Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

– Я не волнуюсь, – как можно мягче улыбнулась Пэл. – Мистер Черчилль…

– Тс-с-с! – отставной шпион поднес палец к губам. – Никаких имен!

Она покорно кивнула. Никаких имен, враг не дремлет! А у нее бдительный мистер Н даже не попросил предъявить паспорт. Того и гляди, за ним и в самом деле явятся трое в черном – с «адской» рубахой.

– Мистер Ч изучит ваши материалы самым внимательным образом.

Старичок, энергично закивав, шумно отхлебнул остывший чай.

– Уверен! Но кое-что, леди С, вы передадите ему устно.

Оглянулся по сторонам, отодвинул чашку на край стола.

– Расскажете ему только один на один. То, что летает на орбите – эфирный замок «Монсальват» – не может сесть на Землю. Какая-то ошибка в расчетах. Снизиться почти до самой поверхности – да, но не приземлиться. Разве что в качестве очень большой груды металлических обломков.

Пэл попыталась понять, насколько это важно. «Захватить и поднять над ним британский флаг, а не получиться – взорвать!» – решил дядя. Если мистер Н прав, вариант с флагом отпадает.

– И еще… В связи с деятельностью инсургентов из Цеха Подмастерьев в «Монсальвате» приняты особые меры предосторожности. Если возникнет угроза захвата, эфирный замок будет взорван. Это секретный приказ, о нем знают очень немногие. Мне тайна обошлась всего в два комплекта документов, один подлинный, второй хоть и фальшивка, но качественная. Их контрразведчик решил стать невозвращенцем, однако к Цеху Подмастерьев предпочел не примыкать, а просто раствориться. Et sui eum receperunt!.. *["397] 397 Своя своих познаша. Измененное библейское «Еt sui eum non receperunt» (Евангелие от Иоанна, гл. 1, ст. 11).

Пэл слушала, время от времени кивая, но смысл уже ускользал. Вот оно! Выход, который она безуспешно искала весь последний год! Приговор не отменить, но изменить его можно. Не корчась от боли на мокрых от пота простынях, не дырявя висок пулей. Взорвать – и все решится! В черном пустом космосе, без полированного гроба и скучных венков. Только огонь в лицо! Солдат Его Величества положено хоронить там, где их встретила Смерть.

«Худышка! Мисс Худышка!..»

Леди Палладия Сомерсет улыбнулась Смерти в лицо.

Взрывчатку все же не взяла, отговорилась отсутствием приказа. Теперь – в Париж! Сначала в посольство, передать пакет, затем на Главный почтамт, что на rue du Louvre. Дядя говорил, что так надежнее, тысячи телеграмм в день, последить невозможно.

Мужу – в Стокгольм. Прямо писать нельзя, но можно намекнуть, поймет.

Еще одну – в Лондон. Мистер Эйтз обещал, что ответят в течение суток.

А к пакету приложить записку для дяди. Мистера Н давно заждались дома. И лучше всего, если этот дом будет с крепким замком.

Все продумала? Все!

– Напрасно волнуешься, тетя Мири. Клеменция, Аргентина, «Монсальват», как ни называй – давно уже не тайна, по крайней мере, для тех, кому положено знать. Твои журналисты могли бы рассказать, что ни одно европейское правительство ничего не опровергает. Не подтверждает – да, до поры до времени, чтобы не было массовой паники. Дядя считает, что правду лучше всего сообщить в самый разгар войны, шок вышибают шоком. Если подумать, ничего особенного, на Клеменции живут такие же люди, как мы, не лучше и не хуже… А хочешь, я тебе их песню спою? Самую настоящую, инопланетную?

Ему снилась крепость. Огромная, неимоверных размеров, она поглотила весь мир, заключив в крепкий плен бастионов. Внутри плавала тьма, слышались голоса и лишь изредка мрак отступал перед вспышками желтого огня. Воздух сгустился, упруго толкая в грудь и не давая двигаться, зато, подобно гигантскому колесу, вращалась сама крепость. Мимо него и сквозь него неспешно проплывали казематы, кирпичные стены, острые зубья равелинов, камни полуразрушенной башни. Его окликали, он что-то отвечал, и это повторялось раз за разом, крепость-колесо вращалось все быстрее, скользкий пол уходил из-под ног. Еще один виток, еще… Одни и те же голоса, один и тот же разговор. И снова во тьму, сквозь камень и кирпич к неясному желтому свету…

Лонжа проснулся, вытер холодный пот со лба, привстал и снова лег, закинув руки за голову. Он никуда не ушел, в казарме темно, лишь в коридоре тускло светит электрическая лампа. И крепость по-прежнему вращается – вместе с планетой. День за днем, неделю за неделей. Дурная повторяющаяся бесконечность. Бежать? Но за стенами и рвами не ждет свобода. Там Рейх, та же дурная бесконечность, из которой нет выхода.

На что он рассчитывал, на что надеялся?

В счастливые школьные годы, когда мечталось лишь о желтой стружке на арене, они с другом часто бегали в кино. Слезливые мелодрамы вгоняли в скуку, иное дело вестерны и, конечно, комедии. Среди тех, кто смешил зрителей, часто попадались отставные монархи. Буря, пронесшаяся над Европой после Великой войны, сделала сюжет весьма актуальным. Что может быть смешнее короля в изгнании? Потертый фрак, истоптанные туфли, ордена, отданные в ломбард и неизбывная гордыня, последнее, что осталось в душе. Его величество строит великие планы, его величество грезит наяву, его величество в компании с жуликами и ворами идет отвоевывать отчий престол. Маленький Август смеялся вместе со всеми зрителями. Его это никак не касалось, жизнь была прекрасна, а жизнь настоящего циркового – вдвойне.

А на что надеяться теперь? «Скорее всего, растопчут и не заметят», – сказал он бывшему другу. Можно гордиться – заметили, если подумать, немалое достижение. Но вокруг по-прежнему крепость Горгау, за ней крепость-Рейх, а дальше еще одна, безнадежнее прочих – крепость Чужбина. Круг за кругом.

Тьма навалилась на плечи, вдавливая в тощий армейский матрас, подушка под головой стала скользким камнем. Ночь скоро кончится, но рассвет не принесет надежды. Мир-крепость будет вращаться и дальше, пока что-то, наконец, не изменится. Или в мире. Или в нем самом. Или он сам, вопреки всему изменит этот мир. Шаг за шагом, пядь за пядью.

Невозможно? Лонжа улыбнулся, отпугивая чуткую тьму. Это танк починить невозможно, а мир, вопреки всему, уже меняется. Нет дурной бесконечности, новый день – сам по себе надежда. Даже сон, если подумать, правильный, ибо позволяет верно оценить обстановку. Осталось взвесить все варианты и принять решение.

И танк можно оживить.

И жизнь, несмотря ни на что, прекрасна.

– Ваше мнение, гефрайтер?

Военный совет, младшему высказываться первым. Лонжа поглядел на лежавший посреди стола лист ватмана. Тушь еще не успела просохнуть. Сам же и чертил, чередуясь с учебным мастером.