полторы, а кажется – вечность! – Два часа ещё, я так с ума рехнусь!

Побегав по комнатам, прибег к испытанному методу – тренировке. И вроде бы сегодня уже – да, и успел после этого помыться и позавтракать, но вот ей-ей, лучше загонять себя до боли в мышцах, чем в мозгах!

Скинув одежду, хорошенько размялся, и раз за разом принялся молотить воздух, воображая этих… всяких… Противники коварно не давались, уворачиваясь и отпрыгивая, но я их преследовал приставным шагом, и потом двоечкой! Левый прямой, правый боковой! А потом отпрыгнуть, уйти в защиту, и на встречке его, воздух – коленом! Н-на! И локотушкой сверху!

Пропотел до истомы, до полного изнеможения, но переиграл-таки проклятые часы, и в ванную пошёл успокоенный и умиротворённый. Вышел минут за пятнадцать до приезда авто, и только-только успел привести себя в порядок, да выпить подогретого молока с корицей, как поднялся вежливый донельзя шофёр, с сержантскими знаками различия.

Походил он, однако же, более всего не на военного, а скорее на потомственного лакея из тех, что поколениями служат одной семье, сопровождая юных отпрысков хоть в бордель, а хоть бы и в армию. Козырнув мне с непередаваемым чувством лакейского достоинства, он подождал, пока я накинул верхнее платье, и подхватил саквояж.

– Месье… – представитель военно-лакейской профессии открыл мне дверцу авто, и пошёл крутить стартер. Ещё один намёк на поклон, и «Рено» с пыхтеньем покатилось по улочкам, а я…

… принялся гадать – почему лакей в погонах не назвал меня по имени? Званию? Это какая-то лакейская фронда, намёк на что-то или соблюдение строгого этикета, единственно возможного в данном случае?

Пока я размышлял над тайнами этикета, автомобиль привёз мою эмансипированную дипломатическую задницу к…

… знаменитому отелю на улице Скриб, донельзя пафосному и аристократическому, известному также тем, что здесь снимает помещение Жокей-клуб. А это место, где обитают сливки общества, или по моему мнению…

… говно. То самое, которое всплывает на поверхность.

«– Однако – протянул я мысленно, наливаясь подозрениями, – Генерал Вильбуа-Марейль решил вспомнить, что он ещё и граф? Ай-яй-яй… надавить решил аристократизмом с сюрпризом на исконно-посконного меня? Или… что? Поманить? Ладно, будем посмотреть!»

– … месье… – обозначаю лёгкий поклон, а седовласый Состен де Ла Рошфуко, герцог де Дудовиль, президент Жокей-клуба де Пари пожимает мне руку.

– Месье коммандер… – старый аристократ чуточку близоруко щурится, задерживая руку и улыбаясь так, будто увидел любимого внука, – рад наконец-то увидеть вас знаменитого командующего ВВС Южно-Африканского Союза.

Голос мягок, модуляции поставлены мастерски, доброжелательность и аристократичная демократичность человека, стоящего выше неких условностей…

… но и не забывающего ни на минуту о череде титулованных предков.

С позиции человека безусловно старшего по возрасту – безупречно! Претензии герцога на старшинство по положению почти неосязаемы, плавно переплетаясь со старшинством возрастным, и почти не раздражают.

Если бы не Тот-который-внутри, не растворившийся доселе в моём подсознании, то наверное, и ничего не царапнуло бы меня. Но он есть, а посему я…

… самым шизофреническим образом распараллелил сознание, наблюдая за беседой будто бы со стороны, отчего выходила она несколько подторможенной.

– Бывшего, месье президент, бывшего… – улыбаюсь ответно, обходясь без «светлостей».

– Первого, – и эта улыбка, будто ласковый дедушка радуется за внука. Отошёл…

Затем те самые «единомышленники с возможностями», жмут руку, как старому знакомому.

– Граф, представьте меня вашему другу! – улыбается затянутый в корсет молодой парижанин, одетый по последней моде с тем безупречным вкусом, что по мне – хуже безвкусицы!

И снова – аристократические имена, рукопожатия, комплименты. Держатся, в отличии от герцога, абсолютно на равных, и я немного расслабляюсь. Не отпуская, впрочем, второй поток сознания.

– Георг, скажите… – и в безупречной гостиной Жокей-клуба нет больше аристократов, а есть только страстные охотники, путешественники и спортсмены. И Африка…

Не скрывая, рассказываю об охоте, о тонкостях бивачной жизни и аборигенной кулинарии.

– … льва? Право слово, обошёлся бы без его облезлой шкуры, – скупо улыбаюсь интересу одного из членов клуба с длиннющей вереницей титулов, из которых я запомнил только родство с Роганами.

– И всё же, Георг? – мягко настаивает уже Вильбуа-Марейль на правах старинного знакомого.

– Хм… – встав с уютнейшего кресла, иду вдоль стен, на которых развешаны трофеи членов клуба и оружие, сплошь либо драгоценное, либо историческое. Мельком отмечаю невообразимую, совершенно немыслимую роскошь, но отстранённо, оставляя размышления на потом.

– … этим кинжалом был убит… – родственник Роганов взял на себя роль экскурсовода.

– … этот клинок принадлежал… – к чести молодого франта, нетерпения он не показывает, а короткие его словесные зарисовки очень выпуклы и интересны. Приходится напоминать себе, что именно общение – первое, и наверное – главное, чему учат представителей аристократии.