Александр Борисов - Так не бывает, или Хрен знат [= Хрен знат] [litres]

– Совсем нету работы, – вздохнул Фрол, поймав мой оценивающий взгляд. – С апреля, считай, ни одного заказа. А года четыре назад, когда тут была РТС, так уголь не успевали возить…

Он, кряхтя, опустился на корточки и принялся доставать из-под верстака свой золотой запас. В дело годилось всё. Число оборотов двигателя мало сказывается на качестве очистки сырья. Я выбирал нужный, исходя из размеров, веса, длины и конфигурации вала.

– Вот этот пойдёт.

Колдун проследил за моей ногой. Чтобы не ошибиться, вслух зачитал содержимое шильдика:

– «МГП ВОС, 1400 оборотов, 7,5 кг». – В обратном порядке он всё лишнее убрал под замок и спросил, водружая движок на верстак: – Ты для чистилки ничего путного не нашёл?

– Нет, – виновато ответил я.

– А что она хоть собой представляет, эта насадка?

Я взял жестяную кружку, которой кузнец зачерпывал воду, приставил её донышко к валу движка. Для ясности повторил:

– Железный стакан с фланцем для фиксации на валу. Диаметр и длина в пределах разумного.

– Ну да, ты ж говорил, с ребристой поверхностью, – кивнул колдун. – Надо ж как просто, а я ни за что не дотумкал бы! Ну, Сашка, едрит твою в кочерыгу, спасибо, что надоумил.

– Вам спасибо, дяденька Фрол, – тихо ответил я.

– Потом будешь благодарить, когда слово моё до Бога дойдёт! – строго сказал он и блеснул единственным глазом.

– Сашка-а! – где-то поблизости закричала бабушка Катя.

– Ку-ум! – вторил ей голос бабки Глафиры. – Идить, завтрак остынет!

– Мы здесь! – закричал я, подбегая к дверям.

– Вот бабы, лихоманка их побери! – недовольно сказал Фрол. – Знают, что я в кузне, сами сюда идут, а крику на всю станицу. Пора собираться. Ты для себя ничего тут не присмотрел?

Я хотел попросить какой-нибудь двигатель, но вспомнил лицо колдуна, когда он прятал под ключ свой золотой запас, и понял, что зажлобит. Поэтому указал на обрезок стальной полосы, валявшийся у стены в общей куче делового металла:

– Вот эту железку я себе взял бы.

– Эту? Да забирай! – расщедрился Фрол. Подумал немного, спросил: – А зачем тебе сталь, для баловства?

– С обеих сторон заточу и сделаю велотяпку.

– Че-во-о?! – Единственный глаз колдуна округлился до невозможности и едва не покинул орбиту. – А ну повтори, что ты собираешься сделать?!

– Ве-ло-тяп-ку, – громко и по слогам произнёс я. – Это такое приспособление, которым можно полоть, окучивать картошку и нарезать рядки, толкая велосипедную раму перед собой. Так легче и намного быстрей.

– Да ну? – не поверил колдун.

Хотел ещё что-то спросить, но не успел.

– Вы что тут, оглохли?! – с порога наехала бабушка Катя. – Яичница стынет, я из сельпа бутылочку принесла. Орём во дворе в два голоса, а им хоть бы хны!

– А пылищи, пылищи! – закрутила носом Глафира. – Как всё одно на скотном дворе! – И тоже спросила: – Чего это вы тут?

– Да вот, – сориентировался Фрол. – Тяпку хотим сделать. Такую, чтобы полола сама.

Только его слова никто не принял всерьёз.

– Нашёл время шутки шутить, – с укором сказала Пимовна. – Завтра с утра на работу, ехать уже пора, хотим попрощаться как люди, а он ерунду буровит!

– Тако-ое! – поддержала её бабка Глафира.

– Ладно, Сашка, – сдался колдун, – тяпку я тебе наточу, всё остальное в другой раз. Если, конечно, он когда-нибудь будет. Где там твоя железяка?

– Пять минут у тебя! – сказала бабушка Катя и посмотрела на ходики. – Через пять минут мы повора… – Остальные её слова заглушил электронаждак.

