Максим Дынин - Между львом и лилией

Подумав немного, я согласился, тем более что и сам Клингбайль, и его люди были католиками, как и я. Через два месяца, мы прибыли в Балтимор и отправились далее в крохотный поселок под названием Монокаси, где Клингбайль встретился с человеком по фамилии Меркель, к которому у него было письмо. Вернулся он вполне довольный – мол, скоро будут у нас с вами земли по реке Сасквеханне, вот только их надо очистить от индейцев. Когда я сказал, что индейцы – такие же люди, как и мы, Клингбайль ответил, что нет, они – как дикие звери, и живут на нашей земле.

И тут я совершил большую ошибку. Я сказал, что, раз там живут другие люди, то это не наша земля, а их, и что любой, кто договаривается об убийстве невинных людей, сам убийца. И что я не пойду с ними на землю, обагренную кровью несчастных.

Клингбайль выслушал меня спокойно, а вечером в мою комнату на постоялом дворе ворвались двое и заявили, что я арестован. Я пытался поговорить с ними, но меня избили и бросили в ту самую камеру, в которой я и пребываю сейчас. А сегодня, по прошествии нескольких дней, меня отвели в помещение двумя этажами выше, в зал собраний, в котором и прошло судебное заседание.

Ну что ж, не знаю, переживу ли я экзекуцию – хотя, конечно, вряд ли меня будут бить так, как несчастного Майера, все-таки Клингбайль имеет на меня виды. Но после этого мне надо будет бежать подальше при первой же возможности. Вот только не на восток к англичанам – те попросту выдадут меня моему мучителю – а на запад, за Аппалачи; я слышал, что там находятся французские земли. Тем более, что они такие же католики, как и я. Конечно, это ничего не гарантирует, ведь Клингбайль тоже католик, и сволочь первостатейная – но попробовать все же нужно, тем более что лягушатникам хорошие оружейники, наверное, пригодятся.

19 июня 1755 года. Монокаси.

Дженнифер Кер, дочь герцога Роксбургского.

Где-то с месяц назад, ко мне пришла моя двоюродная тетя, Ребекка Динвидди, и заявила:

– Дженни, мое терпение лопнуло. Ты здесь уже почти пять лет, твое имя стало притчей во языцех, и на тебе если кто и женится, то какой-нибудь немец. Так что собирайся, в конце июня придет «Катриона» из Эдинбурга, на ней ты и вернешься к отцу. Пусть у него о тебе голова болит.

Я молча поклонилась тете Ребекке, а про себя подумала, что, конечно, радует, что не придется провести остаток дней своих в этой глуши.

Конечно, и дома скандал, из-за которого родители сплавили меня к двоюродной маминой сестре, вряд ли позабыт. Это в Виргинии про меня теперь ходят слухи один другого пикантнее. На самом деле я, уж простите, virgo intacta [41] Девственница. , и до встречи с Томми я ни разу не позволяла себе никаких вольностей с противоположным полом. Но, увидев его, такого милого и где-то нескладного, что-то во мне замкнулось, и если бы не приход одного из университетских профессоров, то, кто знает, может, я бы и согрешила с ним. А во вторую нашу встречу я все-таки смогла удержаться. Но, увы, мои портреты в полный рост, один из которых изображал меня в костюме Венеры, были найдены тетей Ребеккой в моем альбоме (после первого скандала, у нее появилась привычка рыться в моих вещах) и торжественно сожжены в большом камине во Дворце Губернатора. И, как водится, то ли мои кузины, то ли слуги все разболтали – а может, и те, и другие; вот только после этого моей руки не добивался никто. Вообще никто.

…Родилась я в замке Флоорс, что в Роксбургшире, в семье Роберта Кера, второго Герцога Роксбургского, и его первой жены Фионы Охинлек. Мама умерла при родах, и воспитывалась я с детства в пансионе для девочек в Эдинбурге. Тем временем, отец женился во второй раз, на своей кузине Эссекс Мостин, и у меня появилось несколько сводных братьев и сестер. Мачеха меня невзлюбила, но, надо отдать ей должное, нашла для меня достойного жениха – Вильяма Кэмпбелла, младшего сына Джона Кэмпбелла, четвертого герцога Аргайльского. Но домой я приезжала как можно реже – физиономия мачехи всегда выказывала крайнее раздражение при виде моей скромной персоны.

Вместо этого, я часто ездила в горы, к моей подруге Мэри Ойг МакГрегор, внучке знаменитого разбойника Робина Ойга МакГрегора, известного под именем Роб Рой. Жили ее родители достаточно скромно, но принимали меня, как родную. Дядя Ранальд, отец Мэри, брал нас на охоту, учил нас ходить по горам, плавать в студеных горных лохах [42] Лох – озеро, чаще всего горное. , проводить долгое время в седле. А еще мы то и дело заезжали то к одному, то к другому его знакомому, где мы не раз и не два засыпали под музыку волынок у очага на шкурах, лежащих на полу.

Ранальд, в отличие от своего старшего брата Робина, не поддержал «красивого принца Чарли» – Чарльза Стюарта, в сорок шестом году высадившегося в Шотландии и попытавшегося вернуть себе британскую корону, которая, по праву, принадлежала ему, а отнюдь не Георгу II Ганноверскому, который и тогда, и сейчас правит в Лондоне. Многие шотландские кланы поддержали Стюарта, и казалось, что вот-вот, и он разобьет армию «самозванца». Но поддержка проклятого ганноверца Кэмпбеллами, а также сомнительные полководческие способности «короля из-за моря», привели к разгрому армии Чарльза Стюарта при Каллодене, и жестоким репрессиям, обрушившимся на многие кланы.

И хотя Ранальд и не поддержал «якобинского мятежа», через два года его арестовали, а земли его отдали Кэмпбеллам. До сих пор помню, как Мэри со слезами прощалась с нами – денег на ее обучение у семьи больше не было. Что с ней стало, не знаю – я очень хотела пригласить ее к нам, но мачеха достаточно громко дала мне понять, что не потерпит дочь предателя в своем доме.

Вместо этого, меня в то же лето повезли в замок Кэмпбелл, что в Клакманшире, знакомиться с моим будущим мужем. На роскошном приеме я решила показать свой характер, и заявила, что пока Ранальда не выпустят из Инвернесской тюрьмы, а земли их не вернут, я отказываюсь породниться с семьей, подло нажившейся на горе других. Конечно, после этого желающих на мне жениться практически не стало, и последующей весной, в самом начале навигации, меня отправили к кузине моей матери в далекую Виргинию.

Так что и в Шотландии меня, наверное, не ждало ничего хорошего. Впрочем, отец меня действительно любил, и я надеялась, что он позволит мне поселиться в одном из наших имений, как можно дальше от Флоорса и от мачехи.

В Мэриленд меня тетя Ребекка отправила к Горацию Шарпу, тамошнему губернатору и другу дяди Роберта, мужа тети Ребекки. Дядя Гораций был весьма мил, но все время занят, и я отпросилась у него совершить вояж по его колонии. Он послал со мной свою сестру Мейбел и четырех вооруженных слуг. Мы успели побывать и в Балтиморе, и в Городе Святой Мэри, и в Джорджтауне, но когда я заикнулась про Монокаси, мисс Шарп отказалась туда ехать, сказав, что там только невежи-немцы, а «людей нашего класса» нет вовсе. Но я так горячо умоляла ее, что та сжалилась и отпустила меня туда с одним из слуг – пожилым ирландцем по имени Джеймс.