Максим Дынин - Голод и тьма

В Ревель я не пошел – мне вспомнилась бумажка, которую бывшая жена когда-то давно принесла из своей фирмы, где по-немецки описывались разные «теории» менеджмента. Одна была такая – Management by Helicopter, «менеджмент вертолетом». Время от времени подлетать, подняв при этом кучу пыли – пусть все бегают – и опять смотаться как можно скорее. Мне не хотелось быть таким вот «менеджером», или, как уничижительно говорил Володя, «манагером», и я решил, что хватит инспекционных поездок.

Тем более, и без меня все шло как по маслу, что здесь, что в Измайлово – да и в Радонеже, если верить радиограммам. Конечно, радиограмма – штука такая. Вот никто не удосужился дать мне знать про замужество Эсмеральды и рождение Алексея-младшего. Понятно, чтобы не огорчать – но рано или поздно я ведь обо всем узнал. А в рождении Алексея была лишь одна печаль – что будет растить его Виталька, а не я.

Но была пара моментов, которые я не мог никому делегировать. Во-первых, это касалось внешнеполитической деятельности; конечно и Столарм, и Кристиан, и, может быть, даже испанцы согласились бы иметь дело не со мной, а с людьми, присланными из Москвы. Но многие из достигнутых мною результатов зиждились на хороших личных отношениях между нами, и неизвестно, насколько успешными были бы другие в данной ситуации. Разве что Витальку можно было бы послать в Копенгаген, да и то, кроме охотничьих трофеев, неизвестно, чем бы это кончилось.

Это меня не радовало, но на данный момент альтернативы не было. К счастью, в данный момент никаких действий на данном поприще не требовалось, но мне было предельно ясно, что моё присутствие может понадобиться в любой момент.

Кроме того, только у меня была грозная бумага от Бориса с полномочиями проверять исполнение его указа, обязывавшего помещиков в случае неурожая продавать зерно свыше определенного количества – или за деньги, причем по строго определенным расценкам, или за выполнение определенных работ, опять же согласно прейскуранту. Золота и серебра мы привезли достаточно, проблема была с логистикой. Для этого ребята подготовили специальные «летучие отряды», задача которых была организовывать это на местах. Каждая из этих групп получила бумагу за моей подписью, делегировавшую им моё право наказывать нерадивых на месте, вплоть до конфискации имения и даже – в случае голодных смертей – до смертной казни.

Такой же указ разослал по монастырям и Патриарх, исключая, понятно, положения о конфискации и казни, но дозволявший мне и моим людям арестовывать и доставлять виновных местным правящим архиереям либо в Москву. Но гладко было на бумаге – а как на самом деле?

И я решил совместить приятное с полезным и проехаться по глубинке, чтобы заодно проверить состояние на местах. После длительной дискуссии с Виталием (качая в это время Алексея Витальевича – эх, когда у меня еще будет такая возможность в ближайшее время?), мы сошлись на следующем маршруте.

Я пойду на одном из свежепостроенных речных кораблей, который Маруся недавно окрестила «Борисовом», вверх по Неве до Валаама. Далее к Александро-Свирскому монастырю на Свири. Потом по Волхову через Старую Ладогу в Великий Новгород. Кораблик вернется в Николаев, а я поеду дальше в Москву. Были планы посетить и Псков с Изборском, но я решил отложить этот визит на будущее – времени было не так уж и много.

Альтернативой было бы подождать сдачи в эксплуатацию «Александрова» – первого речного парохода. Красавец уже стоял на Николаевской верфи, и оставалось лишь закончить отделочные работы и повесить паруса, которые в ударном темпе шили на Николаевской артели кройки и шитья. Но ждать бы пришлось не менее двух недель, а, возможно, и месяц, а мне не терпелось поскорее покинуть Николаев. Конечно, мне очень хотелось как можно больше видеть Алексея-младшего. Но было ясно с самого начала, что ребёнок будет расти именно Витальевичем, и вряд ли когда-нибудь узнает, кто его биологический отец. А настоящим отцом ему будет именно Виталий – видел я, с каким обожанием он смотрит на маленького.

Так что уже в воскресенье, пятнадцатого июля, сразу после ранней службы, мы вышли из Николаева. Кораблик был небольшой, поэтому мне дали с собой четырех «дворян» (впрочем, кавычки были уже неуместны – царь пожаловал всех «американцев» дворянским достоинством) и десяток солдат Александровского полка. С нами поехали двое «купцов». Моряки и гребцы («Борисов» мог идти на веслах) были из новопереселенцев. А еще со мной напросился Юра Заборщиков – он, в отличие от своих братьев, хотел стать сухопутным офицером, и потому просился в Измайловское училище. Так как успехи у него, по заверению его учителей, были действительно выдающимися, я согласился с условием, что он будет работать простым матросом – а после, когда мы пересядем на гужевой транспорт, помогать с лошадьми.

Погода резко ухудшилась, термометр показывал восемь градусов, а еще подул холодный ветер с дождем. Поэтому Алексея и Эсмеральду, а также Марусю с Ариадной я увидел лишь за завтраком и попросил, чтобы они не приходили на пирс – я помнил, как моя сестренка во младенчестве получила от такой погоды воспаление среднего уха. Но провожать нас пришли многие – и Виталик, и Ваня, и другие, знакомые и незнакомые, даже братья Птичкины, как я окрестил Синицына и Воробьёва. Пока Николаев потихоньку таял в дымке, я стоял и смотрел на город, заложенный не без моего участия, и на быстро превращавшихся в точки друзей, которых я нескоро увижу.

– Княже, – я почувствовал руку Юры Заборщикова на своей руке. – Холодно же, пожалуйте в каюту.

Конечно, к началу июля пыли Уайнапутины в атмосфере немного поубавилось, и солнце даже иногда обретало серо-зеленый цвет вместо тупо серого, но в море было даже холоднее и ветренее, чем на Котлине. В каюте было тепло и уютно, на столе стоял горячий сбитень и тарелка с пирожками, но мне почему-то хотелось выть волком. Конечно, меня тут никто не увидел бы, но я взял себя в руки, достал привезенный с собой еще из той жизни путеводитель по Северо-Западу России, и начал его штудировать, особенно карты местности.

Первой нашей остановкой была крепость Орешек. В двадцатом веке мы прошли ее на «Форт-Россе». Тогда она была частично в развалинах. Ныне же это была белокаменная крепость, окруженная стеной с девятью башнями. Внутри ее была цитадель, храмы, дома, лавки… В цитадели мы и заночевали, после чего мы пошли дальше, на Валаам.

Погода была бурная, ветер дул с северо-запада, но капитан знал свое дело, и семнадцатого июля мы подошли к монастырю. Да, природа была та же, что и в двадцатом веке, а вот сам монастырь узнать было невозможно. Во-первых, двадцать лет назад большинство монахов умерло от чумы, а потом пришли шведы и разрушили монастырь. Обратно его отвоевали лишь шесть лет назад, и теперь он потихонечку восстанавливался. На каменный храм Преображения Господня уже была положена деревянная крыша, и в нем проходили службы – на одну из литургий мы и попали. После этого, игумен Макарий пригласил нас на трапезу – ладожскую ряпушку и пареную репу.