Я сначала смотрел, как работает Фрол. Потом обратил внимание на содержимое шильдика. «Министерство просвещения РСФСР. Главучтехпром. Механический завод № 8, г. Касимов Рязанской области». Не успел удивиться, почувствовал боком нетерпеливый локоть Екатерины Пимовны. Обернулся, прочёл по губам: «Что это он делает?»

– Тяпку, – ответил я.

Ответил до неприличия громко потому, что в этот момент Фрол плавно переходил на более мелкий круг с другой стороны ротора.

– Какая же это тя… – успела сказать Глафира, а бабушка Катя схватила меня за руку и вывела на крыльцо.

Не дожидаясь допроса с пристрастием, я рассказал женщинам всё о своём будущем агрегате. Рассказал, не жалея красок, потому, что доподлинно знал: только их высочайшее повеление стоит на моём пути к намеченной цели, только оно позволит мне довести свой замысел до ума. Вряд ли в ближайшем будущем подвернётся такая оказия, когда в одном месте срастаются и кузнец рядом с железом, и его добрая воля. Каюсь, немного соврал. Сказал, что заросший осотом и одуванчиком огород колдуна можно, не напрягаясь, привести в образцовый порядок за каких-нибудь сорок минут. И семя упало в добрую почву.

– Я тоже такую хочу! – обронила бабка Глафира. Жалобно так.

А Пимовна промолчала. Но зато, когда Фрол вышел из кузницы с наточенной шинкой в руке и громко сказал «Всё!», конкретно наехала на него:

– Что всё, что всё?! Ты, женишок, если взялся за дело, доводи его до конца!

– Вот и пойми этих баб, – стал плеваться колдун, когда женщины ненадолго ушли. – То «ехать пора», а то вдруг «доводи до конца»! Где гнуть-то?

Я в который раз объяснял, что тяпка должна захватывать всю ширину междурядья, поэтому низ режущей кромки должен плавно, почти незаметно описывать полукруг. Где широко – там нажал, где узко – чуть отпустил. И Фрол послушно засопел над ручным станком трубогибом.

В итоге у нас получилась конструкция, внешне напоминающая греческую букву омега. Сверху к ней был приварен кусок уголка от двухштыревой траверсы и полуметровый обрезок водопроводной трубы, найденные здесь же, на свалке.

– Смотри, Сашка, – принялся стращать меня Фрол, сбивая окалину молотком, – если что-то не так, лучше сразу скажи. Упаси господь, обмишуримся, бабы с нас шкуру спустят!

Я обдирал с направляющей краску, когда женщины принесли старую велосипедную раму, переднее колесо, ведёрко с водой и веник. Пол в кузне был земляной, можно не мыть.

– Идить во двор! – властно сказала бабка Глафира, открывая окно. – Мы тут хоть чуток приберёмся.

Фрол сел на траву, вытянул ноги, опёрся спиной о боковину крыльца. Он больше не прятал лицо от тех, кто принимал его целиком, таким, как он есть. Наоборот, с удовольствием подставлял свой безобразный шрам под солнечные лучи. Я примостился рядом. В траве скрипели кузнечики. Им вторила беспокойная горихвостка, обустроившая гнездо под коньком крыши. Нет у Господа маленьких и больших, сильных и слабых. Все равны под небесным крестом, все в меру сил толкают тяжёлое колесо, имя которому – жизнь…

Прощание вышло скомканным и затянулось почти до обеда, потому что совпало по времени с испытанием велоблока. Меня к нему, кстати, ни разу не допустили. Взрослые люди, а всё одно как дети. Не успеет Фрол пройти полтора рядка, Пимовна вырывает раму из рук: «Дай я!» А у самой уже над душой бабка Глафира стоит. Так женщины увлеклись, что подгорели котлеты. Зато и управились за двадцать минут. Там-то картошки той от силы сотки четыре, земля в междурядье мягкая, без единого камушка, плюс тяпка со свежей заточкой. Не скажешь, что одноглазый фаску снимал и кромку до ума доводил.