Мэтью Кирби - Валгалла: Сага о Гейрмунне [litres]

– Тогда бери. – Гейрмунн хотел снять с пояса и ножны.

– Нет, – возразила предсказательница, коснувшись его руки. – Прибереги их для достойного оружия, которое займет место этого ножа.

Гейрмунн растерянно кивнул. Предсказательница унесла нож в хижину.

– Входи, – позвала она оттуда.

Гейрмунн проглотил ком слюны и вошел, но внутри жилища почти ничего не увидел. Мешала пелена едкого чада. Посередине комнаты, между земляным полом и отверстием в крыше, сиял солнечный луч. Остальное скрывалось в сумраке. Гейрмунну показалось, будто в углах что-то шевелится, но он старался не вглядываться, боясь увидеть то, что смертному видеть нельзя.

– Садись перед огнем, – велела предсказательница.

Гейрмунн поморгал и увидел кольцо камней, разложенных вокруг солнечного луча. Он сделал несколько шагов и сел на пол перед кругом. В лицо ударил жар красных углей в очаге. Сердце громко и часто забилось от страха и благоговения.

Предсказательница села по другую сторону очага и почти скрылась в тени. Затем она подалась вперед, вновь оказавшись в столбе света. Женщина посмотрела на Гейрмунна. Неистовый блеск ее глаз был чем-то похож на знойное безоблачное небо. Затем она швырнула нож в огонь. Поначалу ничего не изменилось. Потом деревянная рукоятка почернела, задымилась и наконец загорелась.

– Вот если бы ты убил священника, чтобы завладеть этим ножом, возможно, боги позволили бы тебе его оставить, – сказала предсказательница.

– Понимаю.

Он смотрел, как чернеет металл, и испытывал странную грусть от расставания с ножом. Он бы никогда не убил Иоанна ради ножа. Он и сейчас был благодарен священнику за доверие и доброту. Но то дело прошлое, а он пришел сюда ради будущего.

– Что ты хочешь узнать о своей судьбе? – спросила предсказательница.

Гейрмунн смотрел, как вокруг лезвия пляшут языки пламени, а само оно раскаляется докрасна.

– Однажды мне сказали, что моя судьба приведет к предательству и позорной сдаче. Я видел то и другое и теперь желаю знать, что ждет меня впереди.

– Ты действительно хочешь это знать? Уверен? Прежде чем ответить, запомни: богам нет дела до того, что ты надеешься услышать. Они видят только правду и предпочитают ее не скрывать.

Гейрмунн глубоко вдохнул. В хижине пахло пеплом и засохшей кровью.

– Уверен, – ответил он.

Предсказательница кивнула и откинулась назад, скрывшись в тени. Однако Гейрмунн и сейчас видел мягкое свечение ее глаз. Женщина долго смотрела на него. Ему показалось, что она смотрит даже сквозь него, проникая в самую глубь и дальше – в опасное место, куда бы он никогда не решился отправиться, где безумие и мудрость становятся волнами одного моря.

– Предательство и сдача. Это часть твоей судьбы.

Гейрмунн вздохнул. Он-то надеялся, что и то и другое уже позади.

– Но, – продолжала предсказательница, – тебе уже дали способ их преодолеть.

– Какой способ?

– Узнаешь, – сказала женщина.

Она закрыла глаза, а когда снова открыла, подалась вперед и посмотрела на Гейрмунна; пристально, как в первый раз, из двери хижины. Многое видела она, но не столько, сколько видели боги.

– Ты получил ответ, – сказала она.

– Да, получил.

Дым кусал ему глаза, отчего они слезились.

– Но ты предупреждала меня: это не тот ответ, на какой я надеялся.

– Война бушует внутри тебя, Гейрмунн Адская Шкура. В этом ты очень похож на Эйвор Отмеченную Волком. – Предсказательница посмотрела на нож в очаге. – Но теперь боги станут благоволить тебе так, как не благоволили прежде. Да будут же они следить за тобой.

Гейрмунн кивнул. Он поблагодарил предсказательницу и, пошатываясь, вышел из хижины на солнце. Там моргал, тер глаза и глотал чистый воздух, пока ноги не обрели твердость. Вернувшись в дом Эйвор, он выпил эля и вместе с воинами отдыхал до вечернего празднества. А затем начался обещанный Эйвор пир. Гейрмунн вдоволь наелся мяса, от которого почти отвык, живя в монастыре. Он угощался кабанятиной и козлятиной, добавив к ним и гусятину. Все это он смывал в желудок элем и медовухой, потеряв счет выпитым рогам. Он смеялся и играл в тога-хёнк с жителями Равенсторпа, но быстро понял, что выигрыш всегда на том конце веревки, за которую держится Тарбен: могучий, похожий на медведя человек. Когда-то свирепый, грозный воин, он стал пекарем и теперь месил ручищами тесто, снабжая хлебом Эйвор и ее поселение.

Мало-помалу гостей одолевал сон. Одни двинулись на нетвердых ногах по домам, другие уснули там, где сидели: на скамьях или на полу. К Гейрмунну подошла Эйвор и села рядом, удовлетворенно вздыхая. Ему подумалось, что такой довольной она бывает редко.

– Хорошее празднество, – сказала она.

– Я словно побывал дома, в Авальсснесе, – произнес Гейрмунн. – Не знаю, где теперь мой дом.

– Что скажешь про Бьярмаланд?

– Я там никогда не бывал. Мать рассказывала, что дома и деревни стоят там у самого моря. Жители очень похожи на финнов, но не внешностью. Многие совершают приношения нашим богам, но одновременно они молятся и своему богу Йомали.

– Думал ли ты когда-нибудь поплыть туда?

– Отец и слышать не хотел о том, чтобы дать мне корабль. Но я бы не прочь побывать там.

Эйвор посмотрела на него и вдруг спросила:

– Это правда?

– Ты о чем? О плавании к Бьярмаланду?

– Нет, о том, что говорят про тебя и твоего брата. Льювина и в самом деле обменяла вас на сына рабыни?

Гейрмунн не мог припомнить, когда в последний раз кто-то осмеливался спрашивать об этом. Но он часто видел молчаливый вопрос в глазах многих людей.

– А твой язык по-прежнему волен, – сказал он.

– Выпила много. Можешь не отвечать, если…

– Да, по большей части это правда. Но не совсем такая, как ее нередко рассказывают. Начать с того, что мы с братом родились раньше срока.

– С близнецами такое часто бывает, – сказала Эйвор.

– Да, однако преждевременные роды испугали мою мать. Она была молода, недавно вышла замуж. Наш язык знала плохо, а отец часто уходил в море. Хоть и муж, он оставался для нее почти чужим. Она не знала, как поведет себя отец, увидев, что сыновья совсем на него не похожи. Боялась, что подумает, будто еще до замужества с ним она зачала нас от другого мужчины.

Эйвор понимающе кивнула:

– А про рабыню тоже правда?

– Ее зовут Агада. – При мысли об Агаде у Гейрмунна сдавило горло. – Она тогда родила сына. Агада прекрасно поняла корни страха моей матери и захотела ей помочь. Но не думаю, что она сама предложила матери поменять нас на своего сына. Скорее этого требовала мать.

– Боги, значит, это правда! – покачала головой Эйвор.

– Мать сказала бы тебе, что тогда была не в своем уме, что роды проходили тяжело и выбор она сделала под влиянием страха и боли. – Гейрмунн поднял голову к потолочным балкам, между которыми клубился дым, но мысленно он был далеко отсюда, обратившись к воспоминаниям. – Будь моя мать здесь, она бы сказала, что и не собиралась надолго оставлять нас с братом у Агады. Еще добавила бы, что хотела лишь уберечь нас, и что сразу же пожалела о содеянном, и что сожаление не оставляло ее все последующие годы. Конечно, она должна была бы довериться отцу, но когда все это поняла, обмен уже совершился.