Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

– Он украл у меня мою табакерку! – ткнул пальцем Мансур в грудь Махсуму.

– Врет! – Махсум сложил руки на груди и отвернулся.

– Я? Вру? – задохнулся Мансур. – Это бродячая собака забывает, с кем говорит! Обыщите его! – бросил он возникшей на пороге страже.

– Да сколько угодно! Только потом я пожалуюсь на вас самому эмиру за клевету, – презрительно заметил Махсум.

– Раньше тебя казнят за воровство, паршивый сопляк!

Стражники приблизились к Махсуму, один из них быстро, но тщательно, со знанием дела ощупал одежду Махсума и вновь отодвинулся.

– У него ничего нет, кроме кинжала и меча, – доложил он.

– Как это? – не поверил своим ушам Мансур. – Но она должна быть у него. Я сам видел! Он еще табак понюхал и чихнул на меня! Видите? – указал Мансур на свое влажное лицо.

– Знаете, достопочтенный визирь, – предположил Гасан, оглаживая бороду. – Мне кажется, на вас не чихнули, а… я даже боюсь предположить что сделали. Ведь так намочить халат.

– Что ты себе позволяешь, гнусный погонщик верблюдов и ишаков вроде тебя самого? – в ярости затопал ногами Мансур.

– Но ведь это вы сказали, что он на вас чихнул, а я всего лишь сделал предположение. И я совершенно, кстати, не понимаю, что вы привязались к этим людям? Сначала обозвали их, теперь обвиняете в воровстве.

– Но он и есть вор!

– Клевета, – спокойно сказал Махсум. – А вы обыщите и его. Я уверен, табакерка у него во внутреннем кармане халата.

– Нет у меня ника… – начал было Мансур, хлопнув себя по груди рукой, и тут же заткнулся, нащупав пропажу. – Но этого не может быть!

– Видите, теперь он выкручивается.

– Молчи, презренный шакал в человеческом обличье! – набросился на Махсума Главный сборщик налогов. – Это ты мне подсунул эту проклятую табакерку.

– Мне кажется, он не в своем уме, – пожал плечами Махсум, прячась за стражников.

– Похоже на то, – нахмурился Гасан. – Мансур-ако, мне очень жаль, но вам лучше уйти.

– Как… Что?.. Что ты сказал?

– Я говорю, вам лучше покинуть эту комнату. И еще мне придется доложить об этом прискорбном происшествии самому эмиру! Мне не совсем понятно, за что вы так невзлюбили этого прекрасного и отзывчивого молодого человека.

– Да вы в свое уме? – округлил глаза Мансур. – Это вор! Вор он, понимаете?

– Стража, проводите визиря, – отдал команду Гасан, и двое стражников тут же подхватили Мансура под руки и потащили вон из комнаты.

– Это вор, проклятый вор! – продолжал надрываться тот. – Вы не понимаете! Отпустите меня, я визирь! Визи-и-ирь!..

– Прошу прощения за это прискорбное недоразумение, – склонил голову Гасан в извинительном жесте. – Эмир вскорости вас примет. А пока он посылает вам скромные угощения, – Караванщик дважды хлопнул в ладоши, и слуги, ожидавшие в коридоре, внесли деревянный резной столик, уставленный яствами.

У Махсума с Ахмедом, у которых с прошлого вечера во рту крошки не было, сразу потекли слюньки и загорелись глаза. И чего на столе только не было! И жирный плов с бараниной, и шашлык, и наваристая мастава, и разные салаты, и десерты на любой вкус. С трудом дождавшись, когда все выйдут, и двери закроются, Махсум со своим телохранителем накинулись на еду, отдав должное всему, что было на столе. Только через полчаса они откинулись на подушки, отодвигая от себя столик с опустевшей посудой.

– Знаете, шеф, – произнес разморенный слишком сытным завтраком Ахмед, – в служении добру есть свои плюсы. Я так вкусно уже давно не ел. Если честно, то вообще никогда.

– Да, – согласился с ним Махсум, косясь на пирожные и не в силах решить, хочет он их или нет.

– Ну что мы с вами ели до того? Подгорелый шашлык, плов с разваренным рисом, жидкую шурпу. Признаюсь, наш Садык совершенно не умеет готовить.

– Да, – вновь согласился с ним Махсум, решив все-таки взять пирожное.

– А лагман? Он совершенно не умеет готовить лагман! Не говоря уже о размазне, которую он гордо именует мантами!

– Да, – в третий раз произнес Махсум, поднося пирожное ко рту, но в этот момент двери распахнулись, и в них вошли Гасан и двое слуг, что не так давно принесли столик.

– Светлейший эмир ожидает вас! – доложил Гасан. – Прошу вас пройти со мной.

– Но я… – Махсум уставился на пирожное.

Слуги приблизились к столику. Один из них наклонился, вытащил из пальцев Махсума пирожное и положил его обратно на столик, а другой слуга подсунул Махсуму тазик с водой. Махсум подумал и пополоскал в нем пальцы. Первый слуга протер их чистой тряпочкой. Тазик поднесли Ахмеду, но тот уже обтер по привычке руки прямо об штаны, и необходимость мыть их отпала сама собой.

– Идемте же! Не стоит заставлять ждать всесильного эмира, – занервничал Гасан.

Махсум с Ахмедом поднялись из-за стола и поплелись следом за караванщиком. Меньше всего сейчас разбойникам хотелось предстать перед эмиром. После крайне сытного завтрака их порядком разморило и тянуло в сон, особо если учесть, что ночь выдалась бессонной и крайне насыщенной событиями. Зевая на ходу и потирая слипающиеся глаза, Махсум вслед за Гасаном вошел в огромную залу и огляделся по сторонам. Ахмед остановился за его спиной, затравленно косясь на Белых Воинов, стоящих вдоль стен. Но тем ни до чего не было дела, тем более, до какого-то там Ахмеда.

Зала оказалась светла и просторна. Множество широких окон от пола до потолка давали столь много света, что, казалось, находишься на улице, а не в помещении. Сводчатый потолок украшал затейливый барельеф с изображением некой батальной сцены. Барельефы на тему флоры также украшали и стены залы. Довольно тонкие на взгляд Махсума колонны, расположенные двумя окружностям в центре зала, одна в другой, подпирали высокий потолок. Полы затейливо выложены мраморной мозаикой. А главной достопримечательностью залы являлся, разумеется, сам эмир, сидящий на подобии невысокого синего диванчика в окружении своих советников.

Махсум никогда в жизни до этого не видевший эмира, уставился на него и смотрел, не отводя глаз. Эмир смотрел на Махсума, но взгляд его Махсуму не понравился.

– Ты не слишком почтителен, юноша! – произнес эмир, едва разлепив губы, но голос громом отозвался в ушах. Махсум ощутил тычок чем-то тупым в спину и упал на четвереньки. Как оказалось, он один продолжал стоять, когда другие уже отбивали поклоны повелителю правоверных, стоя на карачках. – Но мы тебя прощаем. Встаньте все!

И все тут же поднялись с колен, но никто не поднимал головы. Махсум тоже решил последовать их примеру, вдруг еще с дури глаза выколют, как в спину ткнули – с них станется!

– Наслышаны о твоих деяниях… забыли, как тебя зовут? – пощелкал пальцами повелитель правоверных, обращаясь к своим советникам.

– Махсум, – подсказал один худой старик с белой жидкой бородкой на манер козлиной. – Его зову Махсум, о великий эмир.