Александр Борисов - Так не бывает, или Хрен знат [= Хрен знат] [litres]

Елена Акимовна тоже держалась за эту моду. Она у неё была одна и на всю жизнь. Дед, правда, фуражек защитного цвета не признавал, жарко в них голове при его ранении. Дома обходился соломенной шляпой, а в город надевал фетровую.

Он заехал во двор через пару минут после бабушки. Верней, не заехал, а завёл велосипед руками и поставил его у лестницы, ведущей на чердак. В углублении над переносицей – мелкие капли пота. Рубаха хоть отжимай. Намахался тяжеленной тяпкой.

– Ну слава богу! – сказал.

Надо понимать, пошабашил.

Бабушка норовила ухватить меня за штаны, но промахнулась. Куда ей с кастрюлей в руке! Я был уже рядом с дедом. Больной не больной, а какой же я «хвостик», если его не встречу? Наверное, лет с пяти мы с ним, как иголка с ниткой. И виноградную лозу сажали у Корытьковых, и штукатурили стены на половине Ивана Прокопьевича. Был у меня мастерок по руке и небольшая затирка. Еложу, бывало, раствором по стенке и, если что-то не получается, – в слёзы. Дед подойдёт, поправит: учись, мол, ремесло на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится…

С окрестными пацанами я сходился трудно и долго. Народец суровый, неадекватный. Не умеешь за себя постоять – на улице ты никто. В лучшем случае встретят подсрачником. Вот и держался за деда, пока не напрактиковался давать ответку.

– Тут заяц гостинец тебе передал. – Дед важно, не торопясь, снял с руля потёртую кирзовую сумку. – И куда я его положил?

– Какой ещё заяц? – не сразу догнал я.

– Откуда я знаю, какой? Среди моих знакомых нет ни одного зайца. А этот бежал мимо, хвостом отмахнулся от мухи и говорит: «Вы, часом, не дедушка мальчика Саши, который живёт возле смолы?» – «Да, – отвечаю, – это мой внук». – «Тогда передайте ему кусочек белого хлеба. Пусть выздоравливает».

Боже мой! Как я мог позабыть эту старую сказку о зайце?! Почему не забрал с собой во взрослую жизнь, ни разу не рассказал своей маленькой дочери? Сколько смысла в слове «беспамятство»! Сначала мы уйдём от истоков, потом потеряем страну.

Отворачиваюсь, чтобы скрыть набежавшие слёзы, погружаю зубы в горбушку, пропахшую полуденной степью. Дед снимает с багажника мешок со свежей травой, ставит на место тяпку. Сейчас он пойдёт ополаскиваться под душем. Поэтому бабушка не спешит разливать борщ по тарелкам.

– Ну как тебе заячий хлеб? – Нет, дед сел покурить.

– Вкусно! – говорю, не кривя душой. Разве бывает другим настоящий кубанский хлеб без диоксида серы, диацетата натрия, L-цистеина, сорбатов и эмульгаторов? А сам подбираю слова, думаю, как бы ему тактичней напомнить о стиралке и велосипеде. Ну, так, чтобы не обиделся. Эх, была не была! Выпалил, будто прыгнул с обрыва в реку: – Только лучше бы тот заяц снял с чердака «Белку» и «Школьник»!

Дед плюнул, ушёл в душ. Как и все в его времени, он тот ещё ретроград. Я мысленно чертыхнулся: хреновый из меня менеджер. Не смог донести, выставить с выгодной стороны все прелести модернизированного труда.

Бой курантов я пропустил. В эфире центрального радио шла передача «Время, события, люди», в которой рассказывалось о трудовых буднях Ленинградских метростроителей. Я уже приготовился сопереживать, но услышал из кухни нечто, для себя неожиданное:

– Сашка, к столу, обедать пора!

И так на душе стало хорошо, будто меня простили после серьёзной провинности. Я даже без лишних напоминаний слетал в огород и сорвал два стручка горького перца. Себе и деду.

Борщ был наваристый, вкусный, со свежей сметаной. Бабушка убила на его приготовление два с половиной часа. Без разных там скороварок, газовых плит и покупных приправ, на чистом, живом огне делаются такие шедевры.

– Я кое-где в междурядье картошки веники досадил, – докладывал дед. – Если погода даст, успеют созреть. Ты, кстати, учителю своему спасибо скажи. – Это уже он обратился ко мне. – Ох и знатно его агрегат веничьё очищает! Метёлку почти не дерёт.

Чёрт побери, это было очень приятно слышать! И главное, в тему сказал. Ну как ударить в ту же самую точку?

– Это же Юрий Иванович мне подсказал насчёт велотяпки. Он свои десять соток пропалывает ею за час.

Дед поперхнулся, закашлялся, набрал из ведра кружку воды, запил информацию.

– Жримовчки, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла бабушка.

Но Степан Александрович крепко уже завёлся.

– Ну ладно, велосипед, – сказал он с досадой, – в конце концов, он твой, можешь его раскурочить. Ты мне честно скажи, зачем тебе «Белка»? Хочешь скрутить двигатель, чтобы поставить его на какую-нибудь чертовину? Смотри, если увижу, будет тебе…

Дед ещё не придумал, как меня лучше гипотетически наказать, а я его уже перебил:

– Хочу, чтобы ты её починил!

– Я?! – изумился он. – Ты, часом, внучок, не сказился? Нашёл, понимаешь, специалиста по стиральным машинкам! Может, подскажешь, как?

– Девяносто процентов от всех неисправностей находятся визуально, – сумничал я и тут же сослался на авторитет: – Так говорит наш учитель труда. Сними боковую крышку и сам увидишь, что нужно немного сдвинуть плиту, к которой крепится двигатель, и натянуть ремень привода активатора.

– Он там, на чердаке, уже всё излазил, – предположила бабушка. – Ну чисто американский шпион! Хоть под язык прячь, найдёт всё одно.

– Хворостины давно не пробовал! – Дед опять взялся за ложку. – Дождётся он у меня…

– Тут Катька давеча заходила, – Елена Акимовна искусно перевела разговор в более безопасное русло, – в Ерёминскую она собирается, за клубникой. Нашего Сашку в помощники просит.

Я посмотрел на деда глазами Мухтара. Всем своим преданным видом упрашивая: отпусти! Не просто же так бабушка Катя отпросилась с работы, чтобы во вторник, в будний рабочий день, ехать в такую даль? Запросто может случиться, она уже знает, как превозмочь мамкино родовое проклятие.

– С Пимовной можно, – сказал дед. – Пусть едет. Уж кому-кому, а соседке своей не помочь – самое последнее дело.

– Так болеет же он! – всплеснула руками бабушка и уронила ладони на фартук.

– У неё поболеешь…

Минут через сорок оба наших семейства уже воплощали в реальность мою задумку. Степан Александрович орудовал наверху, Иван Прокопьевич страховал его с лестницы, а обе Акимовны осуществляли общее руководство. Нет, дурную работу дед делать не стал бы. Сначала он залез на чердак, снял боковую крышку стиральной машины, убедился, что я был прав, и только потом обратился за помощью к родственникам-соседям. Один он не управился бы. «Белка-2» – хламина килограммов на пятьдесят. У неё габариты впритирку с чердачным лазом.

Меня, чтоб не путался под ногами, отправили в дом: «Не ровён час сверху что-нибудь упадёт!» Я попытался протестовать, мол, не хочу, но за взрослыми с ответом не заржавеет